— Что тебе здесь надо? — спросил он.
Я не почувствовал в его словах угрозу — скорее, удивление и любопытство.
— Не что, а кто, — ответил я.
Указал рукой на Черепанова.
— Я пришёл вот за этим товарищем.
— Да ладно⁈ — сказал кучерявый, которого я мысленно окрестил «серым» (по цвету его свитера). — А больше тебе…
Гена Тюляев вскинул руку — его приятель замолчал. Тюляев поднёс к губам сигарету, затянулся дымом. Качнул головой — окинул меня оценивающим взглядом с ног до головы. Мне показалось, что ситуация его забавляла, а моё внезапное появление он не воспринял, как угрозу. Гена задержал взгляд на моих джинсах. Выдохнул дым через ноздри.
— Ты кто такой? — спросил Тюляев.
Он чуть сощурил глаза.
— Это же Вася Пиняев, — осветил ему Черепанов.
Геннадий дёрнул головой.
— Это тот, который охрипший Лоретти? — спросил он.
Чуть сощурил глаза.
— Тот, который Вася из Москвы, — сказал я.
Потёр кончиками пальцев подбородок — удерживал правую руку около головы.
Тюляев скривил в ухмылке губы — показал, что разгадал мою уловку. Демонстративно опустил руки. Кивнул, показал на мои брюки дымившимся кончиком сигареты.
— Клёвые штанцы, — сказал он. — Небось, из загранки привезли? Удобные?
— Неплохие, — ответил я.
Заметил, что кудрявые близнецы прожигали моё лицо гневными взглядами. Я видел, что они сжали кулаки и чуть сдвинулись в стороны (будто освободили место для манёвра).
Следил за ними. Но не спускал глаз и с их черноволосого приятеля, который в этой троице мне показался главным. Заметил, что Черепанов будто бы воспрянул духом: его щёки снова порозовели.
— Тоже такие штанцы куплю, — сообщил Тюляев. — Перед университетом. Раз они удобные.
Он ткнул сигаретой в сторону ближайшей ко мне туалетной кабины.
Сказал:
— Ты делай свои дела, парень. Не обращай на нас внимания. Не смущайся.
— Только штаны не испачкай, — сказал «серый».
Его «синяя» копия сплюнул на пол — в двух шагах от моих ботинок.
Гена Тюляев усмехнулся кивнул на Черепанова.
— Мы пообщаемся с твоим товарищем, — сказал он. — По-дружески. Ещё пару минут. И вы пойдёте на урок.
Тюляев демонстративно взглянул на свои наручные часы и сообщил:
— Время ещё есть. Не опоздаете.
— Сейчас проверочная будет! — сказал Черепанов. — Мы спешим.
Он шагнул из угла.
Но тут же замер, словно упёрся во взгляд Тюляева.
— Успеете, — сказал Гена.
Он выдохнул в стену поверх головы Черепанова табачный дым.
— Разумеется, успеем, — сказал я. — Потому что мы уже уходим.
Рукой поманил к себе Черепанова.
— Иди сюда, Алексей. Тебе пора на выход. Разве ты не знаешь, что дышать табачным дымом вредно? Пассивное курение увеличивает риск внезапной детской смерти. Вызывает астму, заболевания среднего уха, рак лёгких и ишемическую болезнь сердца.
— Ише… чего? — переспросил «серый».
— Курение убивает, — сказал я. — Так что курите, товарищи, не отвлекайтесь. А нам с Алексеем пора на урок.
Черепанов склонил вперёд голову и решительно зашагал ко мне. Тюляев прикоснулся к его плечу. Но Череп решительно сбросил с себя его руку и в пять шагов оказался у меня за спиной. Гена не двинулся за ним следом. Он хмыкнул, вдохнул порцию табачного дыма и с показным безразличием махнул рукой — разбросал по полу уборной табачный пепел.
— Ладно, Череп, позже с тобой поговорим, — сказал он.
Тут же добавил:
— И с тобой тоже, Вася из Москвы.
Я улыбнулся, провёл взглядом по лицам стоявших около открытого окна парней. Заметил, что с улицы на подоконник одна за другой падали снежинки. Я показал Тюляеву и его кудрявым приятелям открытую ладонь с растопыренными пальцами. Развернулся и пошёл следом за уже перешагнувшим порог уборной Черепановым — подальше от витавших в уборной неприятных запахов.
— Это… Василий, спасибо, — сказал Черепанов. — Надоели они мне. Всё никак не отцепятся.
Он шёл рядом со мной по школьному коридору. Алексей не отставал от меня, но и не обгонял — подстраивался под мой шаг. Мимо нас то и дело пробегали похожие на крикливых чаек пионеры. Стоявшие около дверей кабинетов (разбившись на группы по три-четыре человека) старшеклассники провожали нас любопытными взглядами: они посматривали на мой наряд (на джинсы, выглядевшие сейчас в сорок восьмой кировозаводской школе, словно одежда из другого мира).
— Кто они такие? — спросил я. — Что им от тебя было нужно?
Алексей махнул рукой.
— Это Тюля… Генка Тюляев и братья Ермолаевы из одиннадцатого «Б», — сказал он. — Наши артисты. Тюля меня снова к Клубничкиной приревновал. Будто он её муж или жених. Увидел меня рядом со Светкой. Кинулся ко мне, как ужаленный. Выделывался перед ней. Как на сцене. Тоже мне… смельчаки: втроём на одного.
Он презрительно фыркнул.
