Таких не берут в космонавты. Часть 1 — страница 27 из 43

. Утренний Кировозаводск уже не казался мне мрачным и унылым. Сегодня я будто не замечал потрёпанный фасад школы, серое небо и серые одежды людей. Зато увидел яркую брошь на одежде дежурившей в вестибюле технички. Отметил, что на школьном подоконнике зацвёл декабрист. Обнаружил, что у встретившей нас с Иришкой около гардероба Нади-маленькой красивые ярко-зелёные глаза.

Первым уроком сегодня снова была математика. Вероника Сергеевна меня удивила: вызвала меня к доске в самом начале урока. Я выбрался из-за парты; заметил, как поёрзали на лавках Лёша Черепанов и Иришка — увидел тревогу в их глазах. Встретился взглядом с глазами учительницы математики, улыбнулся ей — у математички тут же порозовели мочки ушей. Вероника Сергеевна не озадачила меня сложным примером. Она продиктовала мне одну из задач к пройденной на прошлом уроке теме. К той самой теме, которой мы с Черепановым уделили вчера примерно полчаса времени. Я размашистым почерком записал задание на доске. Проговаривал его при этом про себя — для своей виртуальной помощницы. Почти без паузы перешёл к решению.

Примерно пять минут я безостановочно крошил о школьную доску мел.

«…Триста восемьдесят четыре целых и двенадцать сотых», — продиктовала мне ответ Эмма.

«Спасибо, Эмма. Что бы я без тебя делал».

Я поставил в задании финальную точку, положил кусок мела на полку под доской.

Взглянул на учительницу — увидел, как та покачала головой.

— Поразительно, — сказала Вероника Сергеевна. — Вот, что значит столичное образование. Впечатляюще. Даже очень. Василий, если бы я не следила за твоей работой, то решила бы: ты переписывал уже готовое решение. Ты молодец.

— Это было простое задание, Вероника Сергеевна.

— Действительно, простое. Особенно для того, кто перемножает двузначные числа в уме. Вася, ты в своей школе участвовал в олимпиадах по математике?

— Нет, Вероника Сергеевна. Математика не мой конёк. Моё предпочтение — иностранные языки.

Учительница кивнула.

— Да, я слышала…

Она посмотрела мне в глаза и переспросила:

— Языки? Василий, ты знаешь несколько языков? Какие?

«Viel Sprechen hat viele Gebrechen8, — мысленно произнёс я. — Язык мой — враг мой».

— Вероника Сергеевна, у меня в начальных классах было мало времени на изучение языков, — сказал я. — Сами знаете, почему. Поэтому хорошо я выучил только четыре языка.

Мои нынешние одноклассники хором шумно вздохнули.

Учительница уточнила:

— Какие?

— Немецкий, английский, французский и испанский.

— Василий, что ты подразумеваешь под словом хорошо? — спросила учительница.

Я дёрнул плечом, ответил:

— На уровне носителя языка.

Вероника Сергеевна качнула головой.

Поинтересовалась:

— Так ты и другие языки знаешь? Чуть хуже, чем эти четыре, я имею в виду.

Я пожал плечами.

— Знаю… ещё парочку. Но на очень среднем разговорном уровне. Книгу бы я на тех языках не написал.

Я указал рукой на доску и спросил:

— Вероника Сергеевна, так что с моим решением?

Учительница тоже взглянула на доску, словно только сейчас вдруг вспомнила о решённой мною задаче.

— Ты молодец, Василий, — повторила она. — Ставлю тебе пятёрку, разумеется. Ты её заслужил. Вижу, что твоя оценка за проверочную работу не была случайной. Присаживайся.

Она повернулась лицом к десятиклассникам и объявила:

— Сегодня мы с вами закрепим пройденную на прошлом уроке тему…

«Спасибо, Эмма», — сказал я.

Подошёл к своей парте и шёпотом сказал Черепанову:

— Спасибо, Лёха.

* * *

Четвёртым уроком у нас сегодня была история.

Примерно за минуту до начала урока в кабинет истории вбежала Надя-большая. Она замерла около доски, подняла над головой зажатую в руке газету. Обвела загадочным взглядом класс, улыбнулась.

— Ребята, Василий! — воскликнула она. — Смотрите! Напечатали!

Глава 16

— Покажи! — прозвучали сразу несколько голосов.

Школьники вскочили с лавок, рванули к стоявшей около доски Наде-большой.

Комсорг класса выставила перед собой левую руку, будто отгородилась от одноклассников.

— Спокойно! — сказала она. — Газету помнёте. Сейчас покажу.

Надя-большая отыскала взглядом мои глаза, улыбнулась. Она прошла между рядами, подошла к моей парте.

Туда же устремились и другие мои одноклассники — я и сидевший рядом со мной Черепанов оказались в окружении сопевших и подкашливавших школьников.

Надя положила газету на столешницу.

— Василий, смотри, — сказала она. — Твоя фотография.

Комсорг ткнула пальцем в газетную страницу.

Я посмотрел на чёрно-белую картинку, которая была размером примерно с пачку папирос «Беломорканал». Увидел, что там два изображения. На правой половине картинки был темноволосый парень с миндалевидными глазами: тот самый, кого я разглядывал теперь по утрам в зеркале во время умывания (на фотографии я выглядел серьёзным, задумчивым). На левой части иллюстрации улыбался мальчишка в пионерском галстуке — Коля Осинкин из пятого «А» класса.

