«Ни одной, господин Шульц. Согласно информации, опубликованной в глобальной системе компьютерных сетей».
«Странно, — сказал я. — Бывают же такие совпадения».
Я снова услышал шаги. Повернул голову в тот самый момент, когда рядом с кроватью вновь появилась наряженная в пёстрый халат молоденькая сиделка. Заметил взмах её руки и блеск гранёного стакана.
Почувствовал, как мне на грудь обрушился обжигающий поток холода.
Воскликнул:
— Scheiße!!!
Взмахнул руками и сел на кровати (сам, без посторонней помощи!). Ощутил, как холодная вода потекла по животу в трусы. Тут же сдвинулся в сторону: подальше от мокрого пятна на простыне.
Пошевелил обеими ногами (!).
Заорал:
— Ты что творишь, дура⁈
— Сам дурак! — огрызнулась сиделка. — Я тебе не мамочка! По часу тебя будить не намерена! И в школу из-за тебя опаздывать не собираюсь! Подумаешь… избалованный московский мальчик! Я тебе не нянька! Понял меня⁈
Сиделка топнула ногой, резко развернулась и ринулась к выходу из комнаты. В дверном проёме она задержалась.
Оглянулась на меня и заявила:
— Завтрак на столе. Скоро остынет. Будешь есть холодную картошку и запивать её холодным чаем. Если не поторопишься. Заново я ничего греть не собираюсь. Сколько угодно жалуйся моим родителям! Понял меня⁈
Девица ушла — я проводил её растерянным взглядом. Почти не уловил смысл её слов. Потому что всё ещё пребывал в шоке от случившегося: я сидел на кровати. Причём… сел самостоятельно — впервые за полтора года.
Я отбросил в сторону одеяло, посмотрел на свои ноги. Моргнул — картина перед глазами не изменилась. Вместо привычных тощих стариковских ног с острыми коленями я видел сейчас мускулистые ляжки с глажкой кожей.
«Эмма, что происходит?» — спросил я.
«Господин Шульц, уточните, пожалуйста, вопрос», — прозвучал у меня в голове голос виртуальной помощницы.
Я прикоснулся к своей ноге: к левой ноге, которую не чувствовал с прошлого июля (после инсульта). Ущипнул её. Ощутил боль — вполне реальную, неприятную.
«Эмма, скажи мне: как отличить сон от реальности?»
«Доказанного способа не существует, — сказала Эмма. — Но я перечислю вам, господин Шульц, некоторые советы, которые встречаются в интернете чаше других. Вы готовы?»
«Давай. Выкладывай».
Я посмотрел на ноги. Мышцы на них не выглядели атрофированными — напротив, они показались мне хорошо развитыми (как у бегуна). Увидел на пальцах ног них аккуратные розоватые ногти, не покрытые похожими на мозоли желтоватыми наростами.
«Чаще всего советуют, — сказала Эмма, — следить за временем».
«Это как?»
«Господин Шульц, посмотрите несколько раз на часы. Если вы всё время видите разное время — вы находитесь во сне».
Я повертел головой — часов на стенах поблизости от себя не заметил.
«Какие ещё есть варианты?»
«Попытайтесь не дышать. Закройте рот, зажмите нос. Задержите дыхание. Если почувствуете непреодолимое желание вдохнуть — вы находитесь в реальности».
Я тут же надул щёки, зажал нос между пальцев. Уже скоро ощутил то самое «непреодолимое желание», о котором говорила Эмма. Снова задышал.
Спросил:
«Что ещё?»
«Советуют понаблюдать за обстановкой, — сказала Эмма. — Следите за вывесками на магазинах. Если на вывеске написано "Хлеб", то во сне эта надпись вскоре сменится на другую. На "Мясо", к примеру».
Я осторожно спустил с кровати ноги, прикоснулся ступнями к лежавшей на полу ковровой дорожке. Не ощутил дрожи в коленях. Но всё же вцепился рукой в металлическое изголовье кровати. Встал на ноги.
Комната слегка изменилась, когда я взглянул на неё с другого ракурса. Я отметил, что она больше, чем мне показалось сначала. Потому что шкаф стоял не у стены, а делил комнату на две неравные части.
Обнаруженная мною вторая часть комнаты была меньше той, где я проснулся. Там тоже стояла металлическая антикварная кровать и ещё один стол. На стене я заметил прямоугольное ростовое зеркало.
Первый шаг я сделал неуверенно. Ноги не дрогнули — лишь пошатнулось металлическое изголовье кровати, за которое я держался. Я замер посреди узкого прохода между стеной и кроватью.
Убедился, что стою уверенно и лишь тогда выпустил опору. Отметил: пол подо мной не пошатнулся. Я сделал осторожный шаг в направлении меньшей части разделённой шкафом комнаты. Услышал скрип под ногами.
К зеркалу я подошёл уже уверенно: даже увереннее, чем ходил полтора года назад (до свалившего меня в больничную койку инсульта). Замер на месте, посмотрел на отражавшегося в зеркале хмурого парня, очень похожего на меня в юности.
В зеркале я выглядел высоким, с хорошей осанкой. Уже со следами бритья на щеках. Тёмно-карие (почти чёрные) миндалевидные глаза, небольшой прямой нос с горбинкой, плотно сжатые губы.
Заметил, что у моего отражения густые чёрные слегка вьющиеся волосы без залысин и без признаков седины. Пригладил причёску — парень в зеркале повторил мой жест. Я внимательно осмотрел в зеркальном отражении свою мускулатуру.
