гиены, волки, собаки нередко оставляют на самых видных местах — пригорках, валунах — кучки помета: и запах есть, и видно издалека.
Тигр оставляет «задиры»
Впрочем, если говорить о «видимых» метках, то, наверное, сто очков вперед всем даст тигр. Огромными когтями передних лап он оставляет «задиры» на деревьях. Посмотрите на свою кошку, как она «точит когти» об угол шкафа или просто о стенку: это она таким своеобразным способом метит вашу квартиру — свою территорию. Вот точно так же поступает и тигр, только его метка гораздо выше, на высоте 2–2,5 метра от земли. И если пахучий «пограничный столб» заметит не каждый, то уж тигриная отметина будет видна издалека и заставит держаться настороже любого крупного хищника.
Четвероногие архитекторы
Бродя в густых пойменных лесах вдоль притоков Оки или верхнего Дона, иной раз попадаешь на места, по которым как будто прошелся мощный ветровал — в беспорядке лежат деревья, торчат пни, обрезанные почему-то не ровно, а конусообразно, валяются сучья. Кое-где земля прорыта канавами, заполненными водой, — и в них тоже сучья и ветки. Если пойти вдоль одной из них, она непременно приведет к заводи, огороженной подобием плотины из тех же веток. Перед плотиной, подпирающей заводь, вода высокая и спокойная, за плотиной течет тоненький ручеек по заболоченной низине. Всё это следы строительной деятельности великого умельца — речного бобра, лучшего строителя среди грызунов, а может быть, и среди всех млекопитающих.
Бобр — обитатель небольших лесных речек и ручьев, стариц и плёсов, не слишком заросших верховых болот. Этот полуводный зверь, в общем, мало требователен к выбору места обитания, ему лишь нужно, чтобы водоем не промерзал до дна зимой и не пересыхал летом, чтобы течение не было слишком сильным и не размывало его поселения, да чтобы в окрестностях было достаточно древесной растительности.
Речной бобр
Бобры поселяются семьями: пара родителей и молодняк двух поколений — сеголетки и годовики. В жизни бобровой семьи важнейшее место занимает обустройство участка обитания. Умелые и неутомимые строители роют норы и возводят хатки, прокладывают ведущие к местам кормежки траншеи, защитные тоннели и канавы, а для укрытия от глаз хищников подкапывают козырьки в прибрежных кручах.
Но вершина мастерства бобрового народца — плотина. Семья бобров возводит ее для того, чтобы превратить мелкую лесную речку, пересыхающую летом и промерзающую зимой, в полноводный пруд, где эти водоплавающие звери чувствуют себя в безопасности. Строительство и ремонт плотины продолжается все годы, пока бобровая семья занимает свой участок.
Хатка бобра
Сначала бобры находят дерево, упавшее поперек русла; если поблизости от норы его нет, то они сооружают прочный валик из донного ила и камней. Затем на это место набрасываются в беспорядке ветки и обрубки стволов — плотина растет вверх и в толщину, течение все больше замедляется, уровень воды повышается. Если строители удовлетворены, возведение плотины прекращается, дальше бобры заботятся лишь о ее ремонте — подтаскивают и втыкают все новые ветки и сучья, камни, залепляют прорехи глиной.
Если русло перегорожено, а поднявшаяся вода все-таки недостаточно глубока, бобры начинают наращивать плотину вширь. Они постепенно запруживают завалами веток и грязи все ручейки, пытающиеся пробиться в обход русловой плотины. Соединяясь между собой, эти боковые плотинки становятся все длиннее и длиннее, идут от куста к кусту, от дерева к дереву, растут ввысь и вширь… В конечном итоге получается многометровая запруда, выше которой стоит глубокая вода, а ниже сочится многочисленными струйками то, что до начала строительной деятельности было лесным ручьем. В мелкой, но широкой пойме лесной речки с низкими болотистыми берегами, где требуются особые строительные ухищрения, плотина бобровой семьи может быть поистине гигантской. Так, на территории Белоруссии в Березинском заповеднике была найдена плотина длиной более двухсот метров. А рекордной признана постройка канадских бобров на реке Джефферсон в Канаде длиной около полукилометра и высотой в некоторых местах до 4 метров.
Плотина бобра
В период половодья или после сильных ливней течение нередко размывает плотину, тогда работу приходится начинать сызнова. Капитальный ремонт неутомимые труженики обычно приурочивают к концу лета, когда воды меньше всего. Однако иногда бобры сами частично разрушают свою постройку: такое случается зимой, когда чересчур сильные холода грозят проморозить бобровый прудик до самого дна и запереть животных в своем убежище непробиваемым ледяным панцирем. Чтобы отвратить беду, бобры в самом глубоком месте разбирают участок основания плотины, часть воды устремляется в освободившийся проход, и вместо сплошного ледяного массива получается «продух» — нависающая над спавшей водой ледяная крыша, которая расти уже не будет, в крайнем случае обрушится на дно.
