Пластик соскользнул на стол, и она вмиг замолчала, не закончив фразы. Пачки банкнот достоинством в сто рупий, сложенные аккуратными стопками, предстали их взорам. Хрустящие новенькие бумажки с блестящей защитной нитью, в банковской упаковке, каждая пачка запечатана коричневой бумажной лентой.
Дильнаваз первой снова обрела дар речи:
– Что это? Я хочу сказать: что это значит? Это не может быть ошибкой?
При виде такой кучи денег у Густада отвисла челюсть. Постепенно его взгляд стал снова различать окружающее, скользнул по выходящему во двор тускло освещенному окну, в котором виднелся открытый так же широко, как его собственный, рот Темула, глядевшего на маленькую гору денег. Это вывело Густада из оцепенения. С рыком он захлопнул окно, отрезав Темулу доступ к зрелищу, от которого глаза его сияли так же жадно, как в тот день, когда он увидел обнаженную куклу.
III
Густад сообразил, что недостаточно просто закрыть окно. Он бросился к двери. Темул, все так же открыв рот, стоял на месте.
– Иди сюда! – Грозный тон действия не возымел; Густад попробовал еще раз, мягко, задабривающе: – Подойди ко мне, Темул, подойди. Давай поговорим. – Но Темул стал испуганно пятиться. – Хорошо-хорошо, – сказал Густад, сложил свой перочинный нож и опустил его в карман так, чтобы Темул это видел. – Все. Никакого ножа. Теперь подойдешь?
– ЛадноладноГустад. Идуидуиду. – Он стал приближаться, переваливаясь и спотыкаясь. – ГустадГустадкуринаяшея. – Он провел пальцем по шее от уха до уха и вздрогнул. – ПожалуйстаГустаднемояшея.
– Не болтай глупостей, Темул. Нож – это чтобы открыть пакет. – Он улыбнулся, и Темул улыбнулся ему в ответ. – Ты помнишь, что ты видел сейчас в окно?
В страшном возбуждении Темул принялся очерчивать руками в воздухе высокие горы.
– Деньгиденьгиденьги. Такмноготакмноготакмногоденег.
– Ш-ш-ш! – Густад уже пожалел, что задал этот вопрос, и стал озираться, нет ли кого рядом. Потом, приблизив свое лицо вплотную к лицу Темула и возвышаясь над ним, прошептал: – Говори тихо.
Темул съежился, но, вспомнив, что они с Густадом заговорщики, расплылся в улыбке и прижал палец к губам.
– ТихотихоГустад. Рошанспитнешуметь.
– Да. Правильно. А теперь слушай. – Темул энергично кивнул. – То, что ты видел, – наш с тобой секрет. Твой и мой. Хорошо?
– СекретсекретГустадсекрет.
– Да. Секрет – это значит, что ты никому не должен о нем рассказывать. Никому не говори о том, что ты видел.
– НикомуникомуГустад. Секретсекрет.
– Да. – Он снова проверил – двор был пуст. – А за то, что ты будешь хранить секрет, я дам тебе одну рупию.
Глаза у Темула зажглись.
– ДададаГустадоднарупияоднарупиясекретсекрет. – Пока Густад открывал бумажник, он протянул руку.
– Помни. Никому. – Густад вложил ему в ладонь рупию.
Темул осмотрел ее, повертел так и эдак, поднял к свету, понюхал, потом расплылся в улыбке и начал чесаться.
– ГустадГустаддведверупии. Секретпожалуйстадверупии. Пожалуйстапожалуйстапожалуйста.
Густад снова достал бумажник.
– Ладно. Две рупии. – Потом он положил руку Темулу на плечо и сказал угрожающим, как он надеялся, шепотом:
– Две рупии за то, чтобы ты никому не говорил. Ты ведь знаешь, что будет, если ты забудешь? Если проговоришься.
Улыбка исчезла с лица Темула. Он попытался вывернуться, но стальная хватка удерживала его плечо. Он изо всех сил замотал головой из стороны в сторону, словно от того, насколько энергично он это делал, зависело спокойствие Густада.
– Если забудешь, я схвачу тебя вот так, – он перенес хватку с плеча на затылок дрожавшего Темула, – достану нож, – свободной рукой он пошарил в кармане, – и открою его, – он зубами извлек лезвие, – вот так. – Зрелище блестящих белых зубцов на сверкающем лезвии было зловещим. – А потом перережу тебе горло, как гоасвалла перерезал его курице. Вот так. – Из предосторожности прикрыв острие пальцем, он провел ножом возле горла Темула, от уха до уха. Темул начал подвывать, и глаза его наполнились слезами. – Не забудешь? – Темул замотал головой. – Никому не скажешь? – Голова снова мотнулась из стороны в сторону, и Густад, щелкнув ножом, закрыл его. – Хорошо. Теперь положи деньги в карман. – Он отпустил шею парня.
Темул складывал две бумажки до тех пор, пока они не превратились в крохотный квадратик, скинул правую туфлю и запихал квадратик в носок, под пятку.
– ГустадГустадспасибо. ДверупииГустад. ДверупииГустадсекрет.
Он начал медленно пятиться.
