«Мертвая мать» переживает стресс, например в связи с разводом или ежедневный стресс вследствие жизни с особенным ребенком. Она отстранилась, впала в депрессию, у нее высокая тревожность и совершенно нет сил. Будучи не в состоянии справиться с переживаниями самостоятельно, эти матери замыкаются в себе и просто не могут быть отзывчивыми, теряют к сыну или дочери интерес. При этом женщина может продолжать механически заботиться о ребенке и выполнять свои функции (кормить, мыть, одевать), но она не способна на подлинные отношения, как и не способна на истинное горевание по поводу своего состояния. Такие матери «не видят» своих детей: они в прямом смысле могут избегать визуального и тактильного контакта с ребенком, «не слышать», когда ребенок плачет. Они могут быть холодны и жестоки. Их собственное горе оказывается настолько сильным, что довлеет над остальными сторонами жизни.
Вырастая, дети таких матерей (даже если дети самые что ни на есть нормальные) демонстрируют неуверенность в себе, у них плавающая, нестабильная самооценка.
Психологи говорят о трех типах «мертвых матерей».
• Отвергающая мать – та, которая не способна принимать и любить своего ребенка безусловно и поэтому не поддерживает развитие и рождение его витальной идентичности («я есть»).
• Удерживающая мать не способна поддержать сепарацию ребенка и в силу этого не поддерживает развитие и рождение его индивидуальной идентичности («я такой»).
• Конкурирующая мать не в состоянии поддержать потребность ребенка в поиске гендерной самоидентичности, и в результате она не поддерживает развитие и рождение гендерной идентичности («я мужчина / я женщина»).
Давайте выберемся из этих громоздких формулировок на свет. Основной вывод из рассуждений будет таким: мать в депрессии не может нормально взаимодействовать с ребенком. Что же с ним происходит?
Ребенок воспринимает происходящее как катастрофу, не понимает причины проблемы и винит себя. Он старается привлечь внимание матери любым способом: «Я хороший, теперь ты меня любишь?» – но не находит отклика.
Пока ребенок не вырос и не пошел к психотерапевту с жалобами на неумение заводить отношения, на проблемы в любви, на ощущение беспомощности и пустоты, я предлагаю самой матери пойти к специалистам – психологу и психиатру – для комплексной терапии депрессии. Не стоит ругать себя: депрессия не позор. Это болезненное состояние, и оно лечится.
Кстати, если в вашем ближайшем окружении есть такая мать, ей можно предложить помощь. Часто человек в состоянии депрессии не способен самостоятельно обратиться к специалисту. Если вы видите, что ее надо спасать, предложите помочь: напомните, что депрессия лечится, дайте телефон специалиста, посидите рядом, когда она будет записываться на прием, предложите побыть с ребенком на время ее отсутствия.
Я сама хочу быть ребенком
Это регресс, в который впадает сама мать под воздействием постоянной травмирующей ситуации. Женщина начинает вести себя как ровесница своего ребенка. Обижается, как трехлетка, ест сладости, чтобы успокоиться, капризничает и впадает в истерику. «Я тоже хочу быть ребенком» – понятное желание для человека, который устал быть взрослым, стойким, понимающим и постоянно решать проблемы. Но взрослые – это мы. И в отличие от наших детей мы действительно можем решать проблемы. А для этого, если не справляемся сами, можем пойти к психологу.
Все ходим строем
Найдя для особого ребенка оптимальный режим, подобрав методы поддержки и развития, мы стараемся их придерживаться. И приходим в ярость, если другие значимые для ребенка взрослые действуют по-другому! Более того, они смеют выражать при ребенке усталость и недовольство? Парадоксально, но разнообразие эмоций в окружающем мире вызывает в ребенке не тревогу, а чувство безопасности. Не портит его, а учит воспринимать разные эмоциональные проявления и осознавать многообразие человеческих отношений. Так что не стоит защищать мальчика или девочку от всего мира, даже от близких. Общение с папой, бабушкой, тетушкой может пойти ребенку на пользу.
Это я виновата
«Мой ребенок плохой, потому что я такая плохая», – нередко мы думаем именно так. Вот если бы мы знали про все особенности детской психики, мы подстелили бы соломки. Если бы сделали генный анализ обоим родителям – избежали бы патологии в семье. Если бы зарабатывали много, наняли бы лучших специалистов и откорректировали бы ребенка мгновенно. И – тут налицо верх интеллектуальности и гуманизма некоторых родителей – если бы делали в жизни больше добра, с нами бы такого не случилось.
Для примера расскажу одну историю.
Жил на свете человек по имени Джон Лэнгдон Хэйдон Даун. Работал в магазине своего отца. Однажды увидел умственно отсталую девушку, стал думать, откуда такие берутся и как тут можно помочь, и судьба его повернулась.
