А теперь вспомните про тех детей, с которых я начинала, – про детей с неопределенными диагнозами.
Стертые диагнозы
По данным НИИ детства, ежегодно рождается 5–8 % детей с наследственной патологией, 8–10 % имеют выраженную врожденную или приобретенную патологию, 4–5 % составляют дети-инвалиды, значительное число детей имеют стертые нарушения развития. Что это значит?
Есть очевидные диагнозы, о которых родители узнают еще в роддоме или в первые месяцы жизни ребенка, например синдром Дауна или ДЦП. Это тяжело, но понятно: существуют методы лечения, специалисты, возможны прогнозы. Аутизм, скажем, менее предсказуем и часто трудно диагностируется, но обычно к трем годам уже становится ясен. А есть диагнозы без диагноза.
Как сказал мне детский психиатр, один из ведущих специалистов в своей области: «Да, такой ребенок». Нет повода ставить жесткий и определенный диагноз; мало опыта лечения и обучения таких детей. Но именно этот специалист не сдался, пока не подобрал терапию, подходящую именно этому зайцу.
Есть еще одна тонкость диагноза без диагноза: окружающие часто не принимают всерьез нарушения ребенка. Жестоко звучит, но ребенок с ДЦП или даунизмом и его родители не вызывают неодобрительного недоумения со стороны окружающих в той степени, в которой это происходит с детьми, по которым «не видно». Часто реакции других людей сводятся к непониманию, неприятию, критике. С подобным отношением приходилось сталкиваться практически всем родителям особых детей.
Что же я? В результате походов по специалистам и собственных наблюдений я пришла к выводу: мой ребенок – где-то там, где тревожность, гиперактивность, трудности торможения, дефицит внимания. Я была не рада, но приободрилась. Я уже немножко поняла, с чем имею дело, и решила, что буду разбираться дальше. Да, от тревожности и гиперактивности нет волшебной пилюли, но это не значит, что нельзя помочь. Можно!
Выключили панику, включили ученого.
Родители, разобравшись в разновидностях особенностей развития и немного прояснив для себя поведение ребенка, придут к специалисту (маме, подруге, психологу, священнику, врачу) с вопросом: почему такое случилось с нами?
Почему ваш ребенок – тревожный или гиперактивный (почему он аутист или у него синдром Аспергера – нужное подчеркнуть)? Точно вам не скажет никто. Да, можно поймать нарушения электромагнитной активности головного мозга или увидеть на МРТ структурные нарушения (их может и не быть); да, может быть родовая травма (а может и не быть); да, может быть тяжелая беременность (а может и не быть), перенесенная инфекция (и этого может не быть), отягощенная наследственность (но наследственность – это еще не все, и вы не сможете заранее просчитать все на свете гены и вероятности их проявления, чтобы понять, будет ваш ребенок тревожным или нет). Но можно так и не узнать причину. Потому что человек – вещь сложная. Хорошая новость: нарушения могут быть временными.
Неприятный момент, резко повышающий чувство вины у родителей, которого и так целое море: большинство ученых считают, что одна из основных причин тревожности кроется в нарушении детско-родительских отношений. Погодите себя винить – вашему ребенку, может, год всего или два, а он кричит без передышки и боится оставаться без вас на одну минуту. Вы все еще не виноваты.
Когда ребенок особенный, мы часто не в состоянии понять его мотивы. Почему он сейчас швырнул чашку в стену? Почему он заплакал, ничего же не случилось? Декодируем инопланетное поведение.
Часто нам хочется закричать: «Он что, назло это делает?!» Почему – если вы и так устали, торопитесь, вам срочно надо вместе выходить из дома на елку, тут же звонит в дверь курьер, доставивший стиральный порошок, – ребенок внезапно разбрасывает вещи, требует чего-то несусветного, разливает воду прямо на комбинезон и рыдает? Вспомните, если вы нервничаете по какому-то, например, рабочему поводу, мучаетесь в приемной стоматолога, ждете неприятностей, у вас возникает мысль: «Ну скорей бы уже отмучиться». Человеческий мозг склонен торопить неприятности, чтобы побыстрее их пройти. Так и ребенок: если ему нервно, он готов довести ситуацию до предела, чтобы уже все покричали, порыдали и отмучились.
Второй чрезвычайно распространенный вариант «поведения назло» – «полюбите меня черненьким». Когда ребенок видит, что мы его ругаем, нервничаем по его поводу, раздражены, он хочет проверить, а вы как, любите его вообще? Доступный для него способ – сделать что-то плохое и увидеть: все еще любите? А так?