Наблюдая за ним, Густад испытывал чувство вины за то, что напугал парнишку. Но это был единственный способ: в голове Темула не задерживалось ничего, кроме страха. В этот момент Густад не сознавал, что настоящая проблема ждет там, в доме, лежит на черном пластике на его черном столе.
IV
Стопки денег сдвинулись, когда разворачивали пластик, и Дильнаваз подровняла их.
– Одному богу известно, какие несчастья Джимми хочет навлечь на наши головы, посылая такую кучу денег в простом пакете, как картошку или лук. – Она принялась было снова заворачивать деньги, но он остановил ее:
– Что ты делаешь?
– Упаковываю, чтобы отправить обратно, пока не случилась беда.
– Что ты такое говоришь? Какая беда? Ты даже не знаешь, чьи это деньги и для чего они предназначены.
– Беда не посылает впереди себя большое объявление с объяснениями и обоснованиями. Она просто приходит. А при том, что такой идиот, как Хромой Темул, все видел и может разболтать, она придет еще быстрее. Отнеси деньги на Чор-базар, баба́, и верни их таксисту.
Он разложил аккуратные пачки.
– Темул никому не скажет ни слова. Я с ним поговорил. – Густад проверил первые и последние серийные номера в нескольких пачках: в каждой было по сто банкнот. Он сосчитал количество пачек: тоже сто. И да, все банкноты были достоинством в сто рупий.
– Господи! – прошептал он. – Миллион ру-пий!
Произнесенная вслух невероятная сумма снова всколыхнула страхи Дильнаваз.
– Умоляю тебя, отнеси их обратно! – Она потянулась к пластиковой обертке, но он отдернул ее.
– У тебя в голове только одно: отнеси да отнеси. – Он принялся пролистывать пачку за пачкой. – Джимми сказал, что внутри должно быть письмо.
Дильнаваз стала помогать ему: чем скорее они найдут письмо, тем скорее можно будет эту напасть отвести.
– Приятный запах, – сказала она, поднеся одну пачку к носу и вдыхая острый дух новых денег.
– Очень приятный. Двадцать четыре года я проработал с этим запахом в ноздрях, и он никогда мне не надоедал. – Густад помолчал, отвлекшись на воспоминания. – Удивительно, но банкноты в пять рупий пахнут не так, как десятки. И у каждого количества денег свой запах. Мне больше всего нравится запах пачек с банкнотами по сто рупий. – Он стал перебирать очередную пачку, и из нее выпал сложенный листок бумаги. – Вот оно!
Письмо оказалось коротким. Они стали читать его вместе.
Дорогой Густад,
спасибо, что сходил на Чор-базар. Теперь осталось только положить деньги на банковский счет.
Поскольку ты заведуешь отделом сберегательных вкладов, тебе будет нетрудно обойти правила и нормы, касающиеся крупных депозитов. Не волнуйся, это деньги не с черного рынка, это правительственные деньги, которые мне доверены.
Для открытия вклада используй имя Мира Обили, а если требуется адрес, укажи свой или мой номер почтового ящика в Дели. Мне все равно, я полностью тебе доверяю. Единственная причина секретности состоит в том, что есть много людей в нашем собственном правительстве, которым хотелось бы увидеть, как провалится моя партизанская операция. Если понадобится, пришлю дальнейшие инструкции.
P. S. Совет Яго забудь. Миллион не поместится в твоем кошельке. Удачи.
Густад улыбнулся.
– А я-то удивлялся: почему Джимми выбрал именно эту строчку.
– Кончай удивляться и помоги мне упаковать это.
– Ты что, не понимаешь, что это все значит? Он пытается спасти бедных бенгальцев от истребления Пакистаном.
Она разозлилась: иногда он вел себя как ребенок, отказывающийся признавать действительность.
– Надеюсь, ты уже понял, что не можешь этого сделать, если, конечно, не хочешь ввязаться в опасную незаконную игру и потерять работу!
– А как же Джимми? Ты хоть понимаешь, какими опасными вещами он занимается в НАК? – Однако даже стараясь представить героические деяния Джимми, он понимал, что она права.
– Для него это работа, он сам поступил в секретную службу. Пусть сам и выполняет свои секретные служебные обязанности и не доводит нас до голодной смерти. А именно она нас ждет, если ты потеряешь работу, помни это! – Тут же пожалев о вырвавшихся словах, она добавила сдавленным голосом: – Owaaryoo[143], – и сделала жест, означающий «упаси боже!»: трижды щелкнула пальцами и махнула руками вперед, как будто что-то сметая, – чтобы отвести от Густада негативные флюиды этой зловещей перспективы.
Густад стал нехотя складывать пачки. Она помогала ему.
– Я дал ему слово, написал, что он может положиться на меня.
– Это было до того, как он сообщил тебе, чего именно хочет от тебя. Как можно просить об одолжении, не объяснив, в чем это одолжение состоит? – Ее осенило: – Я знаю. Откажи ему так, чтобы это его не обидело. Напиши, что ты потерял работу в банке. – Хоть и поздно, спохватившись, она снова исполнила ритуальные жесты от сглаза. – Нет-нет, так не говори, скажи, что тебя перевели в какой-нибудь другой отдел и теперь у тебя другие обязанности, так что ты не можешь открывать вклады.
Он обдумал ее предложение, оно ему показалось разумным.
– Ты права. Так он не будет считать, что я его подвел.