Джон пошел учиться медицине. Сначала стал помощником хирурга, потом выучился на фармацевта. Придумывал лекарства, продавал их в магазине своего отца.
Потом отучился в медицинской школе при Лондонском госпитале, познакомился с отличной девушкой, но жениться на ней по бедности не мог.
Стал работать акушером, добрался до звания доктора медицины.
Ровно в 30 лет он бросил все и переехал в провинцию, где возглавил Королевский приют для идиотов (так это тогда называлось). Дауну поставили задачей навести в приюте порядок и положили существенную зарплату, что позволило ему наконец жениться.
Зачем понадобился новый директор? В 1845 году в Англии был принят Акт о психических заболеваниях. Этот закон требовал, чтобы каждое графство страны предоставляло крышу и помощь психически больным бродягам.
Эрлсвудский приют был прогрессивным и собирался не только ухаживать за своими подопечными, но и обучать их, заботиться о духовной жизни пациентов и заниматься с ними физическими упражнениями. Беда в том, что если больных становилось хоть сколько-нибудь много (а много – это больше двух), начинался полный бардак.
И вот приехал доктор Даун и на десять лет погрузился в психиатрию и администрирование.
Новый директор поразил всех: он отказался от смирительных рубашек и связывания пациентов, отменил физические наказания и оставление детей без еды, ввел санитарные нормы и придумал изолятор для инфекционных больных.
Персонал стал учить особых детей есть и умываться, печь хлеб и работать на ферме. Потом доктор открыл свой приют, Нормансфилд, где развил все свои идеи.
Наблюдая за пациентами, доктор описал несколько заболеваний, в частности синдром Дауна. Создавая первые классификации, Джон Даун называл это заболевание «идиотией монгольского типа».
Пациенты его отличались долголетием, многие доживали до шестидесяти, тогда как средний срок жизни человека с синдромом Дауна в тогдашней Англии составлял пять лет.
У доктора и его жены, которую пациенты называли «мамочка», родилось четверо детей: Эверлинг, Лилиан, Реджинальд и Персиваль.
Лилиан прожила на свете два года и умерла от менингита.
Эверлинг погиб в 21 год от руки младшего брата Реджинальда.
Реджинальд и Персиваль стали продолжателями отцовского дела. О последнем вспоминали как о добром человеке, посвятившем себя пациентам.
Реджинальд увлекся евгеникой и утверждал, что причины регрессии даунов уходят корнями к самых истокам человеческой расы.
Первенец Реджинальда Дауна, Джон Даун, родившийся после смерти деда и названный в его честь, имел синдром Дауна.
Жена Реджинальда категорически отказывалась верить в то, что у ребенка синдром Дауна, и специализированную помощь мальчик начал получать только после восьми лет, когда его мама умерла. Он прожил в семье до 65 лет.
В 1965 году болезнь, которой доктор Даун посвятил свою жизнь, была переименована в его честь.
Ну как, хороший был человек доктор Джон Даун? Успешный? Разбирался ли он в психологических особенностях человека? Избавило ли это его от проблем в своей семье? Вовсе нет.
Я никакая, но меня это не беспокоит
Свои всклокоченные немытые волосы, обломанные ногти, неухоженные руки мы объясняем тем, что мне, дескать, некогда, я забочусь о ребенке. Переводится так: если я не могу ничего сделать с ним, то и с собой делать ничего не буду. И еще: я виновата, я недостойна заботы.
Часто мы начинаем еще и неконтролируемо есть и набирать вес. Объяснение: он кричит каждую ночь, я держусь за счет еды. Или: мне не нужны советы, оставьте мне единственное доступное удовольствие. Что означает: он не слушается, и я не буду. Или: утешимся конфеткой. То есть личное убегание в детскость.
Недосып мамы перерастает в хронический, нарушается координация, память, внимание, ты постепенно начинаешь жить как в сплошном тумане. Это защитный туман – с ним меньше видно и как бы меньше больно. Хотя, на самом деле, больно так же, просто мы закрываем глаза – как можем. И это понятно, но застрять там навсегда не получится, даже если в тумане много конфет, их сладость как-то притуплена. Тут есть простая техника: если вы на фоне усталости и нервозности регулярно хотите есть в неурочные часы, ешьте только в урочное, а в остальное время пейте воду и жуйте жвачку. Попробуйте.
Если у вас наступил краткий период покоя, а спать вы не хотите, займитесь какой-нибудь механической деятельностью или работой с мелкими предметами. Если вам неловко, что вы занимаетесь не ребенком, свяжите ему шарф. Это лучше, чем грызть ногти, или расчесывать голову, или приобретать множество других неприятных привычек. А после стадии вязания можно перейти к маскам для лица. Сначала к тем, которые достал из пакетика, положил на лицо и лежишь. Потом к тем, которые требуют некоторых усилий – в них надо чего-то добавлять, перемешивать. А потом мы и до спа-центра дойдем, верно?