– Ненавижу!
– …но ты останешься со мной! И плевать на пистолет – управлюсь руками и камнями. Так что вешаться не придется, я сам…
От удара коленом пах взорвало болью… Когда он пришел в себя, Лилия – бледно-желтый силуэт во мраке – уже отчаянно пробивалась наружу сквозь ветки.
Он поймал ее за руку и бросил на землю. Она истошно вскрикнула.
– Batard![14] Больной, агрессивный…
Он упал на нее и зажал ей рот, сдавил изо всей мочи. Она укусила его за ладонь, впилась зубами, лягнула, стала бить кулаками по голове. Он прижал коленями ее ноги, поймал запястье. Она продолжала кусаться и лупить его свободной рукой.
– Суббота! Люди вокруг! Хочешь, чтоб нас обоих «вылечили», глупая сучка?
Она все еще бушевала.
Потом стихла, тяжело дыша; зубы разжались, отпустили.
– Garce![15] – произнес он.
Лилия попробовала шевельнуть ногой. Он придавил сильнее. Руку жгло так, будто вырвано мясо.
Она лежала под ним, побежденная, с раздвинутыми ногами, и он вдруг завелся. Захотелось сорвать с нее комбинезон и «изнасиловать». Сама просила подождать субботы! Может, тогда бросит всю эту ткань про Короля и про то, как она его, Скола, ненавидит, перестанет драться – именно этим они и занимаются – и поливать его французскими ругательствами.
Она смотрела ему в глаза.
Скол отпустил запястье и рванул комбинезон, там, где разошлась материя. Лилия принялась брыкаться с новой силой.
Он раздирал эластичную материю, обнажил перед, стал гладить мягкие полные груди, гладкий живот, лобок с несколькими близко поросшими волосками, ниже – влажные губы. Она била его по голове, вцеплялась в волосы, кусала ладонь. Он скользил по ее телу свободной рукой, ласкал пальцами, мял, возбуждаясь все больше. Разорвал комбинезон донизу. Она пнула его, попробовала скинуть, но он сел сверху, плотно придавив ногами к земле, прижался бедрами, поймал ладонь одной руки и пальцы другой.
– Тише… Тише…
Вошел наполовину.
Она брыкалась, извивалась, сильнее кусала руку.
Еще толчок – и внутри целиком.
– Тише, Лилия… – повторял он, – тише…
Выпустил руки и, лаская мягкую грудь, почувствовал, как напрягаются под пальцами соски.
– Тише, тише.
Двигался медленно, затем быстрее и резче.
Встал на колени. Она лежала, прикрыв глаза одной рукой, а другую закинув назад; грудь тяжело вздымалась.
Поднялся, встряхнул свое одеяло и накрыл ее по плечи. Присел рядом на корточки.
– Ты как?
Не ответила.
Посветил фонариком на ладонь. Из овала ярких ранок сочилась кровь.
– Иисус и Уэй.
Промыл руку водой с мылом и вытер. Пошарил вокруг.
– Ты брала аптечку?
Тишина.
Нашел ее сумку и здоровой рукой нащупал то, что искал. Сел на камень с аптечкой на коленях и пристроил фонарь на соседнем валуне.
– Животное, – процедила она.
– Я не кусаюсь. И не пытаюсь убить. Иисус и Уэй, ты же думала, что пистолет исправен!
Он распылил на ладонь заживляющий раствор, один слой, другой.
– Сochon[16].
– Уймись. Хватит.
Сорвал упаковку с бинта и услышал, что она встает. Зашуршала сбрасываемая одежда. Лилия подошла, взяла фонарь, вытащила из своей сумки мыло, полотенце и комбинезон и направилась в сторону камней, которые он навалил между скалистыми уступами в глубине укрытия, чтобы можно было перелезать на ту сторону к ручью.
Скол залепил в темноте рану, нашел на земле второй фонарь. Поставил велосипеды вместе, приготовил, как обычно, две постели, положил рядом ее сумку. Поднял обрывки комбинезона и убрал к себе пистолет.
Луна выплыла из-за скал и светила сквозь черную неподвижную листву.
Лилии все не было, и он испугался, как бы она не ушла пешком.
В конце концов вернулась. Убрала мыло и полотенце в сумку, выключила фонарь и залезла под одеяло.
– Ты была подо мной, и я завелся. Я всегда тебя хотел, а эти последние недели просто с ума сходил. Ты же знаешь, я тебя люблю.
– Дальше я пойду одна.
– Доберемся до Майорки – делай как знаешь; а до тех пор мы вместе, Лилия. И точка.
Она промолчала.
Скол проснулся от странных звуков – всхлипов и горестных стонов. Сел, посветил фонарем: она зажимала рот рукой, по вискам из-под сомкнутых век катились слезы.
Быстро подошел, присел, погладил по голове.
– О Лилия, не надо. Не плачь. Пожалуйста!
Наверное, он сделал ей больно. Может быть, внутри.
Она рыдала.
– Лилия, прости! Прости, любимая! Иисус и Уэй, лучше бы пистолет работал!
Она помотала головой, зажимая себе рот.
– Я думал, ты из-за меня. Тогда что? Не хочешь идти вместе? Хорошо.
Снова помотала головой.
Скол растерялся. Сидел рядом, гладил по голове, спрашивал, просил перестать, потом постелил себе рядом, повернул ее, прижал к груди. Она плакала. Когда он проснулся, Лилия смотрела на него, лежа на боку и подпирая голову рукой.
