– Заткнись, Иди, я не шучу! – цедит он сквозь зубы.
– Иди, – раздается голос за моей спиной. Я резко оборачиваюсь и теряю равновесие. Кейлин хватает меня за руку. Я выдергиваю руку. – Мы тебя искали. – Это Мара, а за ней Камерон и Стив. – Что случилось? – спрашивает она, глядя то на меня, то на Кейлина.
– Что случилось, Мара?! – выкрикивает Кейлин. – То, что вас здесь быть не должно! – Он смеривает взглядом Стива и Камерона. – А вы кто такие?
Решаю их представить.
– Кейлин, это Камерон, друг Мары, мечтатель и лапочка, и ему даже не надо напиваться, чтобы было весело. Он точно тебе понравится. Он наш водитель. А это. – обнимаю Стива за плечо, – .это Стив. Он вообще мухи не обидит. Пусть его внешность тебя не смущает – на вид он похож на нормального парня, но на самом деле настоящий ботан с комплексом неполноценности, правда, Стив?
Я поворачиваюсь к нему, но ноги подкашиваются, и я падаю ему в объятия. Хватаюсь за его плечо, пытаясь устоять на ногах, и он помогает мне выпрямиться.
– Вот видишь? – смеюсь я. – Говорю же, Стив – хороший парень, Кейлин. Самый что ни на есть приличный и правильный мальчик, хотя… – Я замолкаю, чтобы перевести дыхание, – …хотя он и пригласил меня в свою темную комнату и сегодня вечером мы вроде как вместе. Это вроде как свидание, Кейлин. Да– да, я пришла не одна! – Я чувствую, как Стив отпрянул, мне больше не на кого опираться, но я не свожу глаз с Кейлина – так хочется увидеть его реакцию и запомнить ее во всех деталях.
– Иди, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, просто заткнись! – кричит брат. Я все запоминаю. Хочу, чтобы это отложилось в мозгу: как его щеки розовеют, жилка на виске пульсирует, голос срывается, руки дрожат. Он теряет контроль над собой.
– Эй, эй, ты что! – Мара бросается меня защищать.
– Да нет, все в порядке! – кричу я громче, чем намеревалась. – Кейлину просто трудно свыкнуться с тем, что его младшая сестричка теперь знатная потаскушка, да, Кей? В этом все дело? Или тебя что-то еще беспокоит?
Он смотрит на меня, действительно секунду смотрит на меня, и он так зол, что, кажется, готов меня ударить. А мне почти хочется, чтобы это произошло: ведь это лучше, чем безразличие, лучше, чем ощущать себя незначительной пылинкой, загрязняющей его безупречное существование. Но секунда проходит, и он больше не видит меня настоящую.
– Слушайте, она напилась. – Брат поворачивается к Маре, Стиву и Камерону. – Можете отвезти ее домой? – Он делает вид, что меня не существует. Игра, в которую он играет лучше, чем в баскетбол.
– Конечно, дружище. Отвезем. Даю слово, – кивает серьезный и ответственный Камерон. А мне хочется выкрикнуть: «Да идите вы все к чертям!» Обращаясь ко всем, кто слышит – Кейлину, Камерону, Стиву, даже Маре, к зевакам, что собрались вокруг и пялятся на нас, к Рейчел, к парню, с которым чуть не переспала, к Кевину, если он здесь. А он наверняка здесь.
Кейлин уходит. Молча и не глядя на меня. Просто уходит и все. Собравшиеся косятся на меня с неловкостью и жалостью, как будто я только что продула важную игру. В чем бы ни заключалась эта игра, кажется, все считают меня проигравшей. Но это не так. Это он проиграл. Он продул, они все продули, но только не я.
– Ты как, в порядке? – спрашивает Мара, дотронувшись до моего плеча.
– Да, конечно, – фыркаю я. Я же сильная. Переживу. Подумаешь!
– Милая, ты плачешь, – встревоженно произносит она.
– Нет! – Глупость какая. Но я вытираю глаза рукавом, и на ткани остаются две длинные черные полосы от туши.
– Она никогда не плачет, – говорит Мара Камерону и Стиву.
– Я тебя слышу! И я не плачу! Просто слезы почему-то потекли. Но я не плачу! – кричу я.
По дороге домой никто не говорит ни слова.
На следующий день Кейлин со мной не разговаривает. Естественно, наш особый братско-сестринский день отменяется. И когда в воскресенье я просыпаюсь, его уже нет.
В понедельник в школе со мной тоже никто не разговаривает. И во вторник. И в среду. Ладно Камерон – пусть. Или Стив – мне, честно, плевать, говорит он со мной или нет. Что до Мары, она не то чтобы меня игнорирует, но, кажется, сам факт моего существования не слишком ее радует.
– Скажи, почему все ведут себя так странно? – наконец спрашиваю я Мару в четверг. Мы стоим в коридоре у ее шкафчика.
– Ты о чем? – бормочет она, даже не поднимая голову.
– С той вечеринки никто со мной не разговаривает.
– Я прямо сейчас это делаю.
– Если это можно назвать разговором.
– Иди, а ты чего хотела? Ты же вела себя ужасно.
– По отношению к тебе? Неправда.
– Нет, но ты насмехалась над Камероном. – Подруга замолкает и ждет моей реакции. – А Стив… ведь ты ему очень нравилась. А как ужасно в итоге с ним обошлась.
– Ничего не ужасно. – Если он так глуп, что влюбился в меня, это его проблемы.
– Иди, ты фактически бросила его посреди комнаты и сбежала с другим парнем. Но он же просто ботан несчастный, да? Так что какая разница! – Она закатывает глаза.
– Ну знаешь, когда ты так говоришь, это звучит будто я вела себя подло, но я совсем не то имела в виду… все было не так. Не совсем так.
