Такое кино — страница 37 из 47

— Говори, куда!

Не имея возможности записать, она старательно запоминала адрес клиники.

— А палата? Номер какой?

— Не надо в палату, — ответил больной, и Женя почувствовала подвох.

— Как же я тебя найду? — удивилась она.

— Набери мой номер, когда будешь возле больницы. Ну все, жду!

Мордвинова заметалась. До конца смены оставалось без малого пять часов. Что делать? Она бросилась к ассистенту, так, мол, и так. Ее отпустили.

Женя понеслась к метро, по дороге решая, надо ли заезжать домой, чтобы переодеться. Ах, балда, забыла спросить, что ему нужно привезти. На ходу набрала номер Туринского, но он уже не ответил. Женя прибавила ходу. Возле метро заскочила в магазинчик, купила фруктов, ореховой смеси, кураги и чернослива. Ехала в метро и оглядывала себя в темном окне. Надо же, столько не виделись, а я явлюсь сейчас к нему такой лахудрой в неизменной стеганой жилетке, в джинсах, опять с хвостиком вместо шикарного каре. Ну что ж, хорошо, еще с утра тщательно подкрасилась: теперь она это делала всякий день.

Пока искала клинику, которая располагалась в восьми автобусных остановках от станции метро, сто раз пожалела, что не поймала такси. Боялась в пробках застрять, а все равно получилось долго. Не зная приемных часов, Женя волновалась, что опоздает и ее не пустят.

Территория кардиологического центра оказалась весьма внушительной. Мордвинова еще потеряла время в поисках второго отделения. И вот когда она уже стояла у нужных дверей и достала телефон, он зазвонил в ее руках.

— Ну что? — спросил нетерпеливо Туринский. — Ты где?

— На месте. Дальше куда?

— Зайди за угол, там еще примыкает строение, буквой Т. Увидела? Теперь отсчитай пять окон слева направо и посмотри на второй этаж.

Женя сделала все, как он велел. Она зашла за угол, где не было ни души, подняла глаза и увидела режиссера в окне второго этажа с телефоном возле уха.

— Стой там! — велел он и отключился.

Одно из окон второго этажа распахнулось, в нем показался Виктор Алексеевич. Он вдруг бросил вниз нечто вроде толстого длинного каната, закрепленного наверху, и крикнул:

— Придержи, чтобы не болталось.

Женя онемела от удивления, не веря своим глазам. Она послушно ухватилась за странную веревку и поняла, что это постельное белье, скрученное жгутом и связанное между собой. Ничего не понимая, она смотрела с замиранием сердца, как именитый режиссер вылезает в окно, хватается за сплетенную из простыней веревку и медленно спускается вниз. Когда он, покрасневший от напряжения и немного задыхающийся, ступил на землю, Женя выдохнула с облегчением и наконец выговорила:

— Нет, ты совсем больной!

— А то бы я тут сидел! — невозмутимо ответил Туринский и хулигански подмигнул ей.

— Тебя что, насильно держали? — не унималась Мордвинова. — Ты понимаешь, что с твоим сердцем опасны такие штучки?

Из-за угла показались какие-то люди.

— Женька, давай двигай за мной! — он дернул ее за рукав и потащил за собой к зеленым насаждениям, окружавшим кардиологический центр со всех сторон. Пока они пробирались по колючим кустам к лазу в заборе, Женя отчитывала беглеца:

— Ты хоть понимаешь, что делаешь, а? Ты же после инфаркта, тебе любое физическое напряжение противопоказано, потому что смертельно опасно!

— Жить вообще опасно, — ответил Туринский, деловито высовывая свой внушительный нос из лаза и оглядываясь по сторонам.

Одет он был вполне цивильно: в легкие льняные брюки и серую футболку, на ногах сандалии. Разве что легковато для начала сентября, но в глаза это не бросалось. Худощавый режиссер без труда просочился в дыру, а вот Мордвиновой пришлось попотеть, прежде чем она оказалась по ту сторону забора, на тротуаре.

— Ну, Женька, раздобрела на покое! Но ничего, я тебя теперь погоняю, — посмеивался Туринский, глядя, как она поправляет одежду и волосы.

— Еще издеваешься, граф Монте-Кристо хренов, — огрызнулась Женя. — У меня жилетка толстая.

— Жилетка! — фыркнул режиссер и направился к проезжей части.

Он поднял руку, останавливая машину. Попался частник, плохо говорящий по-русски.

— Прости, брат, — сказал Туринский. — Тебе не подойдет наш маршрут, заблудишься.

Таксист пожал плечами и отъехал. Еще две машины пропустил Виктор Алексеевич, прежде чем скомандовал своей спутнице:

— Садись!

Мордвинова послушно забралась на заднее сиденье, с наслаждением откинулась на спинку и закрыла глаза. Устала. Она не разобрала, что сказал водителю Туринский. Машина тронулась, и Женя внезапно провалилась в сон: сказался хронический недосып последней рабочей недели. Проснулась также внезапно, когда они остановились, и Виктор сказал:

— Вылезай, приехали!

Спрятав бумажник в карман, он открыт перед ней дверцу. Женя с трудом выбралась из машины: ноги затекли от неудобного положения, пока она спала. Такси тотчас отъехало. Мордвинова огляделась по сторонам. С одной стороны стеной стоял лес, с другой — вдали виднелись редкие строения, тянулись заборы. Женя удивленно спросила:

— Мы где?