Взглянул мне в лицо и заявил:
— Врезал бы я ему. Только у него батя… знаешь, кто?
— Кто?
— Тюляев Юрий Михайлович. Начальник нашего отделения милиции.
Черепанов качнул головой.
— С Тюлей только свяжись…
Я посмотрел на Алексея сверху вниз (нос Черепанова находился сейчас на уровне моего плеча).
Спросил:
— Кто такая Клубничкина?
Черепанов улыбнулся.
— Светка Клубничкина. Из десятого «А».
Он дёрнул плечами и сообщил:
— Ты её видел. Вчера. В актовом зале. Светка рядом со мной стояла, когда ты пел. Помнишь?
— Светленькая? Со стрижкой «каре»?
— Ага. Это она, Клубничкина. Красивая.
Черепанов снова вздохнул.
— Вот, значит, почему ты вчера в актовом зале оказался, — сказал я.
— Ага, — сказал Череп. — Светку увидел. Ну, и… зашёл.
Мы с Черепановым вошли в класс — все наши одноклассники уже ждали там начала урока. Я заметил встревоженный взгляд Иришки — улыбнулся ей и подмигнул. Отметил, что кабинет математики пока мало чем отличался от кабинета немецкого языка, где я побывал вчера. Я увидел здесь такие же стеллажи, портреты серьёзных мужчин на стенах, классную доску (с которой дежурный неторопливо стирал мокрой тряпкой меловые разводы). Не заметил только карту ГДР — её место здесь заняла таблица умножения.
Ещё вчера при беседе с двоюродной сестрой я выяснил, что в сорок восьмой кировозаводской школе лишь с этого учебного года перешли к предметно-кабинетной системе обучения (она пришла на смену классно-кабинетной). Школьники пока ещё не привыкли к хождению из класса в класс — такое хождение по кабинетам нравилось не всем. А учителя ещё плохо представляли, как именно и чем оборудовать выделенные им для работы классные комнаты — процесс становления новой системы обучения только начался.
Наше появление заметили.
— Василий!
— Вася пришёл!
— Привет, Вася!
Сегодня одноклассники встретили меня радостными возгласами. Девчонки улыбались мне, кокетливо убирали пальчиками за уши пряди волос. Рассматривали меня из-под длинных ресниц. Парни шагали нам с Черепановым навстречу, пожимали мне и Алексею руки. Пару раз меня по-приятельски хлопнули по плечу. Я не меньше двух минут добирался от двери до своей парты. Подошёл к своему стоявшему на деревянной лавке портфелю — Иришка посмотрела на моё лицо, будто отыскивала на нём следы побоев.
— Всё нормально, — сказал я.
Лукина хмыкнула и отвернулась, отбросила за спину косички. Я занял своё место за партой, положил на столешницу тетрадь, учебник и заполненную чернилами авторучку. Усевшийся рядом со мной Черепанов вынул из своего портфеля тонкую ученическую тетрадь, открыл её. Я снова увидел карандашный портрет Первого космонавта Земли Юрия Гагарина — тот самый портрет, срисованный с обложки журнала «Огонёк». Черепанов лизнул пальцы, перевернул страницу. Сдвинул тетрадь в мою сторону.
— Смотри, — сказал он.
Я опустил взгляд на страницу — увидел там карандашный эскиз. Сразу же подумал о том, что в «прошлый раз» такой рисунок Черепанов мне точно не показывал. Хотя сюжетная композиция выглядела для меня знакомо: она походила на изображение скульптуры «Непокорённый человек» — часть мемориального комплекса «Хатынь». Я взглянул на лицо «непокорённого человека», отметил: оно явно походило на моё. А ребёнок в руках мужчины выглядел в точности, как тот пионер, которого я вчера вынес из сарая.
— Ну, как тебе? — спросил Черепанов.
— Здорово, — ответил я. — Лёша, да ты талант! Настоящий художник. Занимался в художественной школе?
Черепанов покачал головой.
— Не, в художку я не ходил, — сказал он. — Только в музыкалку. С первого класса. Вместе с твоей сестрой. До прошлого года там занимался. На пианино играл. Бросил. А рисовать я сам учился. Нравится мне это дело.
Алексей смущённо опустил глаза — румянец на его щеках стал гуще.
— Сейчас проверочная будет, — жалобно произнёс у меня за спиной женский голос. — А я вчера к ней почти не готовилась.
Будто в подтверждение этих слов прозвучал звонкий и протяжный школьный звонок.
Учительница математики отстукивала куском белого мела по классной доске — каллиграфическим почерком выводила на ней цифры и знаки. Я наблюдал за её действиями. Припоминал, что уже видел (много лет назад), как она записывала похожие примеры. Память мне не подсказала, справился ли я в прошлый раз с этой проверочной работой (а если справился, то какую оценку за неё получил). Математика в школьные годы не доставляла мне особых проблем — я без особого труда разбирался в её темах, если открывал учебник или слушал учительские объяснения на уроках.
Вот только я теперь проблема была: с того момента, когда я в прошлый раз решал написанные сейчас на доске примеры прошло больше полувека. Глупее я с тех времён не стал. Но вот школьные знания подрастерял. В памяти я не обнаружил даже обрывочных воспоминаний о том, как следовало эти примеры решать. Я смотрел сейчас на классную доску и чувствовал себя пятиклассником, очутившимся на занятии по высшей математике. Но времени даром не терял — прилежно переписывал на страницы тетради примеры, воскрешая навыки письма чернильной авторучкой.