— У меня двойка. Родители меня убьют. Вероника Сергеевна, когда можно пересдать эту работу?
— Вероника Сергеевна, я тоже хочу пересдать!
— Вероника Сергеевна, у меня из-за этой тройки может не выйти пятёрка за четверть!
Молодая учительница вскинула руки — призвала школьников к тишине.
Ученики десятого «Б» класса пусть и неохотно, но замолчали.
— Согласитесь, ребята, — сказала Вероника Сергеевна, — результаты проверочной работы неутешительные. В вашем классе только две пятёрки. Но при этом целых семь двоек. Это никуда не годится. С учётом того, что скоро у вас экзамены.
Она покачала головой.
— Скажу вам по секрету: в десятом «А» результат ещё хуже, — сказала учительница математики. — На «отлично» там работу не выполнил никто. А двоек столько же, сколько и в вашем классе. Однако это не повод для гордости.
— Вероника Сергеевна, а пересдать работу можно?
— Да, когда мы её перепишем?
Учительница покачала головой.
— Переписывать эту проверочную работу мы не будем, — сказала она.
По кабинету прокатился гул разочарования.
— Спокойно, ребята, — сказала Вероника Сергеевна. — Думаю, что вы обратили внимание: эта работа была сложнее, чем предыдущие. Это было не случайно. Я хотела, чтобы вы реально оценили свои возможности.
Она посмотрела на лица школьников — моё лицо она, будто случайно, обошла стороной.
— Теперь вы понимаете, с чем столкнётесь на экзаменах в ВУЗе, — сообщила учительница. — Я допускаю, что там задания будут ещё сложнее. Поэтому у вас теперь есть повод, чтобы задуматься. Не так ли?
— Да, уж.
— Ага.
— А пересдать когда?
Вероника Сергеевна скрестила на груди руки и повторила:
— Ребята, переписывать эту работу мы не будем…
По классу снова прокатился гул разочарования.
Учительница вскинула руки — на этот раз школьники успокоились не сразу.
— Вы не дослушали меня. Мы не будем переписывать эту работу, потому что оценки за неё не пойдут в журнал.
— Ура! — прозвучали сразу с десяток голосов.
— Я хотела вас взбодрить этой работой, — сказала учительница. — Хотела, чтобы вы не успокаивались не достигнутом. И чтобы заполнили пробелы в своих знаниях, пока сделать это позволяет время.
Я взглянул на своего соседа по парте. Череп словно пропустил мимо ушей информацию о том, что его честно заработанная «пятёрка» «пролетела» мимо журнала. Алексей уже нарисовал на промокашке луноход, теперь дорисовывал край лунного кратера.
— Вероника Сергеевна, — сказала Надя-большая, — а кто из наших получил пятёрки?
— Черепанов, — ответила ей Надя-маленькая.
Обе Нади обернулись и посмотрели на увлечённого рисованием Алексея.
— Это понятно, что Лёша получил пятёрку, — сказала комсорг. — А кто ещё на пять написал?
Взгляды десятиклассников с лица Черепанова снова переместились на лицо учительницы математики.
— Вторую оценку «отлично» за практическую работу получил Василий Пиняев, — сказала Вероника Сергеевна. — Он нам наглядно показал, что уровень образования в Москве значительно выше, чем в Кировозаводске. Это для вас, ребята, ещё один повод задуматься. Ведь школьники из Москвы и из Ленинграда тоже будут поступать в ВУЗы. Подумайте: окажете ли вы им достойную конкуренцию?
Ученики десятого «Б» класса вновь повернули лица — взглянули в сторону моей парты.
— Молодец, Вася, — шепнула Иришка.
— Ну, это же Москва! — сказала Надя-большая.
— В Москве учатся такие же ребята, как вы, — ответила ей учительница. — Вот, взгляните на Василия. Чем он от вас отличается? Такой же советский человек, комсомолец. Или он в прошлом и позапрошлом году не почивал на лаврах, а учился? Поэтому и он показал на проверочной работе такой результат. Вот вам наглядный пример для подражания.
Я встретился глазами с взглядом учительницы — заметил, как у той покраснели мочки ушей.
Вероника Сергеевна отвернулась от меня, подошла к своему столу.
— Этой слегка усложнённой проверочной работой я показала вам, с чем вы столкнётесь на экзамене, — сказала она. — Я ни в коем случае не хотела вас обидеть. Но вы увидели реальный уровень своих нынешних знаний. Надеюсь, вы правильно распорядитесь полученной информацией. Помните, ребята, что в этом году на каждое место в ВУЗах страны будет небывалая конкуренция.
Черепанов толкнул меня локтем, сдвинул в мою сторону промокашку.
— Смотри, — сказал он.
Я взглянул на рисунок — мне показалось, что лицо стоявшей около лунохода космонавтки (под стеклянным шлемом скафандра), походило на лицо Светы Клубничкиной.
Я показал Черепанову поднятый вверх большой палец.
— С результатами проверочной работы мы разобрались, — сказала учительница математики. — Начнём урок…
На перемене после первого урока я попросил Черепанова, чтобы он помог мне «с математикой». Попросил его поработать моим репетитором.
Алесей пожал плечами. Мне показалось, что его розовые щёки стали чуть темнее.
— Ладно, — сказал он. — Когда?
— Сегодня вечером ты сможешь? — спросил я.
