А я… раньше была я и слухи обо мне, а теперь осталась только я. Потому слухи больше не слухи: они стали реальностью. Они стали мной.
– Знаешь, Иди, у Камерона есть друг… – снова заводит она, но я не даю ей договорить.
– Нет, Мара. – Не глядя на меня, она несколько раз стряхивает пепел о боковое зеркало. – Извини, я просто… мне это неинтересно. Но все равно спасибо.
– Как скажешь. Ладно. Неважно. Забудь. – Она надевает темные очки, и челка падает на лоб. – Какие планы на вечер?
– Вы вроде с Камероном встречаетесь? Разве у вас не сегодня свидание?
– Нет. Сегодня он со Стивом. – Пауза. – Между прочим, Иди, Стив хороший парень, и он.
– Да-да, я в курсе, – снова не даю ей закончить. – Но мне это не нужно. Правда. Особенно если речь о Стивене Райнхайзере, ясно?
– Ладно, ладно. Тогда, значит, девичник? – Подруга улыбается и поднимает брови. – Давненько у нас их не было. Будет здорово. Закажем еду на дом, устроим киномарафон? – Она смеется, оглядывая пустеющую парковку. – Звучит весело, правда? – Она кивает, садится на место водителя и закрывает дверь, дав понять, что разговор окончен.
Как всегда, мы выкуриваем еще одну сигарету на двоих и врубаем музыку на полную, чтобы не слышать своих мыслей и всего, что осталось невысказанным.
Когда мы подъезжаем к моему дому, подруга поворачивается ко мне.
– Приходи после ужина, ладно? И, может, принесешь что-нибудь… что поможет расслабиться? – с улыбкой намекает она.
– Заметано, – отвечаю я. С тех пор как Мара проколола нос и выкрасила пряди в розовый, парень с бензоколонки предпочитает общаться со мной. Видимо, у него более традиционные вкусы.
Дома тихо. Мара выезжает на дорогу, и звук мотора постепенно исчезает вдали. Наступившая тишина слишком безмолвна и пуста. Этот дом кажется покинутым и населенным лишь призраками. Но эти призраки – мы сами, наша история, то, что случилось в этих стенах.
Достав из буфета треснутую керамическую кружку с цветочками, из которой больше никто не пьет, наполовину наполняю ее джином, который Ванесса хранит в углу шкафчика с пряностями. Можно подумать, за пакетиками с мятой, острым перцем и винным камнем не видно громадную стеклянную бутыль, не видно, что в ней, и непонятно, для чего она там. С треснутой кружкой иду в гостиную, включаю телевизор погромче, закрываю глаза и уплываю.
Открыв глаза, замечаю, что тени удлинились. Кружка почти перевернулась – я чуть ее не выронила. Выпрямляюсь и смотрю на часы: 17:48. Ванесса с Коннером вернутся с минуты на минуту. Я допиваю джин, задержав во рту последний глоток, споласкиваю кружку и ставлю ее в посудомойку. Потом вываливаю учебники из рюкзака на пол своей комнаты и кладу на их место сменную одежду, зубную щетку, расческу и косметику.
На кухонном столе блокнот, а в ней написанная синей ручкой записка Ванессы еще с прошлых выходных:
Ушла в магазин… Еда в холодильнике.
Люблю тебя,
Мама
Я вырываю листок и пишу свою записку. В последнее время мы общаемся только так.
Переночую у Мары. Позвоню утром.
И.
Вечер проходит как в тумане. Еду мы заказывать не стали. Кино смотреть тоже. Сели на пол в комнате у Мары и стали пить. Потом еще. А потом еще, пока ничего не осталось.
– Доброе утро, – бормочет Мара, и я слишком быстро выпрямляюсь.
– О боже, моя голова! Тише, – ворчу я. Вчера я уснула или вырубилась? Не помню.
Она встает, подходит к зеркалу, облизывает палец и вытирает потекшую тушь под глазами. Я тенью следую за ней на кухню.
– Есть хочешь? – спрашивает она, открывая и закрывая шкафы в поисках чего-нибудь съедобного.
– Немножко. Наверное.
Подруга приносит коробки с хлопьями. Я достаю тарелки, ложки и обезжиренное молоко из холодильника.
– Короче, у меня возникла идея. Точнее, план. И, пожалуйста, подумай хотя бы секунд десять, прежде чем отвечать «нет». – Мы сидим в маленьком кухонном уголке, который ее отец обустроил, еще когда мы были детьми.
Насыпаю себе хлопьев с хрустящими сушеными ягодами. Стук маленьких розово-красных шариков и кукурузно-овсяных подушечек о керамическую тарелку разносится по пустой кухне.
– Иди? – окликает Мара.
– Да, что? – делаю вид, что ее не слышала и слишком занята своим молоком.
– Послушай, что я придумала.
Ложка в тарелку, ложка в рот. Я жую. Жую, жую, жую. Потом глотаю.
– Ладно, валяй.
– Значит, так. Хочу, чтобы сегодня вечером ты пошла с нами.
Перестаю жевать. И моргать. И даже дышать перестаю.
– Ффами? – мямлю я с полным ртом хлопьев. Проглатываю и повторяю: – С вами?
– Да. Со мной и Камероном. Мы идем в торговый центр. – Она улыбается, словно это не самое абсурдное в мире место, куда можно пойти.
Мне требуется пара секунд, чтобы переварить эту информацию.
– С Камероном? В торговый центр? Ты шутишь, да?