Она скрещивает руки на груди и качает головой.
– Я напилась, Мара. И несла всякую околесицу, ты же понимаешь.
– Вот именно, – резко вздыхает она. – Иди, мне кажется, у тебя серьезные проблемы.
– Проблемы с алкоголем? Я не так уж много пью. Ты пьешь больше меня.
Мара раздраженно захлопывает шкафчик, как будто разговор со мной – крайне неприятное занятие.
– Нет, я не о том, не о проблемах с алкоголем. Твоя проблема в чем-то другом. Говоришь, ты несла околесицу и твои слова ничего не значат?
– Так я и сказала. – Я теряю терпение.
– А для тебя вообще что-то имеет значение?
– Если и нет, что такого? – Господи, почему она не может прямо сказать, что имеет в виду, зачем заставляет меня прыгать через свои психологические обручи?
– Тебе на все плевать, Иди. В последнее время ты живешь в какой-то другой реальности, далекой от нашей. И это меня беспокоит.
– В другой реальности? Ты о чем вообще?
– Слушай… не знаю, как объяснить… в общем, у меня такое чувство, что ты уже дошла до края. – Она шагает пальцами по воображаемой прямой, а потом ее рука резко падает вниз, как с обрыва в пропасть.
– Ты слишком остро реагируешь.
Подруга решительно качает головой.
– Нет, на этот раз ты совсем с катушек сорвалась. Серьезно. Ты ведешь себя дико – даже для тебя это дико.
– Ты что на меня набросилась? Ну, выпила немножко, ну, сказала пару ласковых твоему ненаглядному бойфренду и все, значит, я дикая?
– Иди, прекрати, пожалуйста. Ты понимаешь, о чем я. Тот случай не единственный.
Мое лицо искажается в снисходительной ухмылке – когда Кейлин так улыбается, мне хочется ударить его по губам, лишь бы не видеть этой дурацкой улыбочки.
– Спасибо за заботу, – огрызаюсь я, – но я вполне могу позаботиться о себе сама.
– Иди… – Уголки ее губ ползут вниз. Я знаю, что это означает: Мара силится не заплакать, но это может произойти в любую минуту. – Мне не нравится, когда ты такая.
– Какая? – грубо бросаю я.
И она не выдерживает.
– Ты не ведаешь, что творишь, и это… это плохо кончится, Иди. – Маре приходится проговорить последнюю фразу очень быстро, до того как она заплачет. – Пожалуйста, послушай меня. Ладно? – Она делает вдох, и я вижу, что ее глаза полны слез и вот-вот потекут ручьем. Сначала одна капля катится вниз, а затем следует целый поток, как дождь по стеклу. Мара плачет. А я разворачиваюсь и ухожу. Вот такая из меня хорошая подруга.
Уже за полночь. На улице валит снег и завывает ветер. А я не могу уснуть. Не могу удобно устроиться на полу. Чертов спальник давно свалялся. Поворачиваю голову и вдруг вижу школьный ежегодник за девятый класс – я подложила его под ножку стола, чтобы тот не качался. Тяну за тонкий корешок, и книга легко вытаскивается. Оставшийся без поддержки стол качнулся вперед.
Я рассеянно пролистываю книгу и натыкаюсь на раздел «Клубы и организации».
Обеденный книжный клуб.
За библиотекарской стойкой сидит мисс Салливан, сдвинув очки на самый кончик носа и приложив палец к губам – тс-с-с! А вокруг нее мы вшестером, по трое с каждой стороны. С ангельским выражением лица мы протягиваем ей красные яблоки. Образцовые ботаны. Идея была моя. Я наклеила на пол полоску малярного скотча, и Стив поставил туда штатив. И антураж с яблоками я придумала. Любой сорт красных яблок – кортленд, империя, гала, макинтош, ред делишес, – но только чтобы на ежегодной фотографии, которую я готовила, не было никаких гренни смит и не дай бог голден. Я даже разослала памятку, чтобы никто не ошибся с сортом и не испортил мою фотографию. Наверное, это и стало началом конца обеденного книжного клуба. Но если бы в тот год проводили конкурс на лучшее групповое фото, обеденный книжный клуб точно бы победил. Я сравниваю оттенки яблок на зернистой черно-белой фотографии: они полностью совпадают. А вот зеленые или желтые яблоки, я в этом уверена, нарушили бы всю композицию.
Внимательно разглядываю снимок. Какие же у всех идиотские лица! Стив с пухлыми щеками, как всегда улыбающаяся Мара, мисс Салливан, подыгрывающая нам, и, конечно, я. С хвостиком и в старых очках. Я улыбаюсь, но это выглядит неестественно из-за выражения моих глаз – мертвых, тусклых, мрачных. Сразу видно, что с этой девочкой что-то не так. Что именно – неясно. Но не хватает чего-то важного, чего-то жизненно необходимого. Это у нее забрали. Возможно, навсегда. Этого больше нет.
Открываю спортивный раздел. Баскетбольная команда, мальчики. Мысли о нем навязчиво крутятся в голове, как будто кто-то все время похлопывает по плечу. С того самого вечера, когда я случайно набрела на его дом. Я пыталась спрятать эти мысли в дальний угол, где им и место, но теперь чувствую, что должна посмотреть. Не могу больше притворяться, что его нет. Особенно когда он так близко. Провожу пальцем по лицам на фотографии. И нахожу его. Фуфайка с номером двенадцать. Джош. Сердце колотится тяжело и быстро, как всегда в его присутствии. Заставляю себя закрыть глаза и перевернуть страницу, чтобы не надо было больше смотреть на него и видеть его имя в списке. Чтобы снова начать забывать о нем и не вспоминать ни разу, пока я жива.