«Язык мой — друг мой»
Поговорку о языке-враге придумали люди, которые считают, что слова существуют для того, чтобы скрывать свои мысли. Животные, не «поднявшиеся» до этаких высот дипломатии и живущие по законам естества, напротив, используют язык для того, чтобы быть понятыми — в первую очередь соплеменниками, но также и соседями.
Язык — это одна из форм общения с себе подобными; правда, надо сказать, высшая из этих форм. По тому, насколько активно язык используется зверями в своей повседневной жизни, можно судить об уровне их интеллектуального развития. Наверное, даже наверняка, в такой системе оценок есть элемент антропоцентризма (от «антропо» и «центр» — воззрение, согласно которому человек есть центр и высшая цель мироздания): мы, люди, считаем (впрочем, с достаточным на то основанием), что наш язык — самый сложный из известных нам; более того, мы даже сами можем создавать новые языки, свидетельством чему служит вся наша компьютерная техника.
Но ведь вряд ли кто будет спорить, что чем членораздельнее одно живое существо способно сообщить другому о своих намерениях, тем больше у него шансов выжить в этом мире. А именно в этом, как мы выяснили в самом начале книги, и состоит прогресс, вершиной которого является человек, — в способности выжить в изменяющемся мире.
Среди диких зверей один из наиболее «языкастых» — волк. В его распоряжении — язык демонстрационных поз, мимики, запахов. Но этим вполне владеют и многие другие звери, в том числе и собаки, унаследовавшие от своего дикого пращура способность вилять хвостом, скалить зубы в улыбке или угрозе. А вот чего нет ни у кого из других животных, кроме разве что ближайших диких сородичей волка — койота, шакала, даже собакой он почти целиком утрачен, — так это знаменитый волчий вой.
Для волка вой приблизительно то же, что для человека — громкий крик, но не от страха, а для того, чтобы далекому соседу сообщить какую-нибудь новость. Тот, кто слышал, как в горах перекликаются пастухи, пасущие отары овец на противоположных склонах ущелья, наверное, поймет, о чем речь. Дело в том, что частота, тембр и модуляции волчьего воя таковы, что голос зверя далеко разносится по окрестностям, порой его можно услышать даже за полтора-два километра. А чтобы послание дошло до адресата беспрепятственно, зверь вдобавок выбирает какой-нибудь холм повыше, усаживается на самой его вершине и там начинает выводить свои рулады.
Самцы и самки, матерые и переярки воют по-разному, что соответствует не только их разным голосовым данным, но и социальному статусу. Взрослый самец басит, самка обычно начинает с низких тонов и постепенно повышает их, более молодые волки поют дискантом, нестройно, с повизгиванием. Когда зверь «поет», голова его задрана вверх, губы напряжены и сложены «трубочкой», поэтому среди звуков этой странной песни преобладают звуки «о» и «у».
Попробуйте, приоткрыв рот и сначала раздвинув губы широкой щелью, постепенно округлять их до маленькой «баранки»: у вас как раз и получится постепенный, плавный переход — «а-а-о-о-у-у». А если вы начнете на низких тонах, а закончите на высоких, то, считайте, что овладели азами волчьего «пения».
Назначение волчьего воя до сих пор не совсем понятно. Конечно, это какой-то волчий «разговор» — но вот о чем он? В замечательной книге канадского натуралиста Ф. Моуэта «Не кричи, волки!» язык волков описан довольно подробно. Но, к сожалению, авторской фантазии там больше, чем результатов серьезных исследований. Во всяком случае, в специальных экспериментах не удалось обнаружить ничего похожего на то, что волки могут сообщать друг другу о числе и направлении движения стад диких копытных. На самом деле, волчий вой — это, скорее, перекличка: звери голосами обозначают свое местоположение. Поэтому-то одиночные звери воют чаще, чем в стае: одни дают знать своим товарищам, где находятся, а те, откликаясь, указывают, куда нужно идти, если «одиночка» — свой. А для чужака хор волчьей стаи означает, что нужно держаться подальше: территория занята, а еды на всех не хватит…
По этой же причине волчий вой чаще всего можно услышать зимой: голосовая перекличка сплачивает всю стаю, которая в летний период размножения фактически распадается на семейные пары. Конечно, поневоле мурашки по коже побегут, когда в сгущающейся тьме в заснеженном лесу услышишь отдаленное завывание хищников: начинает один, его подхватывает другой, и вот уже кажется, что волчья стая, выйдя на охотничью тропу, вся ополчилась против тебя. Однако особенно бояться не стоит: что говорить, стая голодных волков опасна, но на человека эти хищники нападают очень редко. А вообще долгими зимними вечерами лучше сидеть дома и, слушая далекие волчьи завывания, попивать горячий чай — уверяю вас, от нападения волка это лучшее средство…
«Песни моря»
С древних времен, когда люди только начинали осваивать океанские просторы, бесстрашных моряков завораживали, а порой и пугали таинственные «голоса моря». Кому их тол