Иришка дёрнула меня за руку.
— Так причём здесь Гена и Клубничкина? — спросила она.
Я поправил съехавшую на затылок шапку и ответил:
— Иришка, сегодня в кафе Светлана делала выбор между мной и Геннадием. Вы видели: она недолго сомневалась, прежде чем направилась к нашему столу. Не утверждаю, что выбор она сделала при помощи одних лишь инстинктов. Вполне вероятно, что она выбирала и при помощи того самого интеллекта, о котором ты мне говорила.
Лукина махнула варежкой.
— Какой там интеллект, — сказала она. — Вот здесь ты, пожалуй, прав. Там были только звериные инстинкты.
— Эти инстинкты направили Клубничкину к нашему столу.
Я указал рукой на Алексея.
— Теперь скажи мне, Лёша. Почему она так однозначно предпочла меня, а не Геннадия. Сделай вывод, основываясь на моих рассказах о теории эволюции Чарльза Дарвина.
— Потому что у тебя выше… этот… статус?
— Правильно! — сказал я. — Кто из нас двоих красивее — это дискуссионный вопрос. К тому же, высокий статус преображает внешность мужчины в женских глазах. Как это случилось с Юрием Алексеевичем. Теперь прикинь, какие именно факты Клубничкина мысленно раскладывала при виде нас на воображаемые весы. Точнее, это проделали за неё те самые инстинкты размножения и самосохранения.
— Ну-у, — неуверенно протянул Черепанов.
— Внешне мы примерно одинаковые, — сказал я. — В том смысле, что оба смазливые, высокие и с хорошей фигурой. Поэтому наша внешность на выбор Клубничкиной почти не повлияла. А дальше шла игра в одни ворота.
Я принялся загибать на левой руке пальцы.
— Во-первых, я уже заимел романтический ореол героя после того случая с пожаром. А главное: после награждения в спортзале. Это несомненный плюс в мою пользу. Во-вторых, я приехал из Москвы. В глазах мечтающих о покорении столицы провинциальных девиц это выглядит несомненным преимуществом. В-третьих, это мои родители. Папа Геннадия по местным меркам непрост, но…
Я пожал плечами.
— … Мои папа и мама сейчас работают в МИДе. А это звучит очень и очень солидно. Что тоже добавило мне статусности в глазах Светланы Клубничкиной. Не уверен, что Клубничкина слышала о моих достижениях в учёбе. Поэтому этот вопрос я обойду стороной. Хотя ум мужчины и его образованность обычно тоже важны. Остался ещё мой Голос. Который следовало бы назвать «во-первых».
Шагавшая рядом со мной Иришка кивнула — в подтверждение моих слов.
— Прекрасный Голос… я не буду скромничать… и умение им пользоваться — это то, что резко выделяет меня сейчас из местного окружения. Он делает меня заметным и узнаваемым. Что, несомненно, идёт плюсом в графу статусности. В приложение к нему следует и моё певческое прошлое. Которое намекает: певческая карьера для меня — проторенная дорожка.
Я показал Черепанову сжатые в кулак пальцы.
— Вот и получилось, что Клубничкина почти не тянула с выбором. Её инстинкты однозначно подсказали, чей статус предпочтительнее. Женское чутьё направило Свету в мою сторону. Но… Лёша, ты скажешь сейчас, что это несправедливо. По отношению к Тюляеву. Да и по отношению к тебе. Отчасти будешь прав: мне относительно повезло с местом рождения и с происхождением.
Алексей кивнул.
Я усмехнулся и заявил:
— Вот только ты забыл: все прочие мои плюсы могли бы оказаться и у Тюляева. Если бы Геннадий с юных лет посещал шесть дней в неделю занятия по вокалу, к примеру. Или если бы развил иное конкурентное преимущество. Победил бы, к примеру, на городской олимпиаде по математике. И все учителя бы в один голос пророчили ему славное будущее в учёной стезе. Как тебе, например.
Черепанов махнул рукой.
— Что толку с этой математики, — сказал он.
— А вот не скажи, — возразил я. — Толку с неё не меньше, чем от умения красиво петь. Или от участия в программе космических полётов.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Алексей.
Я оттопырил вверх указательный палец.
Иришка и Черепанов скрестили на нём взгляды.
— Вот мы и подобрались к важнейшей части моего рассказа, — сообщил я. — Ты уже услышал о получении людьми статуса в современном обществе. Но что ты скажешь, если я заявлю: даже этот статус относителен и зависит от обстоятельств?
Алексей повёл бровями.
— Как это? — спросил он.
— Вот смотри. Представь себе, что в данный конкретный момент мы с тобой находимся в школе на уроке физкультуры. Представил? Вообрази, что Илья Муромец дал нам задание подтянуться на перекладине. Можешь не сомневаться: парни сразу же перейдут к соревнованиям. Будут подсчитывать повторения. Ты, к примеру, подтянешься пять раз…
— Очень в этом сомневаюсь, — сказала Иришка.
Черепанов её будто бы и не услышал: он смотрел на меня.
— … Твой одноклассник подтянется десять раз, — продолжил я. — Кто из вас привлечёт внимание девчонок? У кого в данный конкретный момент повысится статус?
— У него, — сказал Алексей.
