тно ответила я. Руби пришла в ужас.
– Как? Выпускной ведь раз в жизни бывает. Такое нельзя пропускать.
– Мне он незачем. Переживу как-нибудь.
Руби взглянула на меня с грустью. Как на глубоко несчастного человека. Поэтому я поспешила пресечь все ее дурацкие мысли насчет моего решения:
– Я просто не хочу приходить на вечер, полный людей, которых недолюбливаю. Все будут танцевать, веселиться, орать, как всегда. Это просто не для меня.
– А мы с Рэем? Мы там тоже будем. Мы будем все вместе, и никто тебя не тронет.
Мне захотелось напомнить ей, что мы не так давно знакомы, чтобы я могла с уверенностью им доверять, но вместо этого я выбрала молчать и не казаться грубой.
– Спасибо, но я все же своего мнения не поменяю. Не хочу приходить на выпускной, и все.
– Ты не придешь на выпускной?
Я не ожидала услышать голос Элиаса, поэтому, едва он раздался, у меня внутри все завибрировало. Это такое странное, непонятное, стремное, в общем, чувство.
Я повернулась к нему лицом, потому что стоять спиной еще опаснее и страшнее.
– Привет, Элиас, – улыбнулась Руби.
– Привет, – кивнул он, но глаз от меня не отвел. – Чего это я только что услышал? Ты реально не придешь на выпускной?
– Подслушивать некрасиво.
– Не соскакивай с темы, восточная красавица.
Я тяжело вздохнула, чувствуя себя засранкой, отчитывающейся перед родителями за какой-то нехороший проступок.
– Да, не приду я на ваш идиотский выпускной. В чем проблема? С чего это мое присутствие так вас волнует?
Элиас закрыл мой шкафчик, который разделял нас, подошел ближе.
У меня ноги подкосились.
– Ты дурочка, – сказал он вдруг, улыбнувшись. – Как, блин, можно пропускать выпускной?
– Вот так! – громко произнесла я. – Представь себе, можно… И сам ты дурак!
Услышав, как хихикнула Руби, я бросила на нее гневный взгляд, и она замолчала, пожимая плечами и извиняясь.
– Вы, ребята, просто очень милые, – призналась она. – Не сдержалась.
Вопреки стараниям не выдавать себя, я повернулась в сторону Элиаса и увидела в его глазах радость от услышанного. А я снова начала втихаря фантазировать, представлять нас парой. Но быстро прекратила этот абсурд, тряхнув головой.
– Я пошла. – Поставив их перед фактом, я развернулась и потопала к лестнице, намереваясь подняться на второй этаж, где пройдет наш урок.
Но Элиас пошел за мной.
– Нет, так дело не пойдет, – цокнул он. – А смысл тогда мне приходить на выпускной, если тебя там не будет?
– Там всегда будут твои драгоценные друзья. Не много потеряешь.
– Драгоценна для меня сейчас только ты.
Ох, снова, кажется, бабочки зашевелились.
– Не болтай ерунду, Элиас. – Я старалась не останавливаться и не смотреть на него, пока поднималась по ступенькам, проходя мимо других школьников, выбравших пустое трепанье языком и смех над глупостями. – И прекращай.
– Что прекращать? – в недоумении спросил он.
– Это.
Я понадеялась, что он сам догадается о продолжении. Но Элиас настоял на том, чтобы я договорила.
– А подробнее?
– Прекращай вести себя так, словно тебе не плевать на меня. Я лицемерие ужасно не люблю.
– А я не люблю, когда человек, который мне нравится, игнорирует мои чувства. – Он ухмыльнулся и добавил: – Но я же все еще стою здесь и терплю.
– Это все неправда.
Я снова почувствовала себя настолько уязвимой, что, казалось, любое слово может разбить меня вдребезги.
– Ламия, – произнес Элиас. Третий раз за наше знакомство он назвал меня по имени, и я была готова позволить улыбке растянуться на губах, но сдержалась. – Когда ты уже поймешь, что я не тот идиот, которого ты встретила в первые дни?
– А как я должна это понять?
– Достаточно было бы прикоснуться к моей груди, чтобы ощутить стук сердца. – Он помолчал несколько секунд, затем фыркнул и развел руками. – Вот блин, что ты со мной творишь? Я уже разговаривать начал цитатами из книг.
Я едва сдержалась, чтобы не засмеяться.
– Вот увидишь, я докажу тебе, – продолжил Элиас. – А то ты меня уже бесить начинаешь своим недоверием.
Я возмутиться хотела, но вместо этого просто промолчала.
– Что у тебя сейчас? – спросил он.
– Биология.
– У меня тоже. Пойдем вместе?
Я опустила взгляд на его руку. Карандашик голубоватого цвета. Все тот же. Он мне его протягивал.
– Ну, давай, – взмолился Элиас, улыбаясь. – Возьмемся за «руки»? Как и договаривались.
– Зачем?
Смешно, наверное, я выглядела со стороны, но мне очень-очень хотелось немного поприкалываться над ним. Так же, как он это делал со мной.
– В смысле зачем? Потому что мы будем выглядеть, как милая парочка.
– Зачем нам выглядеть, как милая парочка?
– Ламия, блин!
Он уже убрал карандаш от отчаяния и почти взвыл. Я случайно усмехнулась. Элиас заинтересованно взглянул на меня.
