И он описал Мерис.
— Да, точно она! Дамочка что надо, сэр! Сразу видно.
— Значит, вы ее помните?
Портье кивнул.
— Я помню ее. Запомнил, потому что обычно мне дают чаевые мужчины, а тут она сама. Она дала мне два фунта, когда приехала, и еще два, когда уезжала.
— А вы не видели ее мужа?
Меллинз покачал головой.
— Я сдал дежурство в восемь часов утра и не возвращался после того, как отнес ее записку в гараж у дороги.
— Какую записку? — спросил О'Дэй.
— Ну, она приехала в отель где-то между одиннадцатью и двенадцатью, расписалась в журнале и сказала, что муж приедет позднее, что, мол, у него дела в Тотнесе. А так как для них был забронирован номер, я взял ее чемоданы, отнес их и отвел ее наверх.
— На чем она приехала из Тотнеса, на такси?
— Да, она приехала на такси. Потом к полночи она спустилась ко мне и попросила приготовить ей чаю. Я пошел на кухню. Мы здесь никогда не запираем двери на ночь, потому что место тихое и ночами здесь никто не ходит. Я думаю, что он приехал, когда я готовил чай, потому что, поднимаясь наверх, я увидел машину во дворе, а когда я принес чай, он был в ванной, потому я ничего такого не подумал.
— А как же записка? — спросил О'Дэй.
— Я скажу вам, — ответил Меллинз. — На следующее утро, примерно без четверти восемь пришла горничная с запиской от этого джентльмена. Он просил меня сходить в ближайший гараж, чтобы там занялись его машиной: прочистили свечи, накачали шины, налили воды, еще чего-то и заправили. К записке были приложены деньги — два фунта. Он просил, чтобы в гараже сделали все, что нужно. Ну, я сдал дежурство и пошел в гараж, отдал им записку.
— Значит, ее мужа вы не видели? — осведомился О'Дэй. — А кто-нибудь видел его?
Меллинз покачал головой.
— По-моему, нет. Здесь это часто бывает, потому что дежурная всегда чем-то занята. Наверное, когда им подали машину, он сразу вышел и сел в нее, а она уладила все дела по счету и последовала за ним. Поэтому никто его не видел — это бывает в таком месте.
О'Дэй кивнул.
— Еще один вопрос. В какой гараж вы отнесли записку?
— К Чейлонерам, в какой же еще, нужно ехать по главной дороге, а потом повернуть налево, в сторону Дортмута. Это 500-600 метров, там всего пара строений. Молодой Чейлонер с войны занимается ремонтом машин. Хороший работяга. Раньше был в этих моторизованных войсках.
— Во сколько закрывается гараж? — спросил О'Дэй.
— Да когда как. Обычно они работают до половины восьмого, до восьми. Но если там закрыто, а вы хотите поговорить с ними, то они живут во дворе рядом.
— Отлично, — сказал О'Дэй. — Давайте выпьем…
После второй порции виски О'Дэй ушел из «Грин Эпл», направился к главной дороге и вскоре нашел гараж. Молодой Чейлонер работал в мастерской. Он хорошо помнил этот случай.
— Не часто мы получаем вызов пойти и привезти сюда машину, обычно они приезжают сами. А тут записка и указания. Это была личная машина. Мне пришлось повозиться с ней.
— Какой марки?
— Американский «бьюик», руль с левой стороны. Новенькая, еще не прошла и семи тысяч. Я привел ее в порядок и пригнал назад в «Сейбл», поставил во дворе, а ключи оставил в приемной.
— А у вас сохранилась эта записка с указаниями по ремонту? — просил О'Дэй. — Если бы вы смогли найти ее, — добавил он с улыбкой, — это обошлось бы мне в пять фунтов.
— Мы всегда вешаем их, особенно такие, на гвоздь в мастерской. Может быть, она там. Их там немного — у нас сейчас мало работы, — печально усмехнулся он.
— Так давайте посмотрим.
Они пошли в угол мастерской, где в стене торчал длинный гвоздь, а на нем пачка бумаг — штук двадцать — старые счета, запачканные краской. Молодой человек стал снимать их. Записка была последней.
— Вот, сэр, — сказал он. — Это самая легкая работа за пять фунтов.
Он отдал записку О'Дэю, и тот положил ее в карман.
— Хорошая работа. Вот пять фунтов. Может быть, завтра завезете сюда мою машину и посмотрите, что там нужно сделать. Вот ключи.
Молодой Чейлонер сказал:
— Сегодня мне повезло.
Он ухмыльнулся.
— В следующий раз поеду на скачки в Ньютаун Аббот и немного поиграю.
— Конечно, надо попытать счастья, если везет. Пока.
О'Дэй, не спеша, пошел в отель. В приемной он спросил девушку:
— Могу я заглянуть в регистрационный журнал?
— Пожалуйста, мистер Шеридан, — ответила девушка. — Мистер Джеймс сказал, что вы, наверное, захотите сделать это.
О'Дэй стал листать страницы журнала и вскоре нашел то, что нужно. Это было 22 дня назад. Заказ на двухкомнатный номер для «мистера и миссис Теренс О'Дэй». Он вздохнул, закрыл журнал, поблагодарил девушку и пошел в свой номер. Там он включил свет и позвонил, чтобы принесли виски с содовой. Потом вынул листок из кармана, подошел к свету, взглянул и свистнул. Записка была совсем неинтересная: «Пожалуйста, прочистите свечи, приведите в порядок карбюратор, если знаете как, заправьте бак бензином и налейте воды. Подкачайте соответственно шины, проверьте масло. Когда приведете машину назад, оставьте ключи в приемной».
