– Нет, не так! – закричала Рошан, молотя кулачком по стулу. – Это не настоящий поцелуй. Поцелуй папу так, как целуешь, когда он утром уходит на работу. – Дильнаваз приблизила губы к губам Густада. – Закройте глаза, закройте глаза! – завопила Рошан. – Делайте все правильно!
Они повиновались, но тут же отпрянули друг от друга. Густада поведение дочки позабавило.
– Ты мой маленький целовальный арбитр, – сказал он.
Рошан чуяла, что соединения губ и закрытых глаз недостаточно, чтобы избавиться от гнева и горечи. Но она не знала, что еще сделать, поэтому отправилась в постель.
IV
Мистер Рабади собрал газеты, брошенные за дверью. Но один он не мог поднять их все и попросил миссис Рабади ему помочь. Она была решительно за то, чтобы продать их джарипуранавалле, но он ее даже не слушал.
– Я покажу этому негодяю! Делай, как я говорю!
На площадку выбежала взбудораженная Капелька и, тявкая, стала топтаться вокруг газетных стопок, сложенных мистером Рабади. Он втащил ее в дом, велел миссис Рабади выйти на площадку и закрыл дверь.
– Неси, – распорядился он, указывая на одну стопку, вторую взял сам.
Во дворе они столкнулись с инспектором Бамджи.
– Привет-привет! – сказал он. – Продаете старые газеты? Но магазин вот-вот закроется. – В подтверждение своих слов он взглянул на часы.
– Я ему покажу! – бормотал мистер Рабади. – Вышел, чтобы повести погулять Капельку, и споткнулся о них! Чуть не упал с лестницы и не сломал себе шею! Он же свалил их прямо под моей дверью!
– Кто? – спросил Бамджи.
– Этот… этот негодяй! – брызгая слюной, выкрикнул мистер Рабади. – Даром что по фамилии он Нобл[199].
– Густад?
– Не иначе хотел меня убить, устраивая такую ловушку под моей дверью! Что он о себе возомнил? – Он свалил газеты неподалеку от кустов. Миссис Рабади, крепко прижимая к груди свою пачку, вопросительно смотрела на него. Тогда он, схватив ее за руки, развел их в стороны, газеты упали на землю, а он вынул из кармана коробок спичек.
– Вы уверены? – спросил инспектор Бамджи.
Но мистер Рабади уже чиркнул спичкой и бросил ее на газетную кучу.
– Сначала его сын украл мои газеты! – Бумага занялась. – А теперь… Если он думает, что может свалить их у меня под дверью и я все забуду, то он ошибается! – Через несколько секунд газеты уже полыхали, и вид пламени еще больше разжег гнев мистера Рабади. Лицо у него сделалось ярко-оранжевым. – Мне не газет жалко! Тут на кону такие понятия, как воспитание, уважение, признание вины! Принципы! Пусть раз и навсегда поймет, с кем связался!
Инспектор Бамджи не знал, что сказать. Посмотреть на пламя прибежал Темул.
– Горячогорячогорячо! – Он подошел вплотную к костру, и инспектор Бамджи оттащил его.
– Осторожно, Омлет, а то твое лицо и впрямь поджарится.
Внезапно раздались крики:
– Пожар! Пожар! Aag laagi! Aag laagi![200] На помощь! Позовите бумбавалла![201] – Это поднял тревогу Кавасджи, свесившись из окна с гирляндой из сабджо на шее. Мистер и миссис Рабади улетучились, скрывшись у себя в квартире. Кавасджи перенес внимание на небо. – Ты снова это делаешь! Обрушиваешь страдания только на головы бедных! Вонь, шум, потоп – а теперь огонь! Ты когда-нибудь сжигал дома богатых sethiyas?[202] Хоть когда-нибудь? Ответь мне!
Густад услышал крики и одновременно увидел в окне оранжевое зарево. Когда он выскочил из дома, там оставался только Темул.
– ГустадГустад. Жаркожарко.
Костер уже догорал. Обугленные лохмотья газет лежали под кустами. Вскоре ветер погнал их по двору, и Темул помчался их догонять. Густад вернулся домой, недоумевая, как идиот-собачник мог зайти настолько далеко, чтобы чуть не спровоцировать пожар.
Но, как он вскоре обнаружил, спровоцировано было и кое-что еще. Обезумевшие от дыма москиты взбаламутились как никогда прежде. Они опускались густыми облаками слепой мстительной ярости, врезáлись в стены, бились о горячее стекло лампы, рикошетом отлетали и запутывались у него в волосах, жалили в лицо.
Он помчался выключать свет, на ходу крикнув Дильнаваз, чтобы она собрала все плоские блюда, какие сможет найти. Но когда он подошел к баку и повернул кран, из него не вытекло ни капли. Взобравшись на стул, он заглянул внутрь. Бак был пуст, и в нем, в том месте, где носик был припаян к стенке, имелась трещина. Лишь в одном ведре оставалось немного воды, едва ли достаточно, чтобы дотянуть до утра. На сегодня о ловушках для москитов следовало забыть.
Пришлось возвращаться к шлепанью, хлопанью и «Одомосу».
Глава двенадцатая
I
Густад подошел к «кровати с дверью», держа в руках новую микстуру и пилюли. За последние две недели доктор Пеймастер четырежды менял Рошан лекарства и назначил анализ крови, кала и рентген с бариевой взвесью. На прошлой неделе Густад продал фотоаппарат, чтобы оплатить счета.