– Я знаю, что это отстой, Иди, но мы идем в кино, и ради этого нам придется пройти только маленькое, совсем крошечное расстояние по торговому центру, так что не пугайся.
– Мара, но зачем? Мы уже пробовали. Камерон не нравится мне, а я ему. Смирись.
– Там будет не только Камерон, – медленно сообщает она. – Стив тоже пойдет.
Интересно, что будет, если добавить в хлопья немного водки? Или полбутылки водки, к примеру.
– Ну что, Иди, пойдешь? Пожалуйста-пожалуйста– пожалуйста! – Она делает умоляющий жест и смотрит на меня овечьими глазами.
– Но это… это же типа свидание, да? Ты пытаешься свести меня с парнем, да? В кино. Это же полный отстой. Мы что, в пятом классе?
– А по-моему, будет весело! – Она улыбается и, кажется, действительно верит тому, что говорит.
– Ладно, Мара. Слушай, мы, конечно, больше не ходим на вечеринки через день и не тусуемся с парнями, от которых жди одних неприятностей. Мы вообще почти не видимся. И я уже пожертвовала немалым ради тебя и твоего ненаглядного Камерона, в том числе терплю Стива, который вечно с ним ошивается. Поэтому, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, прошу, ради всего святого – только не торговый центр!
Она перестает улыбаться и разочарованно морщится.
– Он классный парень, милый, добрый, ясно? И симпатичный. Так что хватит задаваться!
– О боже, – вздыхаю я.
– Это правда, – скулит Мара. – И вы идеально друг другу подходите!
– Не понимаю, почему этот разговор еще продолжается. Я уже сказала – мне это неинтересно!
– Но почему? – она притворяется удивленной.
– Потому что, Мара, я ни за что и никогда не пойду на долбаное двойное свидание с тобой и твоим долбаным Камероном! – Слишком грубо, знаю. Но ничего не могу с собой поделать.
– Ну простите, пожалуйста… боже, Иди, какой ты можешь быть злюкой! А я ведь уже пообещала Стиву, что ты придешь. К тому же ты у меня в долгу.
– Это за что еще?
– Я покрывала тебя столько раз, что счет потеряла. О некоторых случаях ты даже не догадываешься!
Я встаю, отношу тарелку в раковину и выливаю оставшееся молоко.
– Прости. Не могу.
– Ну спасибо, Иди. Вот как ты меня благодаришь. А ведь я никогда и ничего у тебя не просила! – Подруга скрещивает руки на груди и откидывается на спинку стула, надувшись, словно ей двенадцать лет.
Я стою и раздумываю, насколько она серьезна и сильно ли разозлится, если я откажу.
– Боже, – говорю я со стоном, – ладно, я согласна, но только он должен четко понимать, что это не свидание.
Она закатывает глаза.
– Хорошо.
– Мне пора.
– Подожди, не уходи. – Мара вскакивает, как будто действительно хочет, чтобы я не уходила.
– Обещала Ванессе помочь по дому, – вру я и выбрасываю промокшие хлопья в мусорное ведро под раковиной. – Позвони и скажи, когда встречаемся.
– Ты что, злишься на меня?
– Извини, – говорю я более мягким тоном, понимая, насколько отвратительно себя веду. – Не злюсь. Просто у меня похмелье, мне срочно нужно покурить и голова болит.
Я даже не одеваюсь, не чищу зубы и не причесываюсь. Просто беру рюкзак, накидываю куртку прямо на пижаму и как можно скорее выбегаю за дверь. Раньше дом Мары был единственным местом, откуда я никогда не спешила уходить. Но все меняется со скоростью света. Я шагаю по улице, и тротуар слегка покачивается под ногами. Срезаю путь, пробираясь задворками, и убегаю от бешеного терьера, лишь бы не проходить мимо дома Кевина. Дома Аманды.
Я стою у входа в фудкорт. Специально пришла пораньше в знак примирения с Марой и как в доказательство того, что готова пойти даже в торговый центр, если это так для нее важно. Сажусь на край большого цементного цветочного горшка у выхода и закуриваю. Поднося сигарету к губам, замечаю, что рука дрожит. Я на пределе. Нервничаю. Перекладываю сигарету в другую руку, но та трясется так сильно, что сигарета падает сквозь пальцы. Я вскакиваю, чтобы она не попала мне на колени и не обожгла меня.
Стряхиваю пепел с рукава, и тут меня окликает Мара:
– Эй, у тебя все в порядке?
– О! – испуганно вскрикиваю я. – Привет. Да. Просто уронила… ладно, неважно. Привет.
– Привет, – Камерон поднимает руку, в которой держит руку Мары. На его ногтях облупленный черный лак. – Хорошо, что ты пришла, – врет он. Когда он говорит, свет уличного фонаря бликует на металлическом шарике в его языке, кольцах на нижней губе и левой брови. – Стив ищет место на парковке.
Мы стоим и ждем, Мара улыбается, но исподтишка корчит мне рожи – мол, будь лапочкой. Тут я вижу Стива – тот идет спортивным шагом по парковке. На нем шерстяной жилет, из заднего кармана тянется блестящая цепочка для бумажника, кроссовки «Конверс» чистые, как будто только что с витрины. Принарядился, как на свидание. Еще в десяти метрах от нас, а уже из кожи вон лезет, чтобы произвести впечатление.
– Привет, Иден! – он подходит к нам, машет рукой и улыбается во весь рот.
– Привет. – Стараюсь не вздыхать слишком громко.
В кинозале Мара с Камероном держатся за руки.