— Извини.
Он всегда уходил говорить по телефону в другую комнату, считая неприличным разговаривать в ее присутствии, однако на этот раз Ане сделалось неуютно, показалось, что он сбежал от нее. Она никогда не ревновала, а тут вдруг представилось, что Тиму звонит женщина. Непременно женщина! Она едва удержалась, чтобы не пойти подслушать под дверью.
Что это я? Ведь знаю, что есть у Тима знакомые женщины, коллеги, да мало ли кто. Скорее всего, и на Мальте он не жил монахом, не обязан был хранить верность девушке, с которой расстался. Но… Нет, не надо. Кажется, я прирастаю к нему. Не хочу боли, не хочу больше отчаяния и тоски. Не хочу его терять!..
Аня поскреблась в его дверь и услышала:
— Входи.
Тим сидел в кресле, держа в руке мобильник, но разговор уже был завершен. Аня приблизилась к нему, забралась на колени и прильнула к груди. Тим обнял ее и прижал к себе. Глаза его сделались синими. Они ни слова не сказали друг другу, но теплота и нежность снова объединили их.
За окном лил дождь, а в их квартире бродил призрак семейного счастья. В сущности, я самая обыкновенная женщина, и мне нужно то же, что и всем. Как приятно быть слабой, податливой, нежной. Я ведь такая и есть: неуверенная в себе, беззащитная, только обросла толстой кожей и колючками, чтобы ни у кого не возникало желания обидеть. В этих теплых объятьях я как новорожденный младенец на руках у матери. Только не отпускай меня, Тим…
Глава 41Ночная тревога
Утром они услышали, как кто-то подъехал к их дому и остановился у калитки. Окно в комнату Жени выходило на другую сторону, а чтобы спуститься вниз и посмотреть, кто же приехал, нужно было умыться, одеться, привести себя в порядок. Она прислушалась. Туринский вышел из комнаты и спустился по лестнице. Женя юркнула в ванную.
Пока умывалась и подкрашивалась второпях, все боялась услышать крики Анжелочки или что-то в этом роде. Одевшись в комнате, она спустилась. Туринский только что вернулся с улицы и вид имел озадаченный.
— Кто приехал? — не утерпев, спросила Мордвинова.
— Никто, — пожал плечами Виктор Алексеевич.
— А мне показалось, я слышала звук мотора… — растерялась Женя.
— Тебе не показалось, — Туринский взялся ставить чайник. — Кто-то пригнал мою машину и оставил у калитки.
— Ну и дела! — только и вымолвила Мордвинова.
Пока завтракали, вслух размышляли, кто бы мог это сделать и что все это значит. Ничего хорошего не ожидали от этой странной акции. Конечно, Туринскому нужна была машина. Дела требовали его появления в городе, далеко не все решалось по телефону. Однако машину могли пригнать только по приказу Анжелочки. Каковы мотивы ее поступка? Что еще замыслила неуемная звезда?
Довольно того, что она наняла адвоката и затеяла судебный процесс. Туринский нервничал. Мысленно он прощался со своим детищем — небольшой киностудией, на которой делал фильмы и организовывал фестивали в российских городах, устраивал крупные театрализованные праздники. С московской квартирой все было понятно и так: после развода не видать ее Туринскому как своих ушей: Виктор не собирался воевать с женой и требовать обмена. Однако больше всего душа болела за этот дом. И хотя никак по закону Анжелочка не могла его оттяпать, беспокойство терзало больного режиссера и скверно сказывалось на его самочувствии.
Женя пыталась его успокоить, прошерстила Семейный кодекс, проконсультировалась со Светкиным юристом.
— Она только грозится, давит на тебя! — горячо убеждала режиссера. — Ни квартиру, ни студию целиком она не может забрать!
— Да плевать на все! Пусть забирает, если ей нужно. Вот только этот дом… — бормотал Туринский. — Это наш с тобой дом!
Женя опять говорила о законе, о семейном праве, но сама тоже порой думала: кто их знает, нынешних адвокатов…
— Но зачем она вернула машину? Где логика? — удивлялась Мордвинова, моя тарелки после завтрака и составляя их в шкафчик.
Виктор Алексеевич задумчиво листал рукопись сценария и ответил не сразу:
— Думаю, она ждет, что завтра я приеду на суд.
— Завтра суд? — ахнула Женя.
— Ну да. Анжела прислала эсэмэску.
Мордвинова взволновалась. Можно ли Туринскому с его больным сердцем присутствовать на суде? Пусть он немного окреп в последние недели, но стресс противопоказан ему в любом случае.
— Ладно, хватит прохлаждаться! — стряхнул с себя задумчивость режиссер. — Давай работать!
Они устроились в его кабинете, правили рукопись, дописывали фрагменты, спорили и приходили к общему решению. После немудреного обеда отдыхали каждый у себя, читали. К вечеру, как всегда, пошли прогуляться по лесу.
— Надо бы завести машину за ворота, — сказала Женя.
Туринский отмахнулся:
— Потом!
Он только вынул ключи, торчавшие из замка зажигания.
После ужина они посмотрели в гостиной французский фильм и разошлись по своим комнатам. Женя забралась в ванну с книжкой, а когда вышла, снова услышала шум мотора. Что это такое? Должно быть, Туринский все же надумал поставить машину на участок.
