— Одно время я считал, что это отвлекающий маневр, чтобы мы в общем шторме не смогли засечь основную волну, но позже отказался от этой мысли. Увеличение количества атак за последние четыре месяца связано исключительно с появлением на рынке новых программных конструкторов.
Артемьев задумался на несколько секунд и сказал:
— Хорошо. Допустим, эта теория применима к мегаполисам. Но, черт возьми, на периферии нет столько компьютерных умников, сколько было попыток взлома наших региональных серверов.
— В любом пособии для начинающего хакера написано, что первое, чему нужно научиться после освоения простейших крек-программ, — это путать след. Вменяемый хакер никогда не полезет в чужой компьютер напрямую.
— То есть вы хотите сказать, что периферийные атаки на самом деле пыль в глаза? — спросил Артемьев.
— Именно так, — подтвердил эксперт.
— У меня есть данные, что в нашей корпорации работают чужие агенты. Охотники за промышленными секретами.
Прокофьев хмыкнул.
— Я бы удивился, если бы их не было.
— Я бы тоже, — согласился Артемьев. — Такова жизнь. Если у кого-то что-то есть, всегда найдется кто-то, кто захочет это взять без спроса. Я даже не удивился, когда мне сказали, что мой ведущий спец по компьютерной безопасности на самом деле работает против меня.
Валун за валуном, от потолка и до пола, окружающие стены стали сменяться унылым камнем Бастилии. Бесшумно отворилась кованая дверь, и в нее тихо вошли шестеро накачанных молодцов с приветливыми лицами серийных убийц. Прокофьев видел то же самое, что и Артемьев. Егор принудительно заблокировал отключение чипа Видений, вживленного в голову компьютерного гения.
— Что вас больше разозлило, — равнодушно спросил Прокофьев, — то, что я работаю против вас, или то, что вы меня так поздно разоблачили?
Артемьев не ожидал увидеть такую редакцию и поэтому немного растерялся. Он действительно разозлился. Этот самонадеянный юнец сидел в его кабинете в окружении шестерых головорезов из службы безопасности и словно насмехался над ним, в то время как трансформация действительности под Бастилию совсем не должна была придавать ему оптимизма.
— Ты сумасшедший или идейный? — наморщив лоб, спросил Артемьев.
— Такие, как вы, принесли в мир заразу Видений, испоганили душу трем миллиардам жителей Земли и называете сумасшедшим меня?
— А ты, значит, мессия, который очистит мир от скверны? — сделал вывод Артемьев.
— Я человек. Один из тысяч, что принесет свободу своему народу.
— Свобода для всех, счастье для каждого, — устало пробормотал Артемьев.
— Вы знакомы с программой нашей партии? — вскинул брови Прокофьев. — Свобода от власти. Свобода от принуждения. Свобода собраний…
— Первые три постулата классического анархизма, — парировал Артемьев. — А в остальном-то те же правила, что и в демократическом строе. Так что не удивил.
— К черту ваш анархизм и демократию. К черту монархию и диктатуру. Они все дискредитировали себя. Эту планету спасет только Великий Люфт. Нужно расшатать закостенелое сознание этого мира. Нужно сорвать заскорузлую корку, которая ограничивает свободу.
— Все, что ты сказал, это борьба ради борьбы. Ради процесса, но не ради цели.
— Все, что я рассказал, это борьба ради свободы человечества от Видений, — отозвался Прокофьев.
— Ты знаешь, я много раз слышал именно такие речи, — сказал Артемьев. — Но это только речи. Понимаешь? Слова. Звуки. И больше ничего. Вам нечего дать обществу взамен.
— Мы и не планировали ничего давать взамен. Мы поможем человеку освободиться. Дальше он сам. И почему мы вообще должны давать что-то взамен?
— Подожди, — удивился Артемьев. — Нравится тебе это или нет, но у общества сейчас есть Видения. Понимаешь? Они нравятся обществу. И это не просто слова. Мы никому ничего не навязываем. У нас свободная продажа. И потребители сами решают, что им нужно, а что нет. Они выбирают продукт. Они платят за этот продукт. И продукт иногда совсем не дешевый.
— Видения ведут к разрушению личности и общественного строя.
— Да плевать народу на твое мнение об их жизненном выборе. Я против монархии. Даже конституционной. Но если граждане Монако считают, что в их стране должна быть монархия, — это их право.
— Мы говорим не про Монако, а про Россию.
— Именно. Тут кроме сектантов Люфта живут еще и нормальные люди. И им нравится так жить. Им нравится жить с Видениями. Они имеют право на выбор. Ты считаешь президента диктатором, а они хотят, чтобы у них был диктатор президентом. И плевать им на твои представления об их свободе и счастье. О своей свободе у них есть свои представления. Свои планы на собственную жизнь.
— А мне нет дела до их представлений. У меня тоже есть взгляды на то, какая жизнь должна быть в моей стране. А до воспаленного общественного мнения мне нет никакого дела.
— Как это? — удивился Егор. — Ты же борешься за его счастье?
— Пустой у нас с вами разговор получается. Я знаю главное: Видения нужно разрушить. И мы не остановимся.
