– Погоди, ты что, изображаешь недотрогу? А я слышал, что ты как раз не прочь, чтобы тебя потрогали. – Баскетболист смеется и нагоняет меня. Красавчик встает по другую руку. – Да брось, – продолжает баскетболист, – ты разве не хочешь прославиться? Делать все то же, что и обычно, но только за деньги? Ты станешь звездой!
Черт, хоть бы уборщица по пути повстречалась – когда нужно, в коридоре, как назло, никого!
– На самом деле мы шутим. Нет никакого кино. Но знаешь, – красавчик обнимает меня, накручивает на палец прядь моих волос и шепчет мне в ухо, – если разрешишь тебя трахнуть, я буду нежен.
И они снова начинают гоготать.
А я слышу голос Кейлина: они тебя с потрохами сожрут и выплюнут… Таких:, как ты. Таких, как я, сказал он. Красавчик облизывается, как будто действительно готов меня сожрать. А я – ну почему я не кричу? Почему не кричу во весь голос, не убегаю, не даю отпор? Они, конечно, ничего не сделают – мы же в школе, в общественном месте. Кто-то может увидеть, услышать – правда, я никого не вижу, но должен же здесь быть хоть кто-то? Так? Мое сердце готово взорваться, разлететься на куски. Пуля, застрявшая внутри, вонзается глубже и наносит новые раны. Как такое возможно? Почему я это позволяю?
– Хватит! Не лезь ко мне! – кричу я и пытаюсь выпутаться из его рук. Эхо моего голоса разносится по коридорам, смешиваясь с их хохотом.
– «Не лезь ко мне», – передразнивает красавчик. – Джошу ты говорила совсем другое.
Я перехожу на бег, но он догоняет меня за несколько шагов.
– Отстаньте от меня! – кричу я.
– Или что? Позовешь старшего брата, и тот мне врежет? – ухмыляется красавчик. – Сомневаюсь. – Он хватает мой рюкзак, и я останавливаюсь как вкопанная.
– Эй, дружище. Хватит, – одергивает его парень из баскетбольной команды.
Я вдруг ничего не чувствую, как будто от головы до ног меня обкололи новокаином. Кажется, я сейчас потеряю сознание. Красавчик разворачивает меня, хватает за плечи, прижимает к себе – кажется, он хочет меня поцеловать. Пытаюсь вырваться из его тисков, но не могу пошевелиться.
– Расслабься, ей это нравится, – бросает он своему другу. – Ведь нравится, да?
– Оставь ее, братан. – Баскетболист подходит ближе. – Нам пора, пойдем! Пошли отсюда, ладно?
Злобная ухмылка стирается с лица красавчика, он делает шаг назад и наконец неохотно отпускает меня. Я, спотыкаясь, пячусь назад и упираюсь в ряды шкафчиков. В его глазах мелькает что-то вроде угрызений совести, но лишь на долю секунды. Видимо, даже такой психованный козел, как он, понимает, что мне страшно до чертиков.
– Не дрейфь, Макшлюшка, – он хлопает меня по плечу, – мы же просто прикалываемся. – Он косится на своего приятеля.
– Ага, прикалываемся, – отзывается тот, как будто хочет убедить в этом себя и своего приятеля. Но мне что-то не верится.
– Шуток не понимаешь? – добавляет красавчик, к которому тут же возвращается прежняя хамоватость. Он проводит рукой по своим идеальным волосам.
– Оставьте меня в покое. – Я пытаюсь говорить как можно тверже, хотя меня трясет и голос едва громче шепота.
– Не можешь же ты вечно прятаться за спину братца, – с усмешкой замечает баскетболист и поддевает мой подбородок костяшкой пальца. Мне хочется плюнуть ему в лицо.
Развязной походкой они удаляются по коридору, ухмыляясь и ударяя в ладоши: мол, отлично вышло.
