Я хотела хотя бы на день оказаться внутри ее головы.
Но прежде всего мне хотелось спасти Б. От чего? От чего угодно. Мне казалось, только так я смогу добиться ее признания. Стать не одной из. А самой верной, самой близкой, той, кто накроет своим телом болотную топь, чтобы у Б. была возможность выбраться. Но она этого не знала. А я хотела, чтобы Б. знала и была в этом уверена.
Недавно Б. мне приснилась. Она стояла между осин в длинном клетчатом сарафане. Ее волосы были аккуратно убраны, как всегда. Она стояла в нелепых очках-яблочках и смеялась надо мной, а мне от этого было горько. Я попыталась к ней приблизиться, но мои ноги сковала слабость. Постаралась напрячь все тело и ринулась к ней, но не смогла сделать ни шагу. Б. улыбнулась этим неудачам и протянула мне шоколадный кексик с белой посыпкой на шапке голубого крема.
Мы ехали по полуострову автостопом – это была моя глупая идея.
В горах любое расстояние нужно умножать на два, а то и на три. Мы этого не знали, поэтому предстоящее путешествие казалось нам легким приключением. Я сложила в рюкзак «Пантенол», купальник, спальный мешок и смену белья, к боковой петле прицепила туристический коврик. На рынке мы нашли пляжные шляпы одинакового кроя. Покупка шляп стала знаменательным событием нашей дружбы, по крайней мере, мне так казалось.
В шляпах, с рюкзаками и авоськами для сыра и овощей мы выходили на трассу. Что мы себе воображали? Наверное, что мы на фоне моря и гор будем курить самокрутки, пить вино и праздновать буржуазную молодость: спать на пляже, снимать комнаты и покупать инжир у стариков на остановке. На деле мы часами простаивали с поднятым вверх большим пальцем. Вода кончалась, плечи жгло, говорить было не о чем. Иногда нам везло, какой-нибудь старик или семейная пара подбрасывали до поворота.
Удалось доехать до моря, нам предстояло ночевать на пляже. По утрам мы шли купаться, затем разгребали угли и ели черную картошку с помидорами и лепешкой, иногда с вечера оставался оплывший сыр и несколько персиков. В киоске мы покупали местное пиво. Такое пиво, казалось нам, есть только здесь, оно было терпким и янтарным; мы поднимали бутылки и сквозь них смотрели на солнце.
Это пиво должно было искупить мои мучения. Ночью спальник то и дело скатывался с коврика. Солнце вставало около четырех, и, пытаясь скрыться от долбящего света, я накрывалась с головой. B девять я с отвращением вылезала из-под спальника, все было липким – сгибы коленей и локтей, подмышки, промежность, я знала, что соленое море сделает только хуже. За пресной водой нужно было идти на противоположную сторону залива, там был родник. Покакать я забиралась на гору, присаживалась за камнями среди пятен расквашенного дерьма вперемешку с салфетками и газетами.
Мы сняли комнату, чтобы помыться в пресной воде и постирать вещи перед следующим этапом тяжелого пути. День я лежала на комковатом матрасе с шляпой на лице. Я проживала что-то вроде пляжного похмелья. В дреме слышала шум волн и наблюдала водную гладь с ослепительными отблесками солнца. Надо мной кружили жирные мухи, но не было сил встать и опустить москитную сетку.
Мы поднялись рано, около шести, съели поджаренные яйца, выпили кофе, расплатились с хозяйкой и набрали воды. Было жарко, меня бесило, что вопреки несостоятельности нашего плана мы продолжаем ему следовать. Сколько стоит купить билет на рейсовый автобус? Меня мутило, мозоли саднили, хотелось оказаться в месте, где нет злого солнца и жаркого воздуха. Но я боялась, что в глазах Б. окажусь слабачкой, которая не может довести дело до конца. Поэтому мы снова накинули на малиновые плечи рюкзаки и вышли на трассу.
Машины появлялись редко, и ни одна не хотела остановиться, поэтому каждые двадцать минут мы продвигались вперед – спускались в пологую складку дороги и поднимались на новую гору. К одиннадцати вода закончилась, от яблочного табака в горле стояла кислая слизь. Мы медленно шли вдоль отвесной скалы, с другой стороны полотна за отбойником был обрыв. Негде было укрыться от солнца, я плелась с закрытыми глазами, мне казалось, так я слабее буду ощущать это дурное время нашего путешествия.
Невыносимо, сказала Б., если сейчас кто-нибудь не остановится, я лягу поперек дороги, и мы засмеялись. Мы смеялись надо всем, потому что говорить о чем-то неприятном без смеха – признавать его наличие и свою слабость. Я предположила, что ложиться все-таки не стоит, потому что это чревато ожогом, просто, добавила я, нам нужно встать как мужики из фильма «Кавказская пленница». Когда отвесная скала, наконец, закончилась, мы сели на валун.
Сидели на камне и тупо смотрели на горы, которых и так насмотрелись за последнюю неделю. Теперь горы не вызывали радости, ими не хотелось восхищаться, они бесили своей безответностью. Когда проехавшая машина остановилась и дала задний ход, мы даже не обратили внимания. Так обычно делали гонявшие на «жигулях» местные: давали заднюю и, как только мы подрывались, чтобы бежать им навстречу, тут же жали на газ. Им было приятно нас обнадежить и рвануть так, чтобы оставить нас в облаке выхлопных газов и пыли. Наученные горьким опытом мы сидели и наблюдали, как с пригорка скатываются «жигули». Когда машина поравнялась с нами, в открытое окно выглянул небритый мужчина лет сорока. Мы пригнулись, чтобы посмотреть на него.