— Правильно. Внимание девчонок тоже достанется ему. Я уже объяснял, почему.
— У него статус выше, — сказал Иришка.
— Но теперь вообрази, что проводят контрольную работу по математике…
— А ведь, правда! — воскликнула Лукина.
Она взглянула на Черепанова — будто бы увидела его в новом свете.
— Лёшка, на математике твой статус будет самым высоким, — заявила она. — Точно тебе говорю. Вася правду сказал. Даже я в такие моменты удивлялась, какой ты умный.
— Что и следовало доказать, — сказал я. — Ну а теперь ответь мне, Алексей. Какой смысл соревноваться с тем же Тюляевым в подтягивании? Тем более, без предварительных тренировок. Почему бы не доказывать свой статус там, где его уровень точно будет высоким? В математике, к примеру. Подумал? Но тут скрывается один не заметный на первый взгляд, но важный нюанс.
Я замолчал, взял из сугроба горсть снега — отметил: снег был вполне реалистично холодным и таял на ладони.
— Какой нюанс? — спросил Черепанов.
— Любое дело может поднять твой статус в глазах окружающих до небес, — сказал я. — Если оно у тебя получается лучше, чем у других. Вот только случится это не сразу. А что бы заявить о себе на серьёзном уровне… Ведь ты же не хотел бы навсегда остаться знаменитым лишь одной победой в школьной олимпиаде по математике? Но на общегородском, и тем более, на республиканском уровне…
Я сбросил остатки снега на тротуар себе под ноги.
— … Там одного лишь таланта мало. Там тебе, Лёша, пришлось бы немало потрудиться. А это нас переносит к тому самому нюансу. Он заключается в том, что тебе должно быть интересно заниматься тем делом, на которое ты тратишь много времени и сил. Лишь тогда ты не сойдёшь преждевременно с дистанции и придёшь к хорошему результату. Результат в нашем случае — это и есть высокий статус.
Черепанов вздохнул и невесело усмехнулся.
— К какому статусу я приду с математикой? — сказал он. — Кто влюбляется в математиков?
Я покачал головой и ответил:
— Ты разве забыл, о ком мы с тобой совсем недавно разговаривали? Считаешь, что похороны в Кремлёвской стене — это не показатель статуса? Ты думаешь, что знавшие его при жизни люди не восхищались им, и женщины в него не влюблялись? Ты полагаешь, что он не сверкал бы в лучах всенародной славы, как Гагарин, если бы его имя не засекретили?
— О ком вы говорите? — спросила Иришка.
— О «космическом отце», — сказал я.
Черепанов задумчиво добавил:
— О Главном конструкторе.
Лукина пожала плечами и заявила:
— Не понимаю. Кто такой этот ваш Главный конструктор?
Глава 23
Я не произнёс ни слова после упоминания о «космическом отце» и вплоть до того момента, когда мы переступили порог квартиры Лукиных. Промежуток между этими двумя событиями Черепанов заполнил своим монологом. Я шел по городу, дышал свежим воздухом, молчал. Слушал рассказ Алексея, который рассказывал Иришке об академике Сергее Павловиче Королёве.
Лёша подробно пересказал мне и Лукиной всю ту информацию о Главном конструкторе, которую услышал от меня. Ещё он едва ли не дословно озвучил нам напечатанный в газете «Правда» некролог — тот самый, который в понедельник зачитывала на классном часе Лукина. Я отметил, что у Черепанова либо превосходная память, либо тот некролог он перечитал не меньше десятка раз.
Иришка задержалась в гостиной, где в креслах около телевизора сидели её родители. Мы с Алексеем прошли в Иришкину комнату. Черепанов подошёл к окну, задумчиво посмотрел на листы из нотной тетради, лежавшие на письменном столе со вчерашнего вечера. После похода по улице и долгого монолога его щёки ещё пылали румянцем. Лёша обернулся, шумно вздохнул.
— Вася, — сказал он, — я всё ещё думаю о твоих словах. Помнишь, ты сказал об этом… о нюансе? Не спорю: математика мне даётся легко. Но не скажу, что мне очень уж нравится работа с цифрами. А вот космос — это совсем другое дело. Я стану хорошим космонавтом. Потому что обожаю космос. Постоянно о нём думаю. Мне это не надоест. Точно. Я смогу быть космонавтом. Не сойду с дистанции.
Я усмехнулся, уселся на кровать.
Скрипнули пружины.
— Лёша, ты путаешь понятия. Думать о космосе и быть космонавтом — это далеко не одно и то же. Ты не под тем углом смотришь на профессию космонавта. Ты видишь в ней только романтическую составляющую. Но романтика в этой профессии далеко не главное. Вспомни, что я рассказывал о полёте Гагарина. Представь, какие физические и психологические нагрузки он тогда перенёс.
Я показал Черепанову на рисунок космонавта с моим лицом, подаренный мне Алексеем вчера. Иришка повесила этот мой портрет над письменным столом.
— Основная задача космонавта в настоящее время, — сказал я, — пережить все эти нагрузки. Их работа в первую очередь состоит из многочисленных каждодневных тренировок. Это силовые тренировки, кардионагрузки, тренировки на центрифуге, тренировки гибкости и координации, тренировки в бассейне, психологические тренировки. Это больше похоже на занятия спортсменов.