— Почему их нужно разрушать? — Артемьев искренне хотел услышать ответ. Он искренне надеялся разгадать логику, мечтал разобраться в мотивации людей, желающих разрушить корпорацию. — Видения человек выбрал сам. Строго говоря, это последнее, что у него осталось. Нельзя отнимать у человека последнее.
— Я так не думаю.
«Черт возьми, он опять ошибся. Вся риторика о вселенской свободе — банальная ширма, скрывающая личные корыстные цели».
— Хочешь, я продиктую тебе номера шестнадцати счетов, на которых ты держишь все свои деньги? — неожиданно спросил Артемьев. — Огромные деньги. Я столько не платил. За что же тебе их дали?
— Я умнее вас. — Прокофьев противно засмеялся. — Вы получили свою работу благодаря хорошо подвешенному языку и отсутствию принципов, я же свою получил благодаря своим способностям.
— Ты просто продался. Вот и вся твоя философия. Ширма ложной мотивации.
— Нужно было платить мне столько, чтобы я даже не подумал продаваться, — сказал Прокофьев.
— Ты предал меня, — хладнокровно настаивал Артемьев. — Я доверился тебе, а ты меня предал. Я поддерживал тебя на протяжении нескольких лет. Кем бы ты стал, если бы не тепличные условия, которые я создал для тебя во времена студенчества?
— Тем же, кем стал сейчас.
Спинка кресла Артемьева вытянулась вверх и превратилась из дубовой в железную, офис трансформировался из каземата Бастилии в подземелье вампиров. Крепкие ребята с добрыми лицами — в гоблинов.
Прокофьев осмотрелся вокруг и саркастически хмыкнул.
— Уж не собираетесь ли вы меня напугать, господин Артемьев?
— Нет, пугать я тебя не стану. Я просто тебя уничтожу.
— Какие глупости, — усмехнулся Прокофьев. — Все ваши фантазии недоказуемы. Несмотря на любые обвинения и дурные рекомендации, меня с руками оторвет любая компания. У меня всегда есть шесть-семь выгодных предложений. И за гораздо бо́льшие деньги, чем вы мне здесь платили. Но я до сих пор отказывался, потому что считал, что работа в такой мощной корпорации позволит более полно раскрыться моему таланту. Теперь я вижу, что лимит наших взаимоотношений исчерпан. Через час с вами свяжутся мои адвокаты и выслушают ваши предложения по урегулированию условий моего увольнения.
— Глупышка, — ласково, словно младенцу, сказал Артемьев. — Ты решил, что стал неприкосновенным, что тебе все можно?
С лица Прокофьева как будто начала сходить надменность, но он тут же попытался взять себя в руки.
— Вы не посмеете… — дрогнувшим голосом сказал компьютерщик.
— Отчего же? — удивился Артемьев. — Ведь у меня нет ни принципов, ни морали. Ведь я мразь и подонок.
— Я подстраховался.
— А мне плевать.
— Меньше чем через сутки мои адвокаты зачитают письмо, которое я им оставил на случай своего внезапного исчезновения. Позже распространят видеообращение.
— Предпочитаю решать проблемы в порядке их поступления.
— Но вы не сможете объяснить мое исчезновение, — дрожащими губами, словно сам не верил в свои слова, выговорил Прокофьев.
— Да я и не буду. Ты просто исчез. И я сам в растерянности.
Мир вздрогнул и рассыпался на песчинки. Порыв горячего, сладковатого ветра ударил Прокофьеву в лицо, отчего ему стало дурно, и он на несколько секунд зажмурился. Открыв глаза, компьютерщик увидел, что стоит на арене Колизея в окружении двух десятков львов. Солнце висело в зените и нещадно жарило, переполненные трибуны что-то орали, с клыков голодных львов капала слюна. Прокофьев понимал, что это видение, но его психика не смогла не отреагировать. По спине пробежал неприятный холодок. Прокофьев переступал с ноги на ногу, поднимая башмаками едкую пыль. Черт возьми, невозможно не испугаться, видя, как два десятка голодных львов смотрят тебе в глаза.
Словно по команде, хищники сорвались с места. Ноги у Прокофьева подкосились, в глазах зарябило, по телу пробежала истерическая дрожь. Инстинктивно ища хоть что-то, чем можно было бы защититься, он осмотрелся вокруг и… Сделать что-то еще Прокофьев попросту не успел. Первый подбежавший лев прыгнул на компьютерщика, свалил его с ног и, схватив зубами за руку, которой тот пытался закрыться, потащил по каменистой земле. Боль была невыносима. Прокофьев взревел, в глазах у него потемнело. Еще секунда, и львы разорвали человека на части. Он не сразу отключился, успел все прочувствовать и увидеть, как звери растаскивают по арене его руки и ноги.
Когда Прокофьев пришел в себя, он лежал на полу посреди кабинета Артемьева. Стол был отодвинут к стене, все, кто был в офисе, отошли от приговоренного на почтительное расстояние, образовав неровный круг. Хозяин кабинета стоял чуть впереди.
— Как тебе наша новая игрушка? — спросил Артемьев. — Эффект присутствия достаточный?
Тяжело дыша, Прокофьев поднялся с пола, еле удерживая равновесие. Его ноги казались ватными, а сердце было готово выпрыгнуть из груди. Из-за спины шефа вышли два ниндзя с самурайскими мечами в руках.