Не очень интересно, подумал О'Дэй. Но вот что было действительно интересно: записка была написана тем же человеком, который оставил ему дома письмо, Николасом Нидхэмом.
О'Дэй сел в обитое ситцем кресло. Было чему удивиться. «Черт побери!» — воскликнул он.
III
О'Дэй приехал домой во вторник в шесть вечера и поднялся к себе. Писем не было. Он снял пальто, налил себе виски с содовой, отнес в спальню и лег. Он глядел в потолок и размышлял, стараясь объяснить эту странную связь Мерис с Нидхэмом. Собственно, это нетрудно понять, так как, несмотря на свою суровость и аскетизм, Нидхэм был всего лишь человек, и вполне мог увлечься Мерис, если она этого захотела. Интересно, как они встретились, и почему Мерис выбрала общество Нидхэма для своего приключения в «Сейбл Инн»? Нетрудно было вовлечь его в это. Она, наверное, знала «Сейбл Инн», возможно, была там раньше. И эта идея — написать в журнале фамилию О'Дэя — показалась ей очень забавной. О'Дэй усмехнулся. У него хватило юмора оценить это.
Резко зазвонил телефон. Это был Мак-Квайр. О'Дэй сказал:
— Послушай, Мак. Сделай мне одно одолжение. Для меня лично.
— Ясно. Еще одно личное дело. Что ты задумал? Опять чьи-то неприятности? С кем ты возишься?
— На этот раз ни с кем. У меня самого большие неприятности. Пытаюсь выкрутиться.
— Чем я могу помочь тебе, Терри?
— Во время войны ты был связан с группой ребят из американской разведки, которые работали у нас в Англии. Помнишь?
— Ну и что?
— Всего лишь то, — продолжал О'Дэй, — что среди них был один хороший парень по имени Николас Нидхэм, полковник. Этот Нидхэм был здесь, заходил ко мне на работу и оставил письмо и деньги. Он хотел, чтобы я проделал для него работу частным образом. Но Нидхэм не застал меня, он в тот же вечер уехал в Африку по очень секретному делу. Когда я приехал в контору, то узнал, что случилась неприятность. Моя дура-секретарша, заливая сургучом пакет, случайно подожгла это письмо, очень растерялась, и оно сгорело. Но я все же кое-что знаю. Я знаю общую суть дела. Он хотел, чтобы я связался с одним его другом и, насколько я понял, спас бы его от большой беды. Я также знаю, что подружились они там, где жил Нидхэм во время войны. Если бы ты мог мне сказать, где это было, Мак, я бы нашел эту неизвестную личность и установил бы с ней контакт.
— Прекрасно. Нет ничего проще. У нас сохранились списки по местам работы всех секций на случай надобности. Я позвоню тебе сегодня вечером или завтра утром, в общем, как успею.
— Большое спасибо, Мак, — сказал О'Дэй.
Он положил трубку, допил виски, заложил руки за голову и уснул.
Проснулся он в полночь, посмотрел на часы, зевнул, потом встал, пошел в ванную и оделся: надел смокинг и мягкую черную шляпу. Он сел в машину, поехал к Пикадилли и вскоре остановился на Беркли-стрит. Там О'Дэй прошел через площадь, свернул во двор и вошел в Пименто-клуб.
Пименто-клуб — это одно из таких заведений, которые еще существуют благодаря своему владельцу, обладающему острым нюхом на бизнес и чувством юмора, к тому же достаточно благоразумному, чтобы не допускать слишком много недозволенного в своем клубе.
Члены этого клуба — люди самые разнообразные, так же, как и его убранство, смутно различимое в свете розовых абажуров. Это были всякие люди: вполне приличные, не совсем приличные и средние между теми и этими.
Здесь был маленький оркестр, который хорошо играл, если не очень уставал, 12 официантов, усвоивших, что не стоит подвергать себя ненужному риску и что помалкивать — это самое милое дело. Здесь был хорошо оборудованный бар в конце дансинга, прямо за оркестром.
О'Шонесси, бармен, безупречный в своей белой куртке, стоял, подпирая стенку бара, пытался подавить зевок и думал, что спать уже слишком поздно, а делать бизнес еще рано, так как время бизнеса в Пименто было от часа до трех ночи, а почему — это никто не знал. О'Дэй заказал большую порцию виски с содовой. О'Шонесси сказал:
— Давно мы не видели вас, мистер О'Дэй. Наверно, вы были очень заняты.
О'Дэй сел на высокий табурет.
— Да, очень. Вы сегодня видели Веннера или его жену?
О'Шонесси покачал головой.
— Я их обоих не видел уже целый месяц. Мистер Веннер, бывало, часто заходил. Может быть, ему надоело это место?
О'Дэй закурил и спросил:
— Сколько он задолжал в баре?
О'Шонесси грустно улыбнулся.
— Он ничего не должен, мистер О'Дэй. Официально все должен я. Мистер Мануэлло не разрешает заводить здесь счета. Плати наличными. В ресторане иногда разрешается, а здесь — нет. Поэтому я уж как-то выкручиваюсь.
— Сколько он должен? — спросил О'Дэй.
— Пятнадцать с половиной фунтов, — ответил бармен. — Я надеюсь еще увидеть мистера Веннера. Я бы мог потерпеть с деньгами. Раньше он всегда платил.