Мордвинова влезла в свою красную пижаму, набросила на плечи платок и вышла из комнаты. Постояла, прислушиваясь, возле спальни Виктора Алексеевича. Там было тихо и темно. Стараясь не шуметь, она спустилась. Не стала включать свет, сразу двинулась к входной двери. Та оказалась не запертой. Выйдя на крыльцо, Женя увидела, что машины нет ни на участке, ни за калиткой. Исчезла! Не хотелось думать худшее, но она тотчас поднялась наверх и толкнулась в комнату Туринского. Его постель была пуста.
Уехал. Уехал… К ней поехал, это ясно. Господи, как я могла предположить, что этот вечный бабник предпочтет меня молоденькой жене? Как я могла в это поверить? Где были мой трезвый ум и многовековая мудрость? Накануне развода он убежал к ней! Едва оправился от болезни, как тотчас и бежал…
Мордвинова поплелась в свою комнату. Она присела на край кровати, подкошенная неожиданной болью. Потом свернулась в клубок, затихла, баюкая ноющую душу. А как же наш фильм? Наш сценарий о трагедии гения? Обман? Все обман… Хотелось подняться, позвонить Ане, поплакать. Слезы стояли где-то в горле, но только жгли, не проливаясь. Неужели снова предательство? Какая я молодец, что не вышла за пределы роли сиделки! Как была бы унижена теперь, когда он решил вернуться к Анжелочке!
А может быть, я сама предаю его, думая о нем плохо? С чего я взяла, что Туринский сбежал? Возможно, он решил поговорить с женой мирно, пока они не встали по разные стороны барьера? Это больше на него похоже. А что, если ему сделалось плохо? Тогда почему не постучал ко мне, не попросил помощи? Нет, это все бред. В конце концов, есть телефон. Почему он не позвонил хотя бы с дороги? Или сейчас, когда я не нахожу себе места?
Нет, уехал тайком, не предупредив меня! Это конец. Надо встать и собрать вещи. Уехать, как только он вернется. А если не вернется? Тогда пойду к соседу, писателю Татищеву, попрошу подбросить до станции…
Куда же я поеду? Там Аня живет с Тимофеем, я все им испорчу… Господи, и деваться-то некуда! И все-таки надо уезжать. Надо… Завтра соберу чемодан, все свое шмотье и уеду. Все решив, Женя наконец забылась в тревожном сне. Ее разбудил телефонный звонок. Ничего не понимая со сна, она нажала кнопку и услышала ставший таким родным за последние недели голос:
— Женька, прости, что разбудил! Завтра приеду к обеду, все расскажу! Не сердись, ладно? — и он отключился, не дожидаясь ответа.
И потом Женя долго не могла заснуть, все думала, думала. Хорошо что позвонил: по крайней мере, я знаю, что с ним все в порядке. Однако зачем уехал и куда, не сказал, и определенно не собирался говорить. Верно, рядом была она, Анжелочка… Что же делать? Собирать вещи или нет?
Решив, что утро вечера мудренее, Мордвинова спустилась в гостиную, выбрала какую-то мелодраму и, свернувшись на диване под пледом, стала смотреть фильм. Только под утро незаметно для себя уснула.
Проснулась от того, что от неудобного положения ныла шея и затекла нога. Женя с трудом поднялась, сразу взялась за мобильник. Звонков не было, а часы показывали одиннадцать утра. Наверное, суд в самом разгаре, тревожно подумала Мордвинова и ехидно добавила про себя: если, конечно, он вообще состоялся. Собирать чемодан или подождать до обеда?
Поднявшись наверх, она приняла душ, переоделась и достала-таки свой чемодан. Долго смотрела на него, потом решила, что сначала надо приготовить обед. Приедет голодный Туринский, а есть нечего. И время пойдет быстрее: просто больше нет сил сидеть и ждать!
Она занялась приготовлением грибного супа и овощного рагу, увлеклась и забыла о чемодане, который так и остался лежать раскрытым на полу ее спальни. Когда услышала шум мотора, заметалась по дому.
— Надо успокоиться и сделать вид, что ничего не произошло, — вслух произнесла Женя, когда едва не опрокинула на себя горячий чайник. Руки ходили ходуном. Ей стало страшно. Вот сейчас он войдет вместе с Анжелочкой и скажет, скажет…
— Ты почему меня не встречаешь, Женька? — услышала она бодрый голос Туринского и выскочила на крыльцо.
Он шел от калитки в распахнутой куртке, волосы его трепал ветерок, а на лице сияла счастливая улыбка.
— Все хорошо? — только и спросила Женя.
— Да, все хорошо. Мы с ней договорились обо всем. Дом наш.
Женя припала к его груди и заплакала. Нервы окончательно сдали.
— Ты чего опять ревешь? — удивился Туринский. — Все хорошо, говорю тебе. Даже студию делить не стали…
Он обнял ее и повел в дом.
— Ты знаешь, — с трудом проговорила Женя, — а я уж чемодан думала собирать…
Туринский внимательно посмотрел ей в глаза:
— С ума сошла?
Она кивнула.
— Нет, Женька, и не думай! Я тебя никуда не отпущу. Куда я теперь без тебя?
Покосившись на стол, он жалобно добавил:
— Давай есть, а? Я голодный как собака: с вечера в брюхе пусто.
А потом как-то вдруг ему сделалось плохо, и Женя тотчас забыла все свои сомнения и переживания. Пришлось вызвать скорую. Даром не прошла Туринскому эта поездка. Приехавший доктор мягко отчитал больного за легкомыслие.