— Вася симпатичным получился, — произнёс у меня над головой женский голос.

Навалившийся мне на плечо Черепанов сказал:

— Лучше бы они тут поместили мой рисунок, где ты пацана в руках держишь.

Алексей вздохнул.

Я взглянул на заголовок, прочёл: «Комсомолец-герой». Пробежался глазами по первым строкам статьи: «В каждом поколении комсомольцев есть свои герои. Нынешнее поколение не стало исключением. Комсомолец Василий Пиняев, ученик десятого класса сорок восьмой школы нашего города доказал, что современные комсомольцы достойны памяти своих предшественников, прославившихся беззаветным мужеством во время Великой Отечественной войны…»

— Надя, дай почитать!

Сразу несколько рук потянулись к газете.

Комсорг класса их решительно оттолкнула.

— Позже почитаете, — ответила Надя-большая. — Сейчас урок начнётся.

Будто в подтверждение её слов у нас над головами надрывисто задребезжал звонок.

— Блин, не успели, — выдохнула Иришка Лукина.

* * *

На уроке истории я снова озадачил свою виртуальную помощницу:

«Эмма, найди мне статью "Комсомолец-герой" из февральского номера кировозаводской газеты "Комсомолец" за февраль тысяча девятьсот шестьдесят шестого года».

«Господин Шульц, к сожалению…»

«Понял, Эмма. Спасибо».

* * *

После урока истории мои одноклассники не разбежались из класса по своим делам, как это бывало обычно. Едва ли не строем они прошли к кабинету литературы, стали группой около пока ещё запертой двери в классную комнату. Окружили сжимавшую в руках газету Надю Веретенникову. В общую группу влились и Лёша Черепанов и Иришка Лукина. Лишь я один стоял чуть поодаль от одноклассников: в паре шагов за их спинами. Но и там я слышал звонкий голос Нади-большой, громко читавший газетную статью.

— … Комсомолец Пиняев замер у распахнутых ворот горящего здания, — торжественно вещала комсорг класса. — Огонь уже охватил большую часть помещения, чёрный дым затруднял дыхание. Василий почувствовал на своём лице обжигающие прикосновения языков пламени. Из его ослеплённых дымом глаз катились слёзы. Но Василий не повернул назад. Он сжал зубы и решительно шагнул прямо в огонь. Пиняев поспешил туда, откуда доносился уже едва слышный кашель пойманного в огненную ловушку пятиклассника…

Ко мне подошла Надя Степанова, староста нашего класса — она принесла ключ от кабинета. Степанова не пошла к двери, будто вдруг позабыла о зажатом в кулаке ключе. Надя-маленькая посмотрела мне в лицо, прикрыла свои острые колени портфелем. Она не отводила взгляда от моего лица. Молчала. Слушала голос своей подруги, рассказывавший о подвиге комсомольца Васи Пиняева. Её глаза блестели, будто в них отражались те самые «ужасные языки пламени», которые описала в своей статье журналистка.

— … Василий Пиняев понимал, что не может остановиться или отступить, как и наши земляки, пожертвовавшие свои жизни во имя Победы. Он слышал, как пламя с треском пожирало стоявшую в складском помещении мебель. Он ничего не видел вокруг себя из-за чёрного дыма. Он не дышал. Но шёл вперёд. Потому что понимал: там, в дальнем углу пылающего школьного склада находился нуждавшийся в его помощи пионер. Как советский человек, как комсомолец, как старший товарищ, Пиняев не мог поступить иначе…

«Эмма, эта журналистка могла бы неплохие романы сочинять. Жаль, что её статьи не дожили до эпохи интернета».

К нам подошёл учитель литературы. Максим Григорьевич поправил на лице очки, шёпотом (будто опасался, что помешает торжественному чтению) поинтересовался у Степановой причиной собрания.

Надя-маленькая указала на меня и сообщила:

— Статью в газете про Васю читаем.

— Статью?

Максим Григорьевич взглянул на меня сквозь толстые линзы и тоже прислушался.

— … Бушевавшее впереди пламя, будто штора, отгородило комсомольца Пиняева от ворот склада. Но Василий не остановился. Он прижал к своей груди уже почти не дышавшего мальчика и будто один из комсомольцев героев военных лет бесстрашно шагнул в огонь. Очевидцы позже расскажут о его обгоревшей одежде, об украшенном многочисленными пропаленами Колином пионерском галстуке, об упавшем в огонь с обгоревшего пиджака комсомольском значке, который позже обнаружили тушившие огонь пожарные…

Я заметил, как учитель кивнул головой.

Услышал, как он произнёс:

— Красочное описание. Настя Рева писала. Узнаю её стиль. Хорошая девочка. Способная.

— … В понедельник семнадцатого января пламя не получило свою жертву, — возвестила Надя Веретенникова. — Потому что этому помешал обычный школьник с настоящим комсомольским сердцем: Василий Пиняев. Поступок Пиняева явился неоспоримым доказательством того, что нынешнее поколение решительно подхватило эстафетную палочку из рук своих предков. Мы уверенно смотрим в будущее, и не боимся никаких трудностей и опасностей. Пока среди нас есть такие комсомольцы-герои, как Василий Пиняев…