– Шляпу? Нет. Дом? Дом без окон?
Глубоко разочарованная ограниченным воображением Дильнаваз, мисс Кутпитья отмахнулась от ее предположений с презрением, коего они заслуживали, а потом стала направлять ее взгляд, опираясь на преимущества собственного экспертного ви́дения.
– Смотрите, что это? Хвост. А это, это, это и это? Четыре ноги. А вот здесь?
– Два торчащих уха! – взволнованно воскликнула Дильнаваз, уловив наконец то, что пыталась показать ей наставница, к великому облегчению последней. – Это… это морда!
– Правильно! – сказала мисс Кутпитья. – А все вместе?
– Четырехногое животное?
– Разумеется. Думаю, собака.
– Собака? Которая насылает темную злую силу?
– А вы не помните, что я вам говорила раньше? – нетерпеливо напомнила мисс Кутпитья. – Я говорила, что форма квасца даст нам ключ. Это не значит, что она покажет нам самого виновника. Но тем, кого мы ищем, может быть человек, у которого есть собака.
Дильнаваз стиснула голову руками.
– О боже мой!
– Что?
– Мистер Рабади! У него белый померанский шпиц! И он…
– Успокойтесь. Прежде всего скажите: у него есть причина?
– Да, да! Они с Густадом все время ссорятся, еще с тех пор, когда у мистера Рабади была большая собака. Тигр, который пи́сал на кусты Густада. И эта, маленькая, тоже все время лает на него. И еще была неприятность с газетами, и еще он думает, будто мой Дариуш пристает к его дочке. Рабади по-настоящему нас ненавидит!
Мисс Кутпитья взяла в руки судьбоносный пузырь и произнесла:
– Вы знаете, что делать дальше.
V
Возле дворовой стены витал приятный аромат.
– Откуда он исходит? – спросил Густад.
Художник подправлял свои рисунки. Некоторые люди имели досадную привычку прикасаться к стене, выражая почтение нарисованным на ней святым. Раньше это его ничуть не волновало; за годы странствий он усвоил, что бренность – один из непреложных факторов, правящих его работой. Когда бы превратности и капризы уличной жизни ни лишали художника его меловых творений, заставляя рисовать их заново или перебираться на другое место, он относился к этому легко. Если полицейский в шортах, с шишковатыми коленями не затирал его рисунки ногами в предписанных формой черных сандалиях, то в конце концов их все равно смывало дождем или сдувало ветром. Но ему это было все равно.
Однако в последнее время что-то изменилось, и он стал ревностно оберегать свои произведения.
– Приветствую, сэр. Давно вас не видел, – сказал он, откладывая мелок. – Я закончил много новых рисунков.
– Чудесно, – ответил Густад, с удовольствием втягивая носом воздух. – Как приятно здесь пахнет.
– Этот запах идет от Лакшми, – пояснил художник, и Густад направился к богине изобилия. Кто-то воткнул агарбатти[235] в трещину на асфальте напротив ее изображения. Ароматическая палочка сгорела почти дотла. Лишь крохотное ярко-оранжевое колечко еще светилось у самого ее основания. Жидкий серовато-белый дымок медленно поднимался вверх, плыл к лицу Лакшми и рассеивался без следа в вечернем воздухе. Густад наслаждался нежным ароматом. Когда палочка догорела до конца, столбик пепла качнулся и упал, рассыпавшись вокруг.
– Стена становится все более популярной, – сказал Густад. – А что с деньгами, вам оставляют достаточно?
– О да, – ответил художник. – Это очень удачное место. – Он покрасовался, демонстрируя новую одежду. – Териленовые брюки-клеш, по последней моде, с семью штрипками для ремня, и рубашка из махрового хлопка, быстро сохнет и не требует глажки. – Оттянув воротник, он показал ярлычок на внутренней стороне. Однако ноги у него по-прежнему были босыми. – Я ходил и в «Карону», и в «Батю», и в «Ригал футвэар», перемерил множество самых разных моделей. Туфли, сандалии, чаппалы[236]… Но они все жмут и натирают ноги. Босиком лучше.
Потом он повел Густада показывать ему свои новые творения: Гаутама Будда, сидящий в позе лотоса под деревом Бодхи; Христос с учениками во время Тайной вечери; Картикея, бог доблести; Хаджи Али Дарга, прекрасная мечеть посреди моря[237]; базилика Богоматери Нагорной[238]; пророк Даниил в львином рву; Саи Баба[239]; Манаса, богиня змей; святой Франциск Ассизский, разговаривающий с птицами; Кришна с флейтой и Радха[240] с цветами; Вознесение и, наконец, Дустур Кукадару[241] и Дустур Мехерджи Рана[242].
Сегодня художник был далеко не так сдержан, как обычно: признался, что хочет сэкономить, чтобы купить новые рисовальные принадлежности.
– Отныне больше никаких мелков. Буду писать только маслом и эмалевыми красками. Прочными. Ничто их не испортит.