Всю дорогу до дома я практически бегу. Раз десять поскальзываюсь на льду, совсем забыв об осторожности. В голове сплошная каша. Я знаю, что Джош не мог их на это подначить, он просто не мог так со мной поступить.
Кейлин еще дома на каникулах, и я должна выбить из него ответ, даже если мне придется приставить нож к его горлу. Кажется, он сделал что-то ужасное, что лишь ухудшило мое положение. Я распахиваю входную дверь, заставляя его вздрогнуть. Он сидит на диване и смотрит дурацкое реалити-шоу.
– Какого черта, Иди? – недовольно бросает он.
– Что ты натворил? – Я бросаюсь к нему, даже не подумав снять ботинки и оставляя на ковре грязные мокрые следы.
– Иди, сними обувь – ковер испортишь!
– Что ты натворил? – повторяю я и выхватываю у него пульт. Еле сдерживаюсь, чтобы не швырнуть пульт ему в лицо, но в последний момент передумываю и бросаю его на пол. Крышка открывается, и батарейки разлетаются в разные стороны.
Он вскакивает. Надо же показать, насколько он выше и сильнее меня. Как будто я могла об этом забыть. Ведь, похоже, весь мир устроен так, чтобы я ни на секунду не забывала: любой парень – даже мой брат – может одолеть меня в любой момент.
– Да что с тобой? – выкрикивает он, глядя на меня сверху вниз.
– Что ты натворил? – Я начинаю плакать и теряю голос.
– Ты о чем вообще?
– Ты даже не догадываешься, что наделал! Ты сделал только хуже! Сказал всем, чтобы не лезли ко мне, да? Так вот – теперь все только хуже! Ты хоть понимаешь, что натворил? Или тебе плевать? Ненавижу тебя, ненавижу! – Слезы катятся по щекам. Я напрягаю голос, чтобы донести до него, как сильно он меня обидел, но задыхаюсь, и слова постепенно сходят на нет. – Ненавижу тебя! Ненавижу, ненавижу, ненавижу… ненавижу… нена… вижу… нена… – Я замечаю, что его губы движутся, но совершенно не слышу, что он кричит. Мне хочется драться. Ярость ослепляет и оглушает. Мне хочется подраться с ним и биться до смерти.
– Иди, хватит! Хватит! – повторяет брат. Я понимаю, что он держит меня за запястья, а все потому, что я бью его по груди кулаками. – Ты можешь успокоиться, черт возьми, сесть и просто рассказать мне, что случилось? – Он помогает мне сесть, но не отпускает мои запястья. А я смотрю на его руки и вижу, что костяшки пальцев опухли и покраснели, кожа ободрана, на ней корка засохшей крови. Значит, они подрались – Джош и Кейлин. Вот о чем говорили те двое.
– Ты что, избил его?
– Иди, ты не понимаешь, что произошло…
– Нет, это ты не понимаешь! Ты не понимаешь, что произошло! – всхлипываю я.
– Иди, у меня не было выбора, – продолжает он, как всегда, совершенно меня игнорируя.
– Как же не было – был! Ты мог бы позволить мне со всем разобраться! Все было прекрасно, а теперь… – Но как я могу рассказать о том, что только что случилось? Как признать, что если бы те парни захотели, они бы смогли сделать со мной, что угодно? И я даже не отпиралась. Я была слабой. Чертовой размазней, как и всегда, – и, кажется, все в курсе, что я такая. И всегда были в курсе. Признаться в этом слишком унизительно. – Когда ты вообще успел его увидеть? – спрашиваю я.
– Перед Новым годом. Мы были на вечеринке, пили, а потом какие-то ребята начали говорить всякую дрянь… с его слов. Иден, то, что он им наплел, я ни за что на свете не хотел бы слышать о своей младшей сестре! И он сам заявился следом, напился и начал нести полную ерунду, какую-то больную хрень… И мы сцепились, ясно?
– Сцепились? Отпусти меня. Что это значит – сцепились? Отпусти!