Вместо привычных складок на животе заметил хорошо различимые под тонкой кожей кубики пресса. Напряг мышцы, будто стоял сейчас на подмостках соревнования для культуристов. Взглянул на свои бицепсы и трицепсы.
Хмыкнул, качнул головой. Вспомнил, что в старших классах школы я считал себя едва ли ни советской копией древнегреческого Геракла. Да и в армии выделялся среди сослуживцев крепким телосложением.
Но в зеркале я сейчас разглядывал всего лишь неплохо сложенного худощавого юнца: стройного, с рельефной, но отнюдь не с богатырской мускулатурой. «Не Арнольд Шварценеггер, — подумал я. — Но и не задохлик».
«Эмма, какой сейчас год?» — спросил я.
Чуть подтянул трусы (полосатые, широкие, длиной до середины бедра) — рассматривал их не на себе, а на отражавшемся в зеркале молодом парне, очень похожем на меня шестнадцатилетнего.
«Сейчас семнадцатое января две тысячи двадцать шестого года», — ответила Эмма.
«Ты уверена в этом?»
«Конечно, господин Шульц. Я в этом уверена».
Уложенный «ёлочкой» паркет подо мной снова скрипнул (теперь я не сомневался, что скрипел именно паркет: увидел его около стены, где не было половика). Я медленно, но вполне уверенно направился к выходу из комнаты.
Вошёл в тот самый дверной проём, за которым скрылась моя новая сиделка. Увидел напротив вход в ещё одну узкую комнату. Свернул влево и очутился в комнате побольше, похожей на гостиную.
Заметил там старомодный диван, пианино, окружённый стульями стол, большой аквариум и сервант с заставленными посудой полками. Скользнул взглядом по висевшим на стенах в золочённых деревянных рамках портретам.
Смотревшие на меня с чёрно-белых фотопортретов люди выглядели знакомыми. Как и само расположение портретов, как и обстановка в комнате. Я взглянул на аквариум — в голове мелькнула странная фраза: «Барбусы снова сдохли».
Отметил, что нахожусь в частной квартире (или в точной её копии). Почувствовал застарелый запах табачного дыма (его не скрыл даже аромат жареного картофеля). Прошел мимо дивана через комнату, свернул вправо: на кухню.
Кухонька оказалась крохотной, не больше шести квадратных метров. Как я и ожидал. Я пробежался взглядом по кухонной мебели, по старинному холодильнику. Задержал взгляд на лице сидевшей за столом девицы.
Спросил:
— Какой сейчас год?
Глава 2
Девица подняла на меня глаза, удивлённо приподняла брови.
— Василий, ты ещё не оделся? — сказала она.
Указала рукой на часы, что висели на кухонной стене.
— Нам через пятнадцать минут выходить! — заявила сиделка. — А ты ещё в одних трусах!
Я повторил свой вопрос:
— Какой сейчас год?
Мне показалось, что во взгляде сидевшей за столом девица мелькнула растерянность.
Сиделка поставила кружку на стол. Задела взглядом мои трусы. Снова взглянула мне в лицо.
— В каком смысле? — спросила она.
— В прямом! — повысил я голос. — Год сейчас какой?
Заметил, что говорю нормально — никаких последствий инсульта.
— Шестьдесят шестой наступил…
— Тысяча девятьсот шестьдесят шестой?
— Ну… да. Тысяча девятьсот…
Сиделка вдруг сощурила глаза и спросила:
— Василий, это ты мне так намекаешь, что заболел? Теперь, небось, скажешь, что не пойдёшь в школу? Я правильно тебя поняла?
Она чуть склонила на бок голову, смотрела на меня снизу вверх.
— Забыл, что обещал моим родителям? — спросила девица. — Ты обещал, что не подведёшь их.
Я не ответил ей — вертел головой: осматривал кухню. Отметил, что все эти белые шкафчики и украшенная потёками белой краски раковина выглядели знакомыми. Как и рычание холодильника.
«Что за херня тут происходит?» — мысленно спросил я.
«Господин Шульц, слово херня в русском языке происходит от латинского слова hernias. Что переводится, как "разрыв". Таким словом в медицине называют грыжу — аномальный выход ткани или органа…»
«Стоп. Помолчи. Херня — это херня».
Я обогнул стол, прошёл к окну. Сдвинул рукой в сторону пропахшую горелым нерафинированным растительным маслом штору. Посмотрел на улицу сквозь окно, украшенное прилипшими к стеклу снежинками.
Увидел серые облака на небе, присыпанную снегом крону ивы, выглядывавшие из сугробов верхушки кустов, украшенные сосульками провода (соединявшие вершины высоких деревянных столбов).
«Херня — это город Кировозаводск, где мы сейчас находимся, — сказал я. — Точно тебе говорю. Точнее, это не город, а настоящая грыжа, если мне не изменяет память. Что, чёрт возьми, происходит?»
«Господин Шульц, уточните, пожалуйста, вопрос».
«Это был не вопрос».
Покачал головой.
— Lustig, — сказал я вслух, — sehr lustig. Забавно.
— Что ты там такого забавного увидел? — спросила девица.
Я прошёл мимо неё, проигнорировал её вопрос (лишь коснулся взглядом стоявшей на столе тарелки с жареным картофелем). Решительно пересёк гостиную, вернулся в разделённую на две части спальню. Подошёл к кровати, на которой недавно проснулся.