е я только в книгах читал да от отца слышал. Когда он учился, школа в одну смену работала. Для учеников вторым домом была. Надо школ больше. Надо работать лучше.
Муртазаев сел так же неожиданно, как и поднялся. Несколько секунд было тихо, а затем зал забурлил: «Прошу слова!» «Дайте мне слово!» «Васька, я раньше всех руку поднял!» — неслось из зала. Но Симкин был опытный председатель. В первую очередь он давал говорить тем, на кого мог рассчитывать, что они выступят в тон ему. Однако сегодня его расчеты не оправдались. Комсомольцы были слишком взволнованы происшедшим для того, чтобы говорить то, что принято говорить в таких случаях, а не то, что было у них на душе. И все же разговор не поднимался выше сожалений о судьбе товарища да воспоминаний о разных мелких случаях, которые должны были заставить насторожиться друзей Юрия, но не заставили и прошли незамеченными. Иван Федорович уже думал, что собрание не даст ничего интересного, когда слово взял Непринцев. Все выступавшие до него говорили с места, но этот лобастый юноша вышел вперед. Правда, он не поднялся на трибуну, а, встав сбоку, оперся о нее локтем и заговорил:
- Тут наш секретарь сказал, что Юрий Зарифов — пережиток капитализма. Так, между прочим, легче всего любую беду объяснить. Только какой же Юра пережиток? Ведь он родился перед войной. Даже про нэп только в книгах читал. И отец его капитализма не нюхал. Отцу Юркиному лет сорок, не больше. В том, что Юрка стал бандитом, виноваты все: и мы, комсомольцы, и вы, товарищи преподаватели, и, наверное, больше всех семья Зарифовых.Яне знаю, как у них дома. Раньше мы с Юркой вместе уроки готовили. А потом, когда его батьку министром сделали, они переехали с нашей улицы в особняк. Там я не был. Виновата и школа, особенно наш куратор, Абдулла Асатуллаевич. С тех пор как Юрка стал сыном министра, он у него в образцовых учениках ходить начал. Поэтому у Юрки и пятерка за дисциплину. Географию Зарифов никогда не учил, и Абдулла Асатуллаевич его даже не спрашивал, а просто каждый раз пятерку ставил.
- Да и завуч перед ним на задних лапках ходил, — изменив голос, гнусаво крикнули из задних рядов.
- Ну, может быть, и не на задних лапках, но и по его мнению Юрий Зарифов тоже был «примерным и образцовым учеником», — усмехнулся Непринцев. — Виноваты и мы, комсомольцы. Что мы, не видели неправильного отношения Абдуллы Асатуллаевича и завуча к Юрке? Видели и молчали. Противно было смотреть на это, а все-таки молчали. Петр Никитич, наверное, слушает и удивляется, почему он ничего не знал. Школа большая, в три смены работает. Директор везде не поспеет, а мы, комсомольцы, не помогли ему, молчали. Что мы, не видели, какие дружки появились у Юрки? Взять хотя бы этого самого Жорку. Видели и тоже молчали. И сейчас молчим. Почему молчит Костя Гурин? Ведь он дружил с Зарифовым. Пусть расскажет, кто еще дружил с Юркой? Кто его втянул в бандитскую шайку? Нам надо внимательно присмотреться после этого собрания друг к другу. Нет ли среди нас еще таких, которые могут пойти по Юркиной дороге. Ведь у нас, как принято, если ты плохих отметок не имеешь, походя не дерешься, значит, годишься в комсомол. А разве мало у нас просто честных и хороших людей, но ведь для комсомола просто хорошим быть мало. Комсомолец — активный боец за коммунизм, первый помощник партии. У него должны быть не просто хорошие отметки, не просто честность и принципиальность, а коммунистическая честность, коммунистическая принципиальность. Мы об этом часто говорим на собраниях, а в жизни забываем. Лучше бы мы поменьше говорили красивых слов вообще, а были комсомольцами не только на трибуне, не только на собрании, аив жизни, — закончил Непринцев, уже шагая от трибуны к своему месту.
Иван Федорович отметил про себя, что когда Непринцев назвал имя Кости Гурина, юноша с полевой сумкой побледнел и расширенными от испуга глазами взглянул на оратора.
Потом он долго сидел хмурый, почти, не слушая того, что говорили комсомольцы, выступавшие вслед за Непрннцевым. После долгих колебаний хмурый юноша взял слово и раскричался, что Непринцев неправ, что в доме Юрия он был всего три или четыре раза и вообще не знает, как Зарифов проводил время вне школы. После этого он сел сердитый и испуганный одновременно.
Когда высказались все, кто хотел, Иван Федорович снова взял слово.
- Спасибо вам, товарищи, — поблагодарил он комсомольцев. — Вот мы и поговорили, действительно, по душам. Разговор получился полезный. Но я хочу напомнить вам, что Владимир Ильич Ленин еще в первые годы Советской власти призвал не просто бороться, а объявить настоящую войну не на жизнь, а на смерть всем хулиганам, тунеядцам, ворам и бандитам. Для вас, комсомольцев, слово Ленина должно быть путеводителем в жизни. Будьте непримиримыми к каждой маленькой язвочке в нашей среде. Из маленькой язвочки эгоизма, равнодушия к людям, нелюбви к труду разрастается большая язва, делающая человека непригодным для нашего советского общества. У нас есть данные о том, что преступник, поднявший руку на коммуниста Лобова, и бандит, расправившийся со своим незадачливым подручным Юрием Зарифовым, — члены одной шайки. Ясно? Если кто-либо из вас захочет побеседовать со мною, милости прошу. — И полковник, назвав время и место, где его могли увидеть комсомольцы, отошел от стола и направился к выходу из зала. За ним поднялись учителя с Петром Никитичем во главе.
