Поэтому сегодня утром я пошел в контору О'Дэя и виделся там с его секретаршей, мисс Трандл, очень умной девушкой.
Дугал мрачно улыбнулся.
— Я был очень любезен с ней, — продолжал он. — И я был рад сообщить ей, что положение ее шефа значительно улучшилось — я имею в виду наше к нему отношение. Я почти все рассказал ей о том, что делал после моей беседы с О'Дэем и попросил ее рассказать мне подробно, что же произошло в субботу.
И она рассказала мне. Она описала Нидхэма, ее описание совпадало с тем, что дал служащий гаража и сам О'Дэй. Оказывается, полковник Нидхэм пришел в контору и, убедившись, что поговорить с О'Дэем не удастся, написал ему длинное письмо и положил его в большой конверт. Он отдал его мисс Трандл для передачи О'Дэю. Больше никого в конторе не было. Она положила конверт на свой письменный стол и вышла, чтобы выпить кофе и купить флакон жидкости для волос. Покупку она сделала в это время потому, что магазин должен был закрыться. Уходя, она заперла дверь.
Вернувшись в контору, она убрала конверт с письмом в ящик письменного стола О'Дэя. Этот ящик используется в качестве почтового — она оставляет там для него записки. Потом она заперла контору и ушла домой.
Когда она пришла на работу в понедельник утром, ящик был взломан, а письмо, оставленное Нидхэмом, очевидно, сожжено в металлической пепельнице, стоявшей на столе О'Дэя. Придя в контору в понедельник утром, О'Дэй не был удивлен, так как уже успел побывать там сразу после того, как прочел письмо Нидхэма, оставленное у него дома.
Помощник комиссара сказал:
— Понятно. Значит, кто-то пробрался в контору и сжег письмо Нидхэма. Кто же это был, по вашему мнению, — Веннер?
Дугал пожал плечами.
— Не имею ни малейшего понятия, сэр.
Он улыбнулся, и Гроган подумал, что еще никогда не видел у него такой мрачной улыбки.
— В истории с сожженным письмом есть какая-то хитрость, — сказал Дугал.
— Какая же?
Помощник комиссара сидел в кресле, удобно откинувшись на спинку. Он любил слушать Дугала. Логика мышления Дугала вызывала в нем искреннее восхищение.
— Я заглянул в пепельницу, стоявшую на письменном столе О'Дэя, — продолжал инспектор. — Эту пепельницу с субботы не чистили, то есть со дня сожжения письма. Я хочу сказать, что когда убирали кабинет, то просто высыпали пепел из пепельницы, а саму ее не чистили. Так что на дне осталось несколько частиц сгоревшей бумаги.
— Вот как? — сказал Гроган.
— Лишь для того, чтобы, как говорил Шекспир, превратить простую уверенность в двойную, я взял с собой пепельницу и, сэр, хотите верьте, хотите нет, но бумага, сожженная в пепельнице, не была письмом, оставленным Нидхэмом.
— Неужели? — сказал Гроган. — Значит, и здесь был какой-то подвох. Вы проверили?
Дугал кивнул.
— Мисс Трандл сказала мне, что дала Нидхэму блокнот с очень толстой писчей бумагой. Она дала мне два листа такой бумаги. Пепел в пепельнице не от нее. Я скажу вам, откуда он. В ящике мисс Трандл лежит стопка дешевой бумаги, употребляемой для печатания копий на машинке. Вот такие листы и были сожжены.
— Значит, вы думаете, что кто-то взял письмо Нидхэма? Думаете, что если бы достали это письмо, то вам удалось бы узнать об этом деле гораздо больше?
Дугал кивнул.
— Ясно, что существует какая-то связь между Нидхэмом и О'Дэем. Мерис Веннер рассказывает своему мужу и всем прочим, что побывала в отеле с О'Дэем. На самом деле она была там с Нидхэмом. Последний хочет видеть О'Дэя, чтобы дать тому подробные инструкции, касающиеся какой-то леди, живущей где-то в Суссексе. Между этими событиями должна существовать связь.
Кто-то проникает в контору, берет письмо и сжигает в пепельнице бумагу, создавая видимость того, что письмо исчезло, и оставляет О'Дэя в неведении относительно содержания письма.
Помощник комиссара сказал:
— Но кто мог проникнуть в контору? Разве не разумнее всего предположить, что это был Ральф Веннер. Он был зол на О'Дэя и мог уничтожить письмо Нидхэма.
— Так могло быть, сэр. Но прежде чем предпринять дальнейшие шаги, я хотел бы поговорить с О'Дэем. Мне кажется, что он скрыл кое-какие данные. И он вовсе этим не обеспокоен. Я рассказывал вам, как он беззаботно держался во время нашего первого с ним разговора. Он знал, что может опровергнуть наши предположения о его причастности к убийству, доказав, что в отеле «Сейбл Инн» с Мерис Веннер был Нидхэм. Но ему известно гораздо больше.
Скажу вам, — продолжал Дугал мрачно, — что у меня было такое чувство, будто он извлекает из нашего разговора какую-то пользу для себя. Не могу сказать почему, но я это чувствовал.
— Понимаю, — сказал помощник комиссара. — И вам это не нравится?
Дугал встал.
— Я не люблю, когда люди используют меня, даже если они только пытаются это сделать. Поэтому я хочу повидаться с О'Дэем. Может быть, на этот раз он скажет немного больше, может, будет уступчивее. После этого я, наверно, захочу еще раз побеседовать с Мерис Веннер.
Гроган сказал:
— Делайте так, как считаете нужным, Дугал. В конечном итоге вы всегда добиваетесь успеха.
— Надеюсь, вы окажетесь правы. Всего хорошего, сэр.