Третье «назло» – проверка границ. Ребенка раздирают противоречивые чувства, тревога, неуправляемые вспышки энергии – он инстинктивно бежит к вам и хочет убедиться, что вы, как вселенская сила, можете удержать его в рамках. Не показывайте свой страх и неуверенность. Тут вы можете возразить, что, даже если промолчать, ребенок поймет, что вы боитесь и не уверены. Да. Но у эмоций, которые мы испытываем в этот момент, есть градации. Одно дело, если вы опасаетесь за безопасность ребенка и тревожитесь, что он себя поранит. Другое – если вас накрывает паническая атака такого уровня, что вы не только не можете защитить ребенка и поставить рамки его тревогам, вы себя не можете защитить и справиться со своим непереносимым отчаянием. Если вы чувствуете, что теряете управление ситуацией (да и своей жизнью), это серьезный повод обратиться к специалисту-психологу.
Четвертое назло – это когда «только начал нормально делать что-то, как вдруг…». Только начал засыпать – вскочил и заговорил о тревогах, только начал делать домашнее задание – вскочил и побежал посмотреть в окно. Доказано, что нарушения внимания у детей с признаками СДВГ связаны с тревожностью. Дело в том, что внимание такого ребенка моментально переключается на субъективно воспринимаемую угрозу – в ущерб любым делам.
Глава 3Помощь ребенку
Я много пишу о гиперактивности, тревожности, импульсивности, дефиците внимания и уделяю меньше внимания другим «странным детям». Просто меня как маму это касается в первую очередь, я знаю про таких детей больше в силу повседневного опыта, но стараюсь говорить и о других типах нарушений. Важно, что существуют базовые принципы, которые работают и там, где гиперактивность, и там, где синдром Аспергера, и там, где всего этого нет. Давайте их обсудим.
Часто специалисты рассматривают каждый симптом в отдельности. Есть проблемы с моторикой – работаем с моторикой; проблемы с социальным взаимодействием – вовлекаем в коммуникацию; проблемы с речью – стимулируем речь.
Да, есть возрастные нормативы и медицинские протоколы, лекарства и упражнения. Но, как отмечает, скажем, специалист по работе с гиперактивными детьми, доктор медицинских наук профессор Ю. С. Шевченко, «ни одна таблетка не может научить человека, как надо себя вести. Неадекватное же поведение, возникшее в детстве, способно зафиксироваться и привычно воспроизводиться…». Поэтому подход узкоспециализированным быть не должен.
Поскольку все функции головного мозга связаны, особым детям нужна комплексная помощь. Когда страдает одна функция – страдают и другие. Если у ребенка трудности в распознавании зрительных образов, он не учится эмоциям по выражению маминого лица. Если нарушена мелкая моторика, то и развитие речи, скорее всего, тоже нарушается. Конкретный случай не будет подстраиваться под специализации врачей, он таков, каков есть.
Насколько возможно прийти к норме? Дошкольник должен уметь общаться, школьник – усваивать знания, подросток – осознавать себя, взрослый – быть самостоятельным и уметь брать на себя ответственность. В идеале. Мы можем подкорректировать то или это, но даже если нам не удастся скорректировать все, то многое – можно.
Есть четыре направления работы, которые помогают и тревожным, и гиперактивным детям (и, открою тайну, помогают детям вовсе без всяких нарушений):
1. Повышение самооценки;
2. Обучение ребенка умению управлять собой;
3. Снятие мышечного напряжения;
4. Методика освоения навыков.
Звучит как нечто толковое и простое, верно? Но тут все равно есть повод впасть в уныние – ведь это все долгие процессы (кстати, не факт). Попечалимся немного о своей судьбе и начнем работу.
Повышение самооценки
Психолог Юлия Борисовна Гиппенрейтер, известнейший автор книг и тренингов, посвященных взаимодействию с ребенком, обычно начинает с общего принципа, без соблюдения которого все попытки наладить отношения с мальчиком или девочкой оказываются безуспешными. Принцип этот – безусловное принятие. Про что это? Безусловно принимать ребенка – значит любить его не за то, что он умный, красивый, способный, а просто так, просто за то, что он есть. Если вам кажется, что тут явное преувеличение, вспомните: когда ваш ребенок был еще точкой на УЗИ, вам он нравился? Классная была точка, правда? А ведь он еще не умел улыбаться, морщить нос, решать интегральные уравнения и убираться в комнате.
Получается, мы действительно так и любим своих детей – безусловно. Но говорим об этом иначе. Стесняемся? Боимся избаловать? Боимся, что скажут люди?
Когда мы находимся в стадии белого каления (бывает), мы (довольно громко) требуем от ребенка: «Прекрати это все!», «Не делай так», «Ты должен всегда хорошо себя вести!» – но для ребенка нет таких универсальных категорий, как «все» и «всегда». А тревожный ребенок еще и слышит совсем другое: «Ты плохой!», «Я тебя не люблю».
«Нельзя бить маму в живот» – это куда понятнее и не обидно. Но повторять придется столько раз, сколько нужно. Недели, месяцы. И не все требования сразу, а по одному.
– Так и буду здесь сидеть, – говорил лягушонок из «Алисы в Стране чудес», – день за днем, месяц за месяцем…