– Я понял! Мне нужно унижаться перед тобой, чтобы ты улыбалась. Я правильно понимаю? Тебе доставляет удовольствие меня унижать.
– Если честно… да.
– Ну класс!
Я вполне могла бы хохотнуть, но приходилось вечно напоминать себе, что нельзя показывать свои слабости. А улыбка и смех – это они и есть.
Мы двинулись дальше, поскольку даже не заметили, что остановились посреди коридора, увлеченные беседой.
– У меня назрел вопрос, – произнес Элиас, и я снова убедилась в том, что без болтовни он не может прожить и минуты. – Что мне сделать, чтобы ты согласилась со мной встречаться?
Такого вопроса я не ожидала. Сердце забилось быстрее, словно от нервного тика.
– Ну, как у вас там принято? – продолжил он. – Я просто не в теме. Может, какие-то ритуалы проводятся?
– Да, – кивнула я. – Нужно выйти ровно в полночь, когда на небе четко вырисовывается луна. Сесть с Кораном возле дерева, открыть суру «Аль-Фатиха», прочитать ее около десяти раз… А потом прыгнуть с обрыва, думая о возлюбленной. Утром тебя найдут, соберут кости и воскресят. Вы обязательно поженитесь. Ритуал сработает.
Всего секунду Элиас слушал меня с неподдельным интересом, а теперь громко цокнул, когда понял, что я просто пошутила.
– Вот тебе смешно, а я же реально хотел уже будильник ставить на полночь и прикидывал, где в округе есть обрыв.
Я снова издала смешок. На этот раз больше похожий на чистый искренний смех. Зажала ладонью рот от неожиданности.
– Почему ты боишься мне улыбаться? – Он вдруг посерьезнел.
– Не понимаю, о чем ты.
Мы уже вошли в класс, игнорируя шумную тучу подростков.
– Ты хочешь казаться холодной и бесчувственной.
Его проницательность меня поразила. Хотя, быть может, я просто недооценивала людей, а на деле каждый мог сказать обо мне то же самое, лишь несколько минут понаблюдав за моим поведением со стороны.
Я решила ничего не отвечать.
– Почему? – не унимался Элиас. – Со мной ты, по крайней мере, можешь быть открытой.
Я молча достала учебник и села за парту.
– Ты все еще не уверена во мне? Думаешь, я второй Честер? Или Кристина?
– Ты их друг.
– Но это не значит, что я такой же, как они.
– Может быть, – согласилась я.
Элиас подвинул свой стул, сел рядом и принялся ловить мой взгляд, который я упрямо отводила. Что-то странное происходило в животе, когда он на меня смотрел. Поэтому я старалась избегать зрительного контакта.
– Мне ты можешь доверять. Я никогда еще не делал для кого-то того, что делаю ради тебя.
– Например?
– Например, заговорил с тобой, несмотря на это. – Он приподнял край толстовки, слегка обнажая пресс, и продемонстрировал мне длинный шрам, тянущийся от одной подвздошной кости к другой.
От удивления я затаила дыхание, представляя, как, наверное, больно было его получить. Но не смогла представить, при каких обстоятельствах это могло случиться.
Элиас опустил толстовку.
– Что это? – спросила я.
– Когда мне было шесть, – начал он, немного выждав паузу, – я играл во дворе со своими друзьями. Гоняли мяч, как всегда. И как-то мы наткнулись на троих мальчишек, на вид наших ровесников. Они были настроены не так дружелюбно, как мы. В общем, они избили нас палками. Мои друзья успели сбежать, но вот я… Меня повалили на землю и порезали… Мальчишки эти… они говорили на арабском. Я точно это знал, потому что уже слышал этот язык. Крови было много. Настолько, что я в деталях помню, как выглядела рана, когда они это сделали.
Пока он рассказывал, я заметила, как в его глазах появилось что-то… страшное. Будто его до сих пор режут.
Мне в миг поплохело. По двум причинам. Вот так вот, сидя на предстоящем уроке биологии за своей партой, перед которой устроился Элиас, я впервые поняла, отчего он был настроен враждебно по отношению ко мне с самого начала. Почему пытался задеть, унизить. У Честера и Кристины вряд ли были веские на то причины, но у Элиаса… они были.
А вот вторая причина… Я представила себе маленького черноволосого мальчика, которого друзья бросают в беде. Мальчика, которого толкают, бьют, пинают, а потом вырезают на тонкой коже длинную линию, совсем не испытывая сожаления. И это, возможно, были, ребята той же национальности, что и я. Которые наверняка себя теперь мусульманами называют. И их родители тоже.
Меня с головой накрыл стыд.
– Я… – Мой голос казался охрипшим, будто я его сорвала. – Мне очень жаль.
Самое глупое, что можно было вообще сказать. Но Элиас лишь улыбнулся. Вот так просто.
– Ты не должна испытывать стыда за тех детей, – сказал он уверенно. – Прежде я считал, что вы все такие. Плохие, злые, жестокие… Но ты меня переубедила, Ламия. Благодаря тебе я теперь знаю правду.
После урока биологии Элиас исчез.
Я не видела его ни на следующих уроках, ни на перемене, ни в столовой.
Мне начинало не нравиться, что он пропадает без предупреждения, и эти мысли пугали все больше.
А еще я постоянно вспоминала тот шрам у него на животе и ужасающую историю, которую он мне поведал. Внутри у меня что-то ныло от жалости к нему.