— В писательском поселке Шишкино, под Москвой, — ответил Туринский и направился к воротам усадьбы, утопающей в зелени.

Женя шла за ним и растерянно бормотала:

— Мне же на работу надо…

— Какая работа, Жень? — обернулся Туринский. — Ты же не бросишь больного человека одного на даче!

В глазах его прыгали лукавые чертики. Мордвинова хотела было возмутиться, но воздух усадьбы был так упоителен, тишина так благотворна, что уже не хотелось ничего говорить. Они шли к дому по песчаной дорожке.

Дом был двухэтажный, старый, еще тридцатых годов прошлого века, но в отличном состоянии. Определенно ремонтировался недавно. Женя могла только мечтать о такой даче. Старые липы подступали к самому крыльцу, на участке росли огромные сосны, дом окружала застекленная терраса. Туринский пошарил в щели под крыльцом и достал ключи.

— Чья это дача? — полюбопытствовала Женя.

— Моя, — хвастливо ответил режиссер. — Досталась по наследству от хорошего писателя и отличного мужика… Царствие ему небесное.

Виктор занялся замком и, повозившись, открыл дверь.

— Прошу! — шутливо поклонился он.

В доме пахло деревом, сухими цветами и пылью. Туринский повел Женю по комнатам. На первом этаже располагались кухня, гостиная с камином, кладовые, туалет, веранда. На втором — две спальни, ванная, еще один туалет, кабинет с балкончиком. Виктор Алексеевич попутно рассказал, какие он сам внес улучшения, поменяв всю сантехнику, отопительную систему, кухню. Остальное старался не трогать, только ремонт-реконструкция.

— Здесь и зимой можно жить! — гордился Туринский. — И что самое важное: никто не знает об этой даче. Я приезжаю сюда работать и отсиживаться в одиночестве.

— Догадываюсь, как ты отсиживаешься тут! — не поверила Женя.

— Ей-богу. Женька! Никаких женщин, ты здесь первая! — Он смотрел такими честными глазами, что она поверила.

— Поселок охраняется, — продолжал режиссер. — Раньше зимой постоянно сюда лазили бомжи, местные. Все тащили, а больше гадили. Теперь надежная охрана. Впрочем, моя дача ни разу не пострадала: Борисыч, писатель, жил здесь круглый год.

Женя улыбнулась: сейчас Туринский был так похож на расхваставшегося мальчишку!

— Выбирай себе комнату, располагайся, а я пока пошарю на кухне: жрать хочется! Что там у тебя в пакете?

— Витька, мне же завтра к восьми на работу! Две смены осталось… — растерянно твердила Женя.

— Ничего не знаю! — спускаясь по лестнице, ответил хозяин.

— Интересное кино! — пробормотала Мордвинова и открыла дверь одной из спален.

Тут все было просто: удобная кровать с пружинным матрасом, тумбочка, зеркало, шкафчик для одежды, полки с книгами. Она заметила, что книг вообще много в доме. Еще картины. Книги занимали стену в гостиной, а в кабинете Туринского стоял огромный книжный шкаф, битком набитый фолиантами. В обществе книг ей всегда было уютнее. Разглядывая корешки на полке, Женя почувствовала вибрацию телефона в кармане жилетки. Это Аня.

— Мам, ты еще не освободилась? Я сегодня пораньше закончила, думала, в магазинчик один, секонд, тебя свозить…

Женя набрала побольше воздуху в легкие и — как будто нырнула:

— Ань, у меня к тебе просьба. Ты не можешь найти мне подмену на две смены?

— Что случилось? Тебе плохо, что-то с сердцем? — испугалась дочь.

— Нет-нет! — поспешила успокоить ее Женя. — Просто я сейчас не в Москве и пока не знаю, когда вернусь. Осталось всего две смены… Ты сама говорила, что мне отдохнуть надо…

— А где ты? — удивилась Аня.

— На даче, в писательском поселке Шишкино. Здесь так хорошо, Ань! А сентябрь будет просто рай. Ты же знаешь, как я люблю эту пору…

— Ты у Светки? — недоумевала дочь. — Хотя не помню, чтобы у нее была дача в писательском поселке…

— Нет, у Туринского, только это большой секрет. Он прячется здесь, и я думаю, для здоровья ему полезно пожить подольше за городом.

Мордвинова тараторила и при этом испытывала чувство вины перед дочерью.

— Ну вы даете! — только и сказала Аня. — Ладно, потом расскажешь. А костюмера я тебе найду.

— Спасибо. Пусть мне позвонят, и я направлю.

Женя присела на кровать, дивясь самой себе. Значит, все решила? А Анжелочка? Нет, дорогой граф Монте-Кристо, я, конечно, побуду здесь в качестве сиделки, но не рассчитывайте на большее!

— Женька, иди есть! — донеслось снизу, и ей захотелось плакать.

Глава 38Признание

Под утро стало совсем холодно и страшно хотелось спать. Едва дотянув до конца смены, Аня поехала домой, засыпая в метро и в автобусе. Дома приняла душ, свалилась в кровать как подкошенная и тотчас уснула. Спала без сновидений, глубоко, ни разу не поменяв положение тела. Проснулась как от толчка и, едва себя осознала, опять почувствовала беспокойство, которое не оставляло ее в последние дни.

Что-то должно произойти? Я с кем-то договорилась о встрече? Должна звонить кому-то, дать ответ? Что-то решить или, наоборот, с кем-то посоветоваться? Сделать важное дело?