- Ты, Митя, пока не берись за эту развалину. Ездить будешь на свободных. А вы что!.. — крикнул он на прочих шоферов. — Путевки получили?
Шоферы разошлись к своим машинам. Дмитрию в голосе Павла Никаноровича послышалась растерянность. Он только сейчас обратил внимание на то, что пожилой шофер, ездивший за карауловской машиной, выскочив из кабинки, отвел завгара в сторону и что-то шепотом рассказывает ему. Бубенец насторожился. Может быть, этот шофер заподозрил Караулова? Пойдут пересуды, сплетни, дойдут до Каракурта, и тот навострит лыжи.
- Да ну, Карп Иванович! — возмущенно проговорил завгар. — Ты уж совсем несуразные вещи говоришь!
- А кровь под сидением откуда возьмется? — забывшись, повысил голос пожилой шофер. — И молоток я нашел. Тоже следы имеются. Пойдем к тебе, покажу.
Завгар с шофером направились к диспетчерской.
«Точно. О Каракурте узнали, — догадался Бубенец. — Сейчас звон по всему гаражу пойдет. Что же теперь делать?»
В кармане Дмитрия лежала путевка для поездки по магазинам за освободившейся тарой. Махнув рукой на экспедитора, который должен был ехать с ним, Дмитрий сел в машину и покатил к воротам.
- Если придет экспедитор, пусть подождет, — сказал он стоявшему в воротах охраннику. — Я сейчас. Павел Никанорович приказал съездить.
Стараясь разыскать будку телефона-автомата, Дмитрий гнал машину по оживленной улице. «Идиот, — ругал он сам себя, — не мог раньше заприметить, где автоматы есть».
Пятый, шестой, седьмой квартал остались позади, а телефон-автомат все не попадался. Бубенец уже начал приходить в отчаяние, когда, свернув в сторону от центра, около магазина, заметил коричневую будку автомата. Затормозив машину, он кинулся к телефону. Выгреб из кармана мелочь. Как назло, попадались все двугривенные и гривенники. Вот она, наконец, нужная монетка. Бубенец набрал нужный номер. Телефон Голубкина был свободен, но не отвечал. Значит, полковника не было в кабинете. Чертыхаясь от нетерпения, Дмитрий набрал номер кабинета Кретова, с замиранием сердца думая, что ему делать, если не ответит и Кретов. Может быть, сейчас сообщники Каракурта уже бегут из гаража к нему на квартиру.
Но Кретов ответил. Понизив голос, хотя около будки не было ни души, Дмитрий доложил майору все, что заметил сегодня в гараже. По голосу майора Бубенец понял, что Кретова очень встревожило его сообщение.
- Полковника Голубкина нет в управлении, — ответил Кретов. — Я его сейчас же извещу. Но это займет минут тридцать. Подожди, Митя, дай мне сообразить. — Майор с минуту молчал, думая, что же предпринять. И, видимо, нелегко далось ему это самостоятельное решение. — Вот что, — заговорил он наконец. — Поезжай сейчас к нему на квартиру. Приехал, мол, проведать по приказанию администрации. Не нужно ли, мол, вам чего? Может, на базар съездить. В общем, необходимо до тех пор, пока мы ни приедем, задержать его дома. Если к нему придут из гаража, никоим образом не оставляй их наедине. Понял?
- Понял. Сделаю, — заверил Бубенец.
- Только ты смотри, будь осторожен. Каракурт вооружен. Веди дружескую беседу и не давай ему ничего заподозрить. Мы приедем минут через тридцать после тебя.
- Есть, — по-военному четко ответил Дмитрий.
- Уж если совсем будет невозможно удержать его, то на рожон не лезь, — предупредил Кретов. — Пусть уходит. Все равно мы его из города не выпустим. Слишком не рискуй. Смотри, Митя, — несколько непоследовательно закончил Кретов свои указания.
- Есть не рисковать, товарищ майор, — повторил приказание Бубенец. — Да он ничего и не допрет. Все сделаю в лучшем виде. Приезжайте скорее.
Пулей вылетев из телефонной будки, Дмитрий вскочил в машину и, круто развернув ее, помчался по уже знакомой дороге к квартире Караулова.
Караулов лежал на спине, закинув на подушку под голову сильные мускулистые руки. Скомканная простыня валялась в ногах. На голое колено Караулова села муха. Он лениво пошевелил ногой, чтобы согнать назойливую тварь, и болезненно сморщился. Да, удар об асфальт шоссе в момент аварии машины не прошел даром. Нога все-таки болела не на шутку. И если бы только нога. Болела и грудь, и предплечье левой руки. Хорошо, что тогда у врача «скорой помощи» он усилием воли сумел удержаться от стона, когда врач, исследуя его, нажимал на ушибленные места. А то положили бы в больницу вместе с этим идиотом Рустамовым. При воспоминании о Рустамове, Караулов сморщился, как от боли. Старый осел. Отсидел три года и все еще думает честным быть. Узнал про ночные выезды в город — заартачился, подозревать начал, поперек пошел, грозиться стал. Жаль, что не насмерть его прихлопнуло, а то бы не пришлось теперь так поспешно сматывать удочки. Целых три месяца все шло гладко. Лягавые ни за что не могли зацепиться.