Долго ждать буду, спросил он и мотнул подбородком, приглашая нас сесть в машину. Б. дернула ручку задней двери и посмотрела на меня вопросительно. Я заглянула: заваленный канистрами и пластиковыми бутылками салон без сидений. На заминку шофер ответил: ну, возьми пятюху и на нее сядь. Б. устроилась на пятилитровой бутылке, я передала ей свой рюкзак и села вперед, пристегнулась. Мы едем в Н., сказала я шоферу. Я сверну раньше, на повороте в поселок, выйдете на развилке, там до Н. семьсот метров, ответил он и завел двигатель.
Я представилась за двоих: Настя – кивнула я в сторону Б., себя назвала Аленой. Часто так ездите, спросил водитель. Я студентка, мы с сестрой хотели на море, а денег нет, решили автостопом. На полуостров тоже автостопом приехали, с интересом посмотрел он мне в лицо. Нет, на поезде. Часто подбирают? Нет, измучились уже, час стоим – минуту едем. Ну правильно, на серпантине останавливаться нельзя, особенно приезжие дорогу не знают, боятся лишний раз. Он вел уверенно, крест на зеркале заднего вида мотался. Б. крепко вцепилась в мое сиденье и ногой придерживала гроздь пластиковых бутылок.
Некоторое время водитель молчал, потом спросил: музыку любите? Я не могла ответить отрицательно, ведь он не предлагал включить музыку, таким образом он предупреждал, что включит ее. Достань там из бардачка. Я достала кассету без футляра и наклеек, вставила в проем, нажала на плей.
«Happy Nation» не могла переорать шум мотора и треск мелких камней, бьющих в днище «жигулей», водитель подпевал там, где знал слова. Заиграла «Beautiful Life», мужчина сделал громче и, наклонившись в мою сторону, заговорил: мы вечером с мужиками собираемся шашлыка покушать, ну, знаешь там, вино. Может, с сестрой хотите? Отдохнете, мы на базе покормим вас, там есть где поспать. Я могу вас туда сейчас завезти, к вечеру приеду. На этой фразе он свернул на проселочную дорогу.
Я, сохраняя прежнее выражение лица, стала панически перебирать варианты ответа на это добродушное приглашение. Мы ехали по узкой глиняной дороге среди покатых гор. Если отказать ему, думала я, он обязательно начнет уламывать, и это может оказаться заговариванием зубов, за разговором он увезет нас на базу. Если вести себя агрессивно, это еще сильнее его раззадорит. Выпрыгнуть из машины, но какова вероятность уцелеть? И какой смысл выпрыгивать там, где никого, кроме нас, нет? Я в неудобных босоножках с натертыми ляжками, Б. в шлепанцах и ушибла большой палец ноги. Я затылком чувствовала ее страх, она молчала и ждала, что я обязательно придумаю, как нас спасти.
Мужчина так и сидел, наклонившись ко мне. Он ждал ответа и поглядывал на мои колени. Выражение его лица ничуть не изменилось. Все, вообще все было по-прежнему: горы за окном, музыка, его радушие. Я начала с вопроса: вы прямо сейчас едете на эту базу? Не, мне надо тару закинуть, я вином занимаюсь. Это уже хорошо, подумала я. А база где? Да там, за городом, море же. Отлично, он не сможет увезти нас на базу прямо сейчас и в объезд города.
Вопросы у меня закончились, но разговор необходимо было продолжать. И я задала первый попавшийся. Какой сегодня день недели? Четверг. То есть вы собираетесь посреди недели бросить семью и поехать с мужиками кушать шашлык до самого утра? Я посмотрела на него вопросительно, даже, как мне показалось, строго. Мужчина выпрямился и тут же размяк. Я уловила эту перемену, почувствовала, что задела в нем что-то больное. Тогда я продолжила: сколько вам лет? Тридцать семь. У вас же есть дети? Да, два пацана, девять и двенадцать. Знаете, сколько лет Насте? Нет. Зимой ей исполнилось пятнадцать, соврала я. Мужчина набрал воздуха и на выдохе посмотрел на меня, я обязана была выдержать его взгляд. Я знала – еще совсем немного, и он расквасится, но это не значит, что я могу расслабиться. Паника отняла мои ступни, я терпела страх и продолжала смотреть ему в глаза. Через мгновение я покровительственно улыбнулась и аккуратно, подбородком, указала в сторону дороги, он повиновался.
Мужчина еще раз глубоко вдохнул, что-то в его горле булькнуло, и он начал надрывно жаловаться. Сыновья ни в хуй не ставят, а как надо что-то – папа, дай, я говорю, надо учиться, хорошие отметки иметь. Я им дома строил, сначала матери, себе, жена говорит, строй еще, чтобы сдавать туристам. Я, блядь, только и делаю, что по горам, блядь, как козел ебучий. Туда-сюда, туда, блядь, обратно. Пап, дай, пап, на шторы в школе, пап, ботинки порвались, пап, блядь, Наташке подарок, пап, нахуй дай на маникюр, пап, врачу на коньяк, чтобы мать отдельно положили. Еще, блядь, жена Катерина, я ей то, я ей это, блядь, она вечно с ебалом недовольным, как будто я ей под нос говно нахуй сую. Сыновьям, блядь, похуй, ей похуй. Мать хуй с ней, ей жить-то осталось. Заебали все. Его речь иссякла вместе с песней «Wonderful Life». Под «All That She Wants» и «Wheel of Fortune» мы ехали молча. Потом он сказал, что довезет нас до Н., в поселок ему не срочно. Я возразила, на что он угрюмо ответил: да мне не жалко, довезу вас, мало ли что.