В запале схватки Кемаль не заметил, как жарко стало в кабине. Ему едва удавалось вздохнуть. Затем он осознал, что на него кричит Дьюэрни, но слова тонут в реве двигателя. Однако он понял: опусти лицевую пластину и перейди в режим полного охлаждения с подачей кислорода. Он защелкнул шлем, и Дьюэрни сделала то же. Взглянув вперед через ее плечо, Кемаль различил темную линию, косо пересекавшую горизонт. Они неслись к терминатору!
В систему циркуляции пошел охлажденный воздух, и Кемаль испытал минутное облегчение. Но воздух почти сразу начал нагреваться. Оборудование скафандра слабо задымилось, изоляция вспыхнула.
Затем они очутились в черте сумерек и умеренных температур. Дьюэрни свернула направо, чтобы не выйти из этой зоны, ведь та растянулась здесь всего километров на двенадцать. Преследователи выстроились гуськом, когда Дьюэрни выполнила поворот. Головная машина шла быстро – невысокая, с торчащей базукой.
Кемаль больше не мог вести огонь – в пекле замкнуло систему наведения. Полицейская машина стремительно увеличивалась, приближаясь слева. Кемаль, как учили в академии, хлопнул Дьюэрни по левому плечу. Она увидела мчавшуюся рядом машину и взяла левее, идя наперерез. Преследователь увернулся, налетел на продолговатый выступ и лег, задрав правые колеса.
Кемаль хлопнул снова. Дьюэрни свернула опять и сумела завалить еще одну машину.
Они все больше отрывались от оставшихся. Дьюэрни выжала из жестянки все, что возможно, – четыре пухлых колеса перелетели через кряж, приземлились с другой стороны и резко затормозили.
Там, выстроившись в ряд, пять бронированных сухопутных машин, раскрашенных в желтые, черные и золотые цвета дома Гавиланов, преграждали путь.
За ними виднелись другие, припаркованные у низкого куполообразного строения.
Витесские машины преодолели кряж и остановились.
Жестянка оказалась зажатой меж войсками Витесса и Меркурия-Прайм. С флангов высились невысокие, но неприступные скалы.
– Что будем делать? – спросила Дьюэрни.
– По-моему, мне пора с ними потолковать, – ответил Кемаль.
Он вошел в куполообразное здание, сопровождаемый Дьюэрни. Внутри оказался полевой лагерь. Удобное кресло было только одно, и в нем сидел Гордон Гавилан. Далтон, при полной боевой выкладке, устроился рядом на стуле; он нехорошо улыбался. Позади с оружием наготове выстроилась охрана.
– Добро пожаловать, племянник, – сказал Гордон с прежней живостью. – Очень мило с твоей стороны задержаться на нашей скромной заставе. Охрана! Стулья моему племяннику и его шоферу.
Кемаль мысленно проклял себя за то, что позволил витессцам загнать жестянку в засаду. Он принял стул и сел. Дьюэрни осталась стоять у двери.
– Вы не сочли нужным сказать мне, дядя, что я наследный представитель Танцоров, – отважно произнес Кемаль.
– У меня были на это причины, мой мальчик. И не забывай, что я заплатил авансом.
– О чем он говорит? – спросила Дьюэрни.
– О том, что передаст отцовское наследство, как только я подпишу договор. Мне было некогда сказать тебе, – объяснил Кемаль.
– Все верно, – кивнул Гордон. – Настоящая политика, малыш, есть искусство расчета. Твой отец никогда этого не понимал. Он был идеалистом. Я любил его, Кемаль, и горько оплакивал его кончину, но он не был практиком. А чтобы править, надо быть практичным. Я постарался воспитать в тебе это качество. Я направил тебя в Военную академию Джона Картера, чтобы ты получил образование и приучился к дисциплине, обретя качества, каких никогда не было у Оссипа.
– Нас не учили в «Джоне Картере» отбирать чужие права!
– А выполнять приказы вышестоящих офицеров учили?
– Конечно, но ты…
– Я глава правящей династии. Ты сын моего брата. Я оказываю тебе поддержку, учу и посвящаю в наши внутренние дела. Как же династии править, когда не выполняются приказы ее главы?
– Если они законны!
– А что незаконного в том, чтобы потребовать твоей подписи под моим договором? Если, конечно, я главный в семье. Может быть, ты главный, Кемаль?
– Разумеется, нет, – сказал Кемаль. – И не претендую.
– Вот и славно. – Гордон осклабился, и это означало, что он не потерпел бы иного ответа. – В таком случае главой семьи остаюсь я. Что скажешь, Далтон?
– Мне тоже так кажется, – откликнулся Далтон, гадко скалясь на свой манер.
– Кемаль, – молвил Гордон, – я понимаю, что тебе непросто это сделать. Женщина была бы весьма симпатичной, если бы избавилась от привычки дуться. Не сомневаюсь, что ты с ней неплохо развлекся. Или еще только мечтаешь? Не горюй. Позволь успокоить твою совесть насчет Танцоров и их надуманных притязаний. Это неорганизованные подонки, стянувшиеся на Меркурий из разных миров для работы на рудниках. Они начали развиваться независимо от других и вообразили, будто это дает им право считаться свободными. Но это всего лишь беспомощный сброд, которому волею случая повезло расселиться вдоль терминатора. У них нет ни постоянного жилья, ни собственности, кроме машин. Нет и территории, поскольку поверхность Меркурия является всеобщим достоянием.