Все, к чему втайне он готовился долгие годы, все удалось совершить. С Лобовым рассчитался полностью, поздно, но рассчитался. Еще тогда, в грозном для Самылкина двадцать девятом году, он дал сам себе клятву, что никогда не простит Лобову разорения своего хозяйства. На протяжении двадцати пяти лет трижды Самылкин пытался осуществить свое намерение — убить Лобова, но трижды отступал, сжимая в бессильной ярости рукоять лежавшего в кармане нагана. Все три раза он сталкивался с Лобовым лицом к лицу. Александр Данилович ни разу даже не узнал Самылкина. И Самылкин отступал, боясь открыто взглянуть в ясные и непреклонные глаза своего противника. Только нынешней осенью, укрывшись густыми ветвями вишенника, он решился пустить пулю в ярко освещенное окно, за которым четким силуэтом вырисовывалась голова Лобова. Вспомнив об этом, Караулов покривился в улыбке: «Оправдал свое прозвище, ужалил, как Каракурт, исподтишка». Теперь он решил «завязать» — уйти из преступного мира. Для этого все готово. Богатство накоплено немалое. Покойный Евтифей Самылкин, еще в двадцать девятом году расстрелянный за контрреволюцию, даже не помышлял о том, что его сынок будет владеть подобным богатством. Все было сделано и теперь осталось только исчезнуть. Исчезнуть так, чтобы самые опытные ищейки из уголовного розыска недоуменно разводили руками над тем, куда мог деваться Каракурт.
В одном крупном портовом городе на юге, в городе, где за Каракуртом не числилось ни одного дела, где его знали, как высококвалифицированного механика, имелись люди, которые охотно помогли бы ему очутиться за рубежом. Неважно, как бы это было проделано — тайно, укрывшись в трюме, или явно, в составе судовой команды. Главное, уход за границу был обеспечен. Нужно было только щедро заплатить. А заплатить сейчас Караулов мог, сколько бы ни запросили. Особенно если бы удалось уехать отсюда спокойно, не спеша, забрав с собою все, что удалось награбить. Все складывалось так удачно, и вот на тебе… Черепок этого балбеса Гани не раскололся ни от удара молотком, ни от удара о камни, а сам Караулов чувствовал себя прескверно.
Он припомнил события того утра. Пустынное шоссе, крутой поворот над обрывом, мост и стоящая над самым спуском одинокая машина. С туго закрепленным рулем машина начинает двигаться к мосту, чтобы, ударившись о хрупкие перила, рухнуть с высоты шести метров на камни. Машина набирает скорость, и в этот момент он прыгает с подножки. Но подвела железка, им же самим прибитая к подножке, чтобы укрепить расколовшуюся доску. Вместо рассчитанного прыжка получилось неожиданное падение и сильный удар об асфальт. И вот теперь лежи. Лежи в такое время, когда каждый час дорог. Надо смываться, пока лягавые не нащупали следа, пока Гани не очухался в больнице и не заговорил. Ведь тогда на дороге он казался совсем умирающим. А все-таки выжил. И теперь единственное спасение — в бегстве. Но убежать оказалось нелегко. До этого, предусматривая необходимость побега, Караулов рассчитывал осуществить его двумя путями. Или бросок на своей машине километров на триста по шоссе, ведущему вдоль полотна железной дороги. На этот случай у него были подготовлены запасные номерные знаки, чтобы проскочить незамеченным посты автоинспекции. Но этот вариант сейчас отпадает. Для того чтобы очутиться за баранкой машины, нужно идти в гараж, а этого Караулов не хочет и даже боится.
Второй путь — побег с помощью Жорки Мухаммедова. Жорка покупает билеты. Переодетый Караулов вместе с ним садится в вагон. Избавиться по дороге от Жорки будет нетрудно, а потом — кати, куда хочешь. Но от Жорки ни слуху ни духу. Исчез, как сквозь землю провалился. Дважды по ночам, скрипя зубами от боли, пробирался Караулов на свою вторую квартиру и, превращаясь в зоотехника Топоркова, ждал очередного визита своего напарника. Утром с первым трамваем он возвращался обратно, так и не дождавшись Мухаммедова. Самое страшное заключалось в том, что Караулов вдруг почувствовал, что за ним следят. Вчера, когда он уже в темноте подходил к своей второй квартире, за ним долго и упорно кто-то шел. Караулов выругал себя за излишнюю мнительность и постарался не думать об этом случае. Но на рассвете, когда он с первым трамваем ехал обратно, рядом с вагоновожатой стоял подозрительный человек. И одет он был по-другому, и ни разу не оглянулся на пассажира, но Караулову показалось, что между этим человеком и ночным прохожим есть сходство. Караулов решил не искать больше встречи с Жоркой и на следующую ночь исчезнуть из города.
Сейчас он обдумывал третий, единственно возможный для него вариант побега. Бежать нужно налегке, только с деньгами. Остановить на шоссе машину, сказать, что приехал с хлопка помыться в бане, а сейчас, мол, возвращаюсь в свою бригаду, и отъехать от города хотя бы сотню километров. А там добраться до станции, дать главному кондуктору сотню рублей и выехать за пределы республики. Благо, наличных денег хватит надолго. Все, что взято у Арских, еще цело. Жаль, что вещи придется пока оставить у земляка. При воспоминании о своем земляке Караулов от удовольствия покрутил головою. Вот ведь человек. Уцепился за место, прилепился и сидит. Почти тридцать лет сидит, воняет потихоньку, и неплохо воняет, но никто об этом не догадывается. Надо ему написать, чтобы знал, что к чему.