- Товарищи, — заключил собрание Вася Симкин, — товарищ полковник дал нам много ценных указаний и заострил наше внимание…
Его никто не слушал. Комсомольцы вслед за полковником и учителями повалили из зала.
Иван Федорович прямо из зала зашел в учительскую за фуражкой. Попрощавшись с преподавателями и Петром Никитичем, он уже выходил из комнаты в опустевший коридор, когда услышал слова директора школы:
- Гибель Зарифова — жестокий урок, данный нам жизнью. Сегодняшнее собрание на многое открыло нам глаза. Попрошу всех глубоко обдумать все случившееся. Завтра после третьей смены — педсовет.
12. ПО ВОДЕ РАСХОДЯТСЯ КРУГИ
Игорь Непринцев после собрания забежал в свой класс. Схватив оставленную в парте связку книг, он сломя голову помчался по коридору. Ему необходимо было догнать ушедших вперед друзей.
Много лет Непринцевы и Муртазаевы жили на одной улице, и немудрено, что младшее поколение этих семей дружило с детства. Впрочем, до войны дружили и отцы. Сорок первый год разлучил их, они оказались на разных фронтах. Капитан Непринцев погиб, поднимая свой батальон на штурм берлинских предместий. Майор Муртазаев, хотя и перенес несколько тяжелых ранений, вернулся ко дню победы домой прямо из госпиталя.
Узнав о гибели друга, майор Муртазаев многое сделал для семьи Непринцевых. Работники райсовета, райсобеса и прочих районных организаций узнали, что значит напористость фронтовика. Для себя, для своей семьи майор Муртазаев не смог бы потребовать и десятой доли того, что он требовал для семьи своего погибшего друга. Впрочем, нужно признать, что требования Муртазаева всегда были законными и то, что для выполнения их необходимо было проявить большую настойчивость, объяснялось нерасторопностью — да что греха таить! — иной раз и бюрократизмом отдельных чинуш, пригревшихся в государственном аппарате.
Игорь Непринцев и Тимур Муртазаев уже не помнили, корда завязалась их дружба. Во всяком случае, началась она в самые ранние дни детства. Уже первые игрушки у них были общими и первую детскую книжку они прочитали вместе. Немало горьких слез пролил втихомолку шестилетний Игорь, когда Тимур пошел в первый класс. Игорь был на год моложе Тимура. И целый год ему пришлось ждать того осеннего утра, когда они рядом зашагали в школу. Такая неразрывная дружба часто отзывалась на обоих мальчуганах совсем с неожиданной стороны. Тимуру туго давалась грамматика русского языка, и Игорю приходилось знать ее больше, чем требовалось по программе, чтобы быть готовым прийти на помощь другу. Бывало и по-другому. Один раз, гуляя по улицам города, ребята увидели вывеску «Республиканская станция юных техников» и вошли в гостеприимно раскрытые перед ними двери. Никто из друзей не знал, что в этот день кончилось их детство и началась юность. Ушла детская беззаботность, бездумные игры, а их место заняла беспокойная и пытливая юношеская мечта.
Никогда не видевший морских просторов, Тимур увлекся морским моделированием. Увяз по уши в чертежах линкоров, эсминцев, морских охотников и подводных лодок. Игорь из чувства дружбы тоже вначале записался в один кружок с Тимуром, но вскоре увлекся радиоделом и забросил моделирование. С тех пор два раза в неделю друзья по нескольку часов проводили на станции юных техников. Но этого им показалось мало. Постепенно и незаметно кладовка квартиры Непринцевых превратилась в прилично оборудованную самими ребятами мастерскую. И хотя Тимур, мечтая стать моряком, по-прежнему увлекался моделированием, а Игорь возился с приемниками, в минуту затруднений они помогали друг другу. В результате невозможно было представить себе модель, скажем, линкора, которую не мог бы изготовить Игорь. В то же время Тимур легко читал любую схему самого сложного приемника, и был неплохим радиолюбителем. Совсем недавно в этот дружеский дуэт вступил третий голос. Добродушному здоровяку Тимуру внезапно стало скучно без тоненькой и горячей, как уголек, Светы Незвановой. Впрочем, Света оказалась на редкость понятливой девушкой. Она быстро научилась разбираться в морской технической терминологии Тимура и залезать своей тоненькой, но крепкой рукой в невероятную путаницу сопротивлений, проводников и конденсаторов сооружаемых Игорем радиоприемников. Мужская дружба выдержала появление третьего человека. Игорю тоже понравилась любознательная девушка. Однажды в дружеском разговоре он сказал Тимуру:
— А знаешь, Светка — ничего себе, хороший парень.
Яростный взгляд Тимура показал Игорю, что этой темы лучше не касаться, и он замолк.
Сейчас, выбежав на крыльцо школы, Игорь огляделся. Далеко ли ушли друзья? А, вон они. Уже успели пройти целый квартал и сейчас стоят на углу, поджидая его, Игоря. Непринцев сбежал по ступенькам крыльца, перемахнул через низкоподстриженные кусты, тянувшиеся сплошным бордюром вдоль тротуара, и пустился догонять друзей.