— Ладно, — повторил Алексей. — Тогда после уроков пойдём ко мне домой.
— Договорились.
Пятым уроком у нас сегодня была физкультура.
В понедельник я это урок пропустил. Как выглядел учитель физкультуры, который вёл у меня занятия в Кировозаводске шестьдесят лет назад, я не помнил. Поэтому удивился, когда увидел около спортзала того самого широкоплечего усатого мужчину в синем застиранном спортивном костюме, которому в понедельник я вручил пятиклассника, надышавшегося в сарае дымом.
На вид физруку было лет сорок, максимум — сорок пять. Татуировок я у него на руках не разглядел, как не увидел на открытых частях тела учителя физкультуры и приметных шрамов. Короткая стрижка, ухоженные усы. Физрук заметил меня, но будто бы и не узнал. Его взгляд остался сонным и меланхоличным. Он поправил на шее шнурок со свистком и прошёл в зал.
Черепанов просветил меня, что звали нашего физрука Илья Муромец. Точнее, по паспорту у него было вполне банальная фамилия: Иванов. Иванов Илья Фёдорович. Но школьники прозвали его Муромец — не за силу и умение «громить супостатов», а за то, что во время уроков физрук часто сидел на лавке (подобно былинному Муромцу, пролежавшему полжизни на печи).
Я занял место в строю, согласно своему росту (стоял не первый — замыкал первую пятёрку). Посмотрел на неохотно поднявшегося с лавки Муромца. Тот дунул в свисток, продублировал сигнал школьного звонка. Кончики усов физрука уныло поникли, в его глазах читалась тоска. Учитель взглянул на строй, недовольно скривил губы (будто бывалый сержант при виде новобранцев).
— Подтянули животы! — скомандовал он. — Подровняли носки по линии!
Я усмехнулся — потому что вдруг подумал: «Муромец, ты зачем старушку убил?» Словно вспомнил о романе Достоевского «Преступление и наказание». Вслух я этот вопрос не озвучил. Потому что не был уверен, что убитая была старушкой, а не юной девицей (Черепанов тогда называл её просто женщиной). К тому же, не факт, что женщину зарежет именно Муромец.
— Напра-аво! — зычно скомандовал физрук. — Десять кругов по залу! Не торопимся и не отстаём! Побежали!
По залу прокатился грохот шагов.
Илья Муромец пригладил пальцем усы и уселся на стоявшую около стены лавку.
Иришка сегодня после школы отправилась домой одна — я побрёл вместе с Черепановым к нему в гости (точнее, для занятий математикой). От школы мы с Лёшей свернули не к улице Ленина, а в противоположном направлении. Я отметил, что большинство школьников шли именно в эту сторону: здесь жилых домов было больше, чем вдоль центральной улицы. А вот фонарей здесь было значительно меньше — вечером я здесь пойду при свете луны и звёзд, если небо к тому времени очистится от облаков.
— Вася, зачем тебе математика? — спросил Алексей. — Ты же хорошо поёшь. Разве ты не вернёшься на сцену?
Я усмехнулся, покачал головой.
Ответил:
— Не всё так просто. Талантливых певцов у нас в стране много. Но многие из них работают учителями музыки в школах, а то и рабочими на заводах. Попасть на большую сцену удаётся не всем. Да и если попадёшь, то далеко не факт, что ты там задержишься надолго. Конкуренция есть везде. Не только на вступительных экзаменах в вуз. К тому же, голос может и исчезнуть. Это я уже проходил. И что тогда? Лить горькие слёзы и подыскивать себе новую профессию?
Я пожал плечами.
— Лучше я о такой профессии подумаю сейчас.
— Будешь сдавать математику? — спросил Алексей.
— Мне, как минимум, предстоит сдать школьный выпускной экзамен.
Черепанов махнул рукой.
— Школьный экзамен будет лёгким.
— У тебя и на этой проверочной работе проблем не возникло, — сказал я. — Только благодаря тебе наш класс получил семь, а не восемь двоек. Да и обе пятёрки тоже, по сути, твои.
Алексей снова отмахнулся.
— Василий, а ты, правда, думаешь, что мы посадим на Марсе яблони?
Я кивнул и ответил:
— Посадим, Лёша. Обязательно посадим. И они там зацветут. Это даже не вопрос. Вопрос, Лёша, стоит задать иначе: кто их посадит, каким образом и когда…
При прошлом посещении Кировозаводска я видел здесь мало образцов городской архитектуры. Запомнил только те, что находились на улице Ленина и около сорок восьмой школы. Сейчас же Черепанов отвёл меня в незнакомый район — там на меня будто бы дохнуло временами дореволюционной России.
Я слушал Лёшины рассуждения о перспективах освоения космоса, рассматривал по пути похожие на бараки деревянные двухэтажные строения. Разглядывал серые стены из подгнивших досок, окна с деревянными ставнями, печные трубы на крышах. В окнах этих бараков горел свет: там всё ещё проживали люди.
— Я вон в том доме живу, — сказал Алексей.
Он рукой указал на видневшееся впереди мрачное серое строение, издали выглядевшее заброшенным. Мы подошли к тому дому ближе — я увидел свет в окнах, клубившийся над печными трубами дым, заметил сушившееся (или промерзавшее) на верёвках во дворе бельё. Услышал звонкие детские голоса.