Потом он поведал Густаду краткую агиографию некоторых святых, например Хаджи Али, умершего во время совершения паломничества. Гроб с его земными останками таинственным образом переместился через Аравийское море обратно в Бомбей и оказался на скалистом утесе неподалеку от берега. Верующие возвели на этом месте мечеть с его саркофагом, а также дамбу, соединяющую утес с сушей, во время отлива по дамбе можно пройти к месту упокоения святого.
Рассказал он и о другом чудотворном месте – базилике Богоматери Нагорной. Кучка напуганных рыбаков, застигнутых свирепым штормом, была уверена, что все они утонут. Но появилась Пресвятая Непорочная Дева Мария и заверила их, что они спасутся, потому что она будет охранять их. А взамен они должны будут построить церковь на возвышенном месте в Бандре[243] и поставить в ней статую, которую вынесет на берег у подножия возвышенности. Рыбаки благополучно добрались до суши. На следующее утро, когда шторм утих, у самого берега плавала статуя Богородицы с младенцем Иисусом на руках.
Художник разворачивал перед Густадом истории одну за другой, и Густад слушал с большим интересом. Какой кладезь знаний, думал он. И помимо того, что стена превратилась в чистое место, благодаря священным образам она сама приобрела ореол святости.
Когда стало настолько темно, что ничего уже не было видно, Густад пошел во двор. Следом за ним в ворота вкатился «король дорог» инспектора Бамджи.
– Аррэ, командир! Удивительное дело ты сделал, честно. Одним выстрелом прогнал всех проклятых ссыкунов. Больше никаких гоо-моотер[244], никакой вони. Прямо чудо какое-то.
– При таком количестве святых и пророков на стене одно чудо совершить нетрудно.
– Отлично, командир, отлично! – сказал Бамджи. – Ты сделал эту стену засранцеотталкивающей. Но знаешь, не понимаю я ограниченного склада ума наших мадер чод[245] соседей. Можешь поверить? Кое-кто из них (не буду называть имен) ворчит: мол, с какой стати все эти чужие перджаат[246] боги красуются на стене нашего парсийского дома? Такое впечатление, что у них в голове опилки.
– Догадываюсь, о ком ты.
– А, ладно, забудь о них. Много чести. Вместо того чтобы радоваться, что нет больше вони, нет москитов, нарушений общественного порядка, эти саала[247]мадер чодс ищут, к чему бы еще придраться.
– Так или иначе, – сказал Густад, – художник уже нарисовал Заратустру. А также Мехерджи Рану и Дустурджи Кукадару.
– Конечно, командир. Чем больше, тем лучше. Такая хорошая компания – прекрасный символ нашей светской страны. Вот так и должно быть. А эти Гхэль чодиас[248] были бы недовольны, даже если бы сам Бог снизошел к ним. Они бы нашли, что в Нем тоже что-то не так. Что Он недостаточно красив, или недостаточно светлокож, или недостаточно высок.
Инспектор Бамджи помахал Густаду и уехал. Густад отпер дверь и вошел домой, продолжая посмеиваться про себя. Рошан сидела на диване и рыдала.
– Не могу ее успокоить, – сказала Дильнаваз. – Такая глупая.
– У нее что-то болит? Что случилось? – Густад бросился к дивану и обнял дочь.
– Ничего не болит. Ее кукла пропала, вот и все.
– Что ты хочешь сказать? Как это пропала? Такая большая кукла? Это же не иголка и не пуговица.
– Мы не можем ее найти нигде в доме.
– Тогда так и скажи: ее украли. А то – пропала! – Он вытер Рошан слезы. – Где она была?
– На диване, она там сидела много дней.
– Бас, должно быть, ты оставила дверь открытой. Сколько раз я тебя предупреждал! Всего несколько секунд нужно какому-нибудь продавцу фруктов или выпечки или еще кому-нибудь, чтобы схватить что угодно и убежать.
– Я никогда не оставляю дверь открытой, – решительно начала было Дильнаваз, но тут же вспомнила свои метания между своей квартирой и квартирой мисс Кутпитьи.
– Не волнуйся, – сказал Густад дочке. – Мы ее найдем.
«Только вот где, хотел бы я знать, – беспомощно подумал он. – Тут нужно чудо вроде нашей стены. И почему чудеса и несчастья всегда ходят рука об руку?»
Глава пятнадцатая
I
– Все деньги здесь. Можете пересчитать.
Гулям изобразил оскорбленность.
– Прошу вас, не говорите так, мистер Нобл. Я доверяю вам свою жизнь. Вы – друг Билибоя, а следовательно, и мой друг.
Чертов лицемер, подумал Густад. Во время последней встречи был злобным и свирепым, как кобра, распустившая капюшон, а сейчас – слащавый и притворно-благодарный. Комедиант проклятый.
– Надеюсь, ваша и майора нужда в моей дружбе на этом закончилась.