– Идти поодиночке нет смысла, – произнесла она. – Останемся вместе.
Скол хотел вспомнить, о чем они говорили перед тем, как он заснул. Кажется, ни о чем, она плакала.
– Хорошо, – ответил растерянно.
– Мне так стыдно за пистолет. Как я могла! Я была уверена, что ты соврал Королю.
– А мне стыдно за то, что я сделал.
– Успокойся, это совершенно естественно. Я тебя не виню. Как рука?
Он выпростал ее из-под одеяла и сжал. Было очень больно.
– Ничего.
Лилия взяла его руку и осмотрела бинт.
– Заживителем брызгал?
– Да.
Она глядела на него большими карими ясными после сна глазами.
– Ты правда поехал к острову и вернулся?
Он кивнул.
– Тres fou[17], – улыбнулась она.
– Вовсе нет.
– Да.
Снова посмотрела на руку, поднесла к губам и стала один за другим целовать кончики его пальцев.
Глава 4
В путь тронулись только в девять утра и, чтобы компенсировать свою лень, долго ехали быстро. День стоял странный, душный. На белый солнечный диск в зеленовато-сером мареве можно было глядеть не щурясь. Сбой управления климатом. Лилия вспомнила, что однажды, когда ей было двенадцать или тринадцать, такое приключилось в Кит.
– Ты там родилась?
– Нет, в Мекс.
– Да ну?! Я тоже!
Теней не было, и казалось, будто встречные велосипеды летят над землей, словно автомобили. Товарищи с опаской поглядывали на небо и при встрече хмуро кивали.
Когда они с Лилией сидели на траве, по очереди отпивая колу, Скол сказал:
– С этого момента лучше не торопиться. Не исключено, что на дорожке сканеры, надо быть аккуратнее.
– Сканеры из-за нас?
– Не обязательно. Просто потому, что это ближайший к острову город. Ты бы на месте Уни не подстраховалась?
Он боялся не столько сканеров, сколько какой-нибудь поджидающей их команды врачей.
– А вдруг нас ищут по фотографиям? – спросила Лилия. – Наставники, доктора…
– Вряд ли, столько времени прошло… Придется рискнуть. У меня пистолет и нож. – Он пощупал карман.
– Ты сможешь? – спросила она после секундной паузы.
– Да. Наверно.
– Хоть бы не пришлось.
– Ага.
– Не забудь солнечные очки.
– Сегодня? – Он посмотрел на небо.
– Из-за глаза.
– А, конечно. – Скол вытащил очки, надел и улыбнулся. – А вот тебе как быть, даже и не знаю. Разве что выдохнуть.
– В смысле? – спросила она и вдруг залилась краской. – Их под одеждой не видно.
– Первое, на что я обратил внимание, когда тебя встретил. Первое!
– Я не верю. Ты врешь! Правда ведь, врешь?
Он расхохотался и щелкнул ее по подбородку.
Ехали медленно. Сканеров на дорожке не видели. Команда врачей не остановила.
Все велосипеды в округе были новыми, однако никто не делал замечаний по поводу их старой модели.
К вечеру прибыли в 12082. Двинулись на запад, вдыхая запах моря и внимательно оглядывая дорожку.
Бросили велосипеды в леске и пешком вернулись в столовую, из которой можно было спуститься на пляж. Далеко внизу, сливаясь на горизонте с зеленовато-серой дымкой, простиралась синяя морская гладь.
Позади раздался детский голос:
– Товарищи не коснулись.
Лилия крепче сжала руку Скола.
– Не останавливайся, – сказал он. Они спускались по бетонным ступеням в неровном крутом склоне.
– Эй вы! – позвал мужчина. – Вы двое!
Скол сдавил руку Лилии, они обернулись. Товарищ стоял за сканером в начале лестницы, держа за руку голенькую девочку лет пяти-шести, которая почесывала голову красным совком.
– Вы коснулись сканера?
Они переглянулись.
– Конечно, – ответил Скол.
– Да, конечно, – повторила Лилия.
– Зеленый огонек не мигал, – возразила девочка.
– Мигал, сестренка, – серьезно промолвил Скол. – Иначе мы бы не пошли дальше, так ведь?
Он посмотрел на товарища и выдавил улыбку. Тот наклонился к девочке и что-то спросил.
– Нет, – ответила она.
– Пошли, – сказал Скол, и они повернулись, продолжая спуск.
– Маленькая злобная дрянь, – прошептала Лилия.
– Просто иди.
У подножия лестницы они остановились, чтобы снять сандалии. Наклоняясь, Скол бросил взгляд наверх: мужчина с девочкой исчезли, по ступенькам спускались другие товарищи.
Под странным туманным небом пляж был наполовину пуст. Товарищи сидели и лежали на одеялах, многие в комбинезонах; молчали или негромко переговаривались. Музыка из динамиков – «Воскресенье – день веселья» – казалась слишком громкой и неуместной. Стайка детей прыгала со скакалкой у воды: «В такой чудесный день мне повторять не лень: Вуд, Уэй, Иисус и я – все вместе мы Семья…»
Держась за руки, Скол и Лилия шли босиком на запад. И без того неширокая полоска пляжа становилась уже и безлюднее. Вдали, между прибоем и скалами, торчал сканер.