Дугал вышел из кабинета.
О'Дэй лежал и дремал, когда зазвонил телефон. Он встал и по привычке посмотрел на часы. Было четыре часа. Он прошел в гостиную и взял трубку. Звонила Мэйбл.
Она сказала:
— Хэлло, Терри, это ты?
Он сказал, что да и спросил, есть ли хорошие новости.
Она ответила:
— Полным полно. Я ездила в «Корону» в Элфристоун, как ты сказал. Завязала дружбу с хозяином. Ну и парень, а? Во время войны был парашютистом и потерял руку. Он мне понравился.
О'Дэй сказал:
— Отлично. А как с Павэном?
— Два-три раза я наводила разговор на него, но безрезультатно, — ответила Мэйбл. — Тогда я поехала в «Сплендид» в Истборн. Я подумала, что эта поездка может мне помочь. Там я познакомилась с портье Паркером, очень болтливым человеком. И хочешь верь, хочешь не верь, он сказал мне, что Павэн завтракает в столовой. Ну, я и пошла туда. Села за последний столик.
О'Дэй спросил:
— Как он выглядит?
— Он показался мне очень милым человеком. По-настоящему мил.
— Ты где находишься, — спросил О'Дэй. — Иногда даже у телефонных аппаратов есть уши.
— Я говорю из телефонной будки в Кингсбридже.
— Так приезжай ко мне и поговорим, — сказал О'Дэй.
Через пять минут она приехала.
— Знаешь, Терри, чего бы я хотела? — сказала она. — Большую порцию виски с содовой.
— Мне кажется, ты довольна собой, Мэйбл, — заметил О'Дэй. Она поправила выбившийся из прически локон.
— Так оно и есть. Мне кажется, я проделала неплохую работу.
— Я тоже так думаю. Ну и как Павэн? Ты села за соседний с ним столик?
— Верно, — ответила Мэйбл. — Я немного опоздала к ленчу, так что людей было довольно мало. При первой же возможности я ему сказала — столики стояли близко — «Не могу ли я поговорить с вами, мистер Павэн? Дело очень срочное». Он посмотрел на меня. Вид у него был не слишком удивленный. Похоже, он ожидал, что кто-то может заговорить с ним подобным образом. Он ответил: «Конечно. Почему бы вам не перейти за мой столик?» Тогда я села рядом с ним, — продолжала Мэйбл. И он спросил меня, что я хотела бы выпить, а я ему ответила.
— Ты ответила, что охотно выпьешь большую порцию виски с содовой?
Она кивнула.
— Потом я сказала, что не хочу отнимать у него много времени, но у меня есть к нему поручение от моей близкой подруги, Мерис Веннер.
— Как он к этому отнесся? — спросил О'Дэй.
— Очень мило. Он сказал: «Ах, вот как!» Я сказала ему: «Знаете, она попала в довольно неприятное положение и даже хуже. Она считает, что для нее будет лучше на время уехать из Лондона. Она хочет знать, не поможете ли вы ей». Я сказала ему, что ей не хочется ему надоедать, но ничего не поделаешь.
О'Дэй спросил:
— И что он на это сказал?
— Это его не удивило. Он улыбнулся — забавная у него улыбка, забыла, есть такое слово…
— Циничная? — подсказал О'Дэй.
— Да, что-то вроде этого. Потом он достал бумажник — очень спокойно, причем никто на нас не смотрел. Вытащил пятьдесят долларов, положил их на стол и все тем же спокойным голосом сказал: «Передайте Мерис, что я очень сожалею, что у нее неприятности. Передайте ей деньги и уверения в моей любви». Когда он это говорил, в его голосе не было ничего саркастического, — сказала Мэйбл.
Она открыла сумочку и вынула маленькую пачку пятидолларовых банкнот.
— Вот эти деньги.
О'Дэй убрал их в карман.
Мэйбл продолжала:
— Потом я сказала: «Мерис говорила, что, возможно, захочет с вами увидеться. Она подумала, что вы тоже, может быть, захотите с ней повидаться. Как ей с вами связаться? Во всяком случае, она, наверно, захочет позвонить вам и поблагодарить».
Он ответил, что если она захочет поблагодарить, то пусть лучше напишет ему. Он сказал, что некоторое время пробудет в «Сплендиде». Ну как я провела игру, Терри?
— Неплохо, — ответил О'Дэй.
Он встал и принялся расхаживать по комнате. Через некоторое время он сказал:
— Я не думаю, что Мерис любила писать записки. Вряд ли она прибегала к этому способу общения с людьми. Она из тех, кто предпочитает позвонить по телефону. Вероятно, именно таким образом она и общалась с Павэном.
Мэйбл спросила:
— К чему ты клонишь, Терри?
— Я просто думал, видел ли когда-нибудь Павэн почерк Мерис. Так или иначе, нам нужно воспользоваться этим шансом.
Он подошел к письменному столу, взял блокнот и авторучку и протянул их Мэйбл.
— Напиши ему записку, Мэйбл, — сказал он. — Поставь наверху «Лондон, воскресенье» и пиши…
Он стал диктовать ей.
«Огромное спасибо за то, что ты так добр ко мне. Я знала, что смогу положиться на тебя, если будет нужно. Я сейчас уезжаю, но наверно недолго пробуду в отъезде. Надеюсь, ты понимаешь причину, особенно, если я напомню тебе, что каждое дело имеет свою оборотную сторону. Но я собираюсь вскоре увидеться с тобой и не потому, что хочу о чем-нибудь просить, а потому, что тебе следует узнать одну-две вещи, о которых ты еще не знаешь. При возможности я тебе позвоню во время ленча или обеда, когда тебя наверняка застанешь. Я назовусь миссис Уильямс. Еще раз спасибо.