Когда Рошан села в постели, чтобы принять лекарства, ему хотелось заключить ее в нежную безопасность своих рук и не отпускать никогда. Но он лишь коснулся ее лба тыльной стороной ладони и ласково погладил по спине. Однако она поняла, что ее сильный, широкоплечий папа (с его мощными бицепсами, которые могли двигаться вверх-вниз, как живые существа) напуган и беспомощен перед лицом ее болезни. Иногда по утрам, когда он заглядывал проведать ее, она думала, что он вот-вот расплачется, и у нее самой к глазам подступали слезы. Потом она заставляла себя подумать о чем-нибудь хорошем, например о том, как дядя майор приходил по воскресеньям на мамин вкусный дхансак и они с папой, подбадриваемые Сохрабом и Дариушом, ставили локти на стол и мерились силой рук. Мышцы у них так раздувались, что казалось: вот-вот лопнут. Было так смешно наблюдать за ними, как они борются, обливаясь потом и смеясь! Дядя майор тоже был очень сильным человеком, даже еще более высоким, чем папа, но папа всегда побеждал, таким он был крепким.
– Как твой укол, моя маленькая bakulyoo, – спрашивал он, – все еще болит?
– Немножко.
Он шел к шкафу и доставал тюбик крема «Гирудоид».
– Это поможет отеку рассосаться. – Он втирал крем в место укола. – Ну вот. Чего тебе еще хочется? Хочешь, чтобы твоя большая итальянская кукла вышла из шкафа?
– Да, да! – Ее глаза радостно вспыхивали.
– Вечером, когда я вернусь с работы, мы достанем из чемодана все ее вещи и полностью оденем ее. Потом она будет сидеть с тобой на диване. Или спать рядом. Хорошо?
– Хорошо, только не задерживайся, папа.
– Не задержусь, обещаю. А теперь спи. Тебе нужно побольше отдыхать. Ну, закрывай глазки. Или, может, мне спеть тебе колыбельную, как маленькому ребеночку? – Поддразнивая ее, он начинал петь песенку, которую пел, бывало, когда она была еще малышкой:
Рошан хорошая девочка,
Самая лучшая девочка,
Посмотрите, как быстро она засыпает…
– Нет, нет! Не эту! – протестовала Рошан. – Спой мою любимую.
И он пел ей куплет из «Ослиной серенады», потом целовал в щечку и говорил «до свидания».
– Спокойной ночи. Да благословит тебя бог, – отвечала она.
– Но сейчас не ночь.
– А я все время сплю. Поэтому для меня всегда ночь, – объясняла она, и оба смеялись.
Густад забрал из кухни тридцать девятую пачку денег и подумал: скоро будет половина. Когда он шел к автобусной остановке, начали собираться тучи, а когда он вышел из автобуса на площади фонтана «Флора», уже шел дождь. Последние усилия уходящего сезона муссонов, который перевалил за середину. Он посоветовался сам с собой: защипнуть брюки велосипедными клипсами или не надо? Сирена воздушной тревоги еще не смолкла, значит, время есть. «Ненавижу весь день сидеть в брюках с облепляющими щиколотки мокрыми отворотами». Пошарив в портфеле, он нашел клипсы, поставил ногу на нижнюю ступеньку крытой автобусной остановки, плотно обернул брючину вокруг щиколотки и зажал клипсой, потом проделал то же самой на другой ноге.
От автобусной остановки он видел купол здания банка, который белел и блестел на фоне серого неба. Дождь чисто отмывал его день за днем. Добравшись до банковского портика, он снял велосипедные клипсы с брюк. С наконечника прислоненного к колонне зонта ручьем текла вода. Он по очереди защипнул пальцами брючины на коленях и отворотах и подергал, чтобы восстановить стрелки, потом стряхнул воду с зонта. Кто-то тронул его сзади за плечо.
– Доброе утро, мистер Нобл, – сказала Лори Кутино немного нараспев, как девочки в монастырских школах, вставая, приветствуют учительницу. У Рошан тоже была такая привычка.
– Доброе утро, мисс Кутино.
– Мистер Нобл, могли бы вы уделить мне сегодня немного времени, чтобы поговорить?
Он с одобрением отметил вежливую форму ее обращения, но сама просьба его удивила.
– Разумеется. В одиннадцать часов, как только закончу проверку бухгалтерского учета, вас устроит?
Она покачала головой.
– Я бы предпочла приватную обстановку.
Еще больше удивившись, он взглянул на часы.
– Есть еще десять минут, мы можем поговорить сейчас. Или во время обеденного перерыва.
– Да, лучше во время обеденного перерыва.
– Хорошо, тогда встретимся в столовой в час.
– Пожалуйста, только не в столовой. Лучше где-нибудь за пределами банка.
Она приблизила к нему голову, чтобы можно было говорить тихо. Он ощутил запах каких-то приятных духов. Что у нее на уме?
– Тогда ждите меня здесь в час.
– Большое спасибо, мистер Нобл, – шепнула она и вошла внутрь.
Он оценивающе посмотрел вслед ее удаляющейся фигуре, озадаченный, но польщенный, и тоже отправился на рабочее место.
Поскольку десяти еще не было, окошки касс пустовали. Несколько клиентов уже ждали открытия, нервно переводя взгляд с настенных часов на бездельничающих за кассовыми окошками служащих, словно многократное повторение этого визуального цикла могло ускорить процесс. Не обращая внимания на беспокойных посетителей и бескомпромиссно чтя свое свободное время, несколько служащих просматривали газеты, другие сидели вразвалочку, положив ноги на стол или на картотечный ящик. Диншавджи с воодушевлением что-то рассказывал группе с огромным интересом слушавших его коллег.