– Да, – согласился Кемаль, – но ведь они и живут на поверхности.
– Это мелочь, не играющая никакой роли. Разве ты не можешь, Кемаль, взглянуть на ситуацию с нашей точки зрения?
– Я вижу одно, – ответил тот. – Я их представитель, а тебе нужна моя подпись на договоре.
– Обычная формальность, – сказал Гордон.
– О, тогда можно и не подписывать, если разницы никакой? – осведомился Кемаль в тон дядиному блефу.
Гордон вдруг обозлился:
– Разница огромная. Танцоры возымели наглость обратиться с петицией в Корпус свободы и прочие организации вроде НЗО, разношерстной компании земных террористов. Без подписи их наследственного представителя возникнут вопросы; не исключено и вторжение извне. Нам это ни к чему. Я справлюсь с любой ситуацией сам, как посчитаю нужным. Но легкий путь предпочтительней. Разве тебе это не понятно, Кемаль? Ты же Гавилан!
– Вполне понятно, – ответил принц.
– Молодец! – Гордон повернулся к сыну. – Далтон, дай мне договор.
– Вот он. – Далтон извлек из патронной сумки пластиковый конверт – точно такой, как тот, что доставил в Витесс Кемаль. – А как быть с представителем Каллага? – спросил Далтон. – По-моему, он тоже должен подписаться. Это не он ли едет?
Теперь и Гордон расслышал рокот приближавшихся машин.
– Думаю, он. Давай же, Кемаль, подписывайся за нас, и покончим с этим. Потом заручимся подписью Каллага и вернемся на Меркурий-Прайм, где есть горячий душ и сносная еда.
– Да, верно, – серьезно кивнул Кемаль.
– Рад, что ты с нами согласен, племянник, – сказал Гордон, уверенный в своей победе. – Состояние твоего отца достигло немалых размеров. Оно станет твоим сразу после нашего возвращения. Даю тебе слово, слово меркурианского Короля-Солнце. Вот, возьми мое стило.
– Меня смущает только одно, – сказал Кемаль.
– И что же, дорогуша?
– Если я подпишу эту бумагу, то как ты, черт подери, выберешься отсюда живым?
У Гордона вытянулось лицо. Он посмотрел на Кемаля, затем подошел к окну. Снаружи выстроились в кольцо витесские машины. За ними, образовав еще больший круг, стояли другие – не первой молодости, но вполне исправные, всевозможных форм и размеров. Впрочем, у них имелось кое-что общее: все они были отлично вооружены и выглядели очень грозно.
– Как ты узнал, что это Танцоры? – спросил Гордон.
– По шуму двигателей. Звук намного ровнее, чем у витесских машин. Танцоры сильнее зависят от исправности своего транспорта и чинят его на славу. Тебе придется отдать им должное.
– Сейчас подоспеет мой флот и разнесет эту ораву в клочья.
– Навряд ли, пока ты находишься в эпицентре, – парировал Кемаль.
– Верно подмечено, – буркнул Гордон. – И что же ты предлагаешь?
– Дьюэрни, – позвал Кемаль. – Жестянка готова?
– Конечно, – ответила та.
– Тогда поехали. Убей любого, кто вздумает нам помешать. Ведь ты вооружена?
– Всегда.
Кемаль увидел в ее руке маленький, но вполне приличный лазерный пистолет. Он пошел к двери, и Дьюэрни последовала за ним, не сводя глаз с Гордона и его свиты.
– Кемаль! – окликнул Гордон. – Не делай глупостей. Меркурий – совместное предприятие. Мы не позволим этим людям прибрать к рукам всю поверхность.
– Вы с аркологиями достаточно богаты, – возразил Кемаль. – Пусть Танцорам достанется то, за что они рисковали жизнью. Счастливо оставаться, дядюшка.
– Игра еще не закончена, Кемаль.
– Я тоже так думаю, – согласился тот, понимая, что будет оглядываться до конца своих дней – или дней Гордона.
Кемаль вышел и хлопнул дверью. Они с Дьюэрни забрались в жестянку. Вскоре они уже были далеко за периметром, и перед ними раскинулись открытые меркурианские пустоши.
– Ты поселишься у нас? – спросила Дьюэрни.
– По крайней мере, на какое-то время, – кивнул Кемаль. – Но мне нужен транспорт.
– Есть несколько запасных машин у Гуртовщика Амоса. Думаю, он продаст. Или подарит за услугу, оказанную Танцорам. – Она помялась. – А можешь сэкономить и ездить со мной.
Кемаль посмотрел на нее. Она не то чтобы улыбалась, но всяко не дулась.
Кемаль Гавилан провел с Танцорами несколько земных лет. Под его руководством был создан влиятельный внутренний политсовет и возродились единство и оптимизм, памятные по временам правления его отца.
Экономическая и социальная политика Кемаля подразумевала укрепление связей с другими угнетенными политическими и этническими сообществами. Кемаль любил Танцоров – они стали ему первой в жизни семьей, и он больше всего на свете хотел содействовать их развитию, – но все же он был не из их числа. Ему хотелось намного большего: участвовать в деле, которое пойдет на пользу как Танцорам, так и всему населению Солнечной системы.
А потому неудивительно, что при его амбициях, политических связях и врожденной склонности к руководству, которая развилась за годы жизни с Танцорами, он повстречался однажды с фигурой такого же склада – огненно-рыжей Вильмой Диринг из Новой Земной Организации. Вскоре НЗО пополнилась новым членом.