– Да нет же, ты меня пугаешь! – кричит брат в ответ. – У тебя крыша поехала! Ты меня пугаешь! Не отпущу.
– Дай! Мне! Уйти! – с каждым словом я выдергиваю руки.
– Не бей меня больше. Я серьезно, Иди, – тихо произносит он и крепче сжимает мои запястья. Мы смотрим друг на друга, кипя затаенным чувством вражды, которое, кажется, сейчас захлестнет нас обоих. Но он выпускает мои руки.
– А что он им наплел? Что они говорили, Кейлин? – Я снимаю куртку и вытираю слезы рукавом рубашки.
Брат откидывается на спинку дивана, скрещивает руки на груди и сидит насупившись, как ребенок.
– Я даже повторить это не могу.
– Если все так плохо, значит, это не его слова. Он не такой… ты просто его не знаешь! Он даже не пьет. Ему не нравится быть среди пьяных. Он правда был на той вечеринке или ты его выследил?
– Иди, – Кейлин смотрит на меня и улыбается. – Брось, ему достаточно было сболтнуть одно слово этим ублюдкам, ясно? Они все узнали от него, и неважно, с чего все началось. Он был на той вечеринке. И напился в хлам, слышишь? Черт, Иди, как можно быть такой наивной? – он смеется.
– Это ты наивный! Неужели ты решил, что они спустят тебе такое с рук?
Мои слова заставляют его задуматься – до него вдруг доходит, что он не всесилен и не способен больше контролировать всех и вся.
– Тебе кто-то что-то сказал? У него хватило наглости с тобой заговорить?
– Не у него – я его вообще сегодня не видела.
– Тогда кто это был? – спрашивает он. – Кто?
– А что? Хочешь вконец все испортить? Может, тебе надо, чтобы меня убили? Тогда ты успокоишься, нет? И не надо будет меня стыдиться.
– Иди, прекрати. Не говори так. – Кейлин пытается меня обнять. – Ты знаешь, что я не… Иди…
Он напрасно зовет меня. Меня уже нет в гостиной.
Как можно громче хлопаю дверью комнаты.
Поворачиваю замок на девяносто градусов и опускаюсь на пол.
И вдруг все внутри затихает. И в голове затихает. Как будто все эмоции, все реакции, все мысли истощились, и мне нечего больше предложить ни Кейлину, ни себе самой.
Я слышу его крики в коридоре, слышу, как он колотит в дверь.
– Иди. Иди? Иден! – Бам, бам, бам. – Открой эту чертову дверь! – Он дергает дверную ручку, пытаясь войти. – Иди, с тобой все в порядке? Иди, хватит!
Я ничего не отвечаю. Ничего не делаю. Ничего не чувствую.
– Пожалуйста, Иди, – тихо, почти печально произносит брат. – Иди, прошу. – Я слышу его дыхание – он дышит как-то странно, прерывисто. Но нет, это не просто дыхание… Постепенно до меня доходит, что Кейлин плачет. А я стою на коленях по ту сторону двери, в своей комнате, которая словно находится в другой галактике, и чувствую абсолютную пустоту внутри. Я как будто мертвая. Он еще раз дергает ручку, а потом наступает тишина. Я лишь слышу, как закрывается входная дверь, а потом под окном заводится его машина.
Я пропускаю спектакль под названием «семейный ужин», где мы играем роли любящей нормальной семьи – увы, у меня нет дублера. Сыграв свои роли заботливых матери и отца, мама с папой отправляются спать, а Кейлин (в роли правильного, внимательного старшего брата) выманивает меня из комнаты лучшим блюдом на земле. Это знаменитый пицца-сандвич Кейлина Маккрори, рецепт которого содержится в названии: бутерброд с начинкой для пиццы. Соус, тонна тертого сыра, пепперони и грибы, черные и зеленые оливки, и все поджарено в бутерброднице до идеальной золотистой маслянистости. Невозможн