– Ммм? – бормочу я и просматриваю список: Мара, Мара, Мара, Стив, Камерон, Стив, Камерон, Стив, Стив, Стив. Черт. Черт. Черт.
– Иден! – снова зовет она.
– Я же ответила! – кричу я. Только не заставляй меня вставать, Ванесса. Прошу.
– Я не собираюсь орать через дверь! – орет она через дверь.
Я встаю, отряхиваюсь, засовываю спальник под кровать и бросаю на кровать подушку. Отпираю дверь.
– К тебе гости, – шепчет Ванесса. – Какой-то странный парень.
– Что?
– Камерон, кажется. Ты его знаешь? – Она наклоняет голову, и я вижу его в центре нашей гостиной: он стоит там и открывает и закрывает рот. Теребит свое кольцо в языке. Еще одна его привычка, которую я ненавижу.
– Черт, – выдыхаю я.
– Иден, – строго произносит она. Я смотрю на прямую линию, в которую превратились ее губы. – В общем, – мама отчаивается получить от меня ответ, – папа вышел, а я как раз собиралась в магазин. Хочешь, чтобы я осталась? Мне просто… не нравится, как он выглядит, – бормочет она и поглядывает через плечо. – Он твой… ты будешь… он же не опасен, нет? Он твой друг? – Мысль о том, что ей тревожно оставлять меня одну в доме с «опасным» парнем, так смехотворна, что меня тошнит.
– Все нормально, – мямлю я. Язык и губы сухие, как наждачная бумага. А может, все и не нормально, но мне не нужны свидетели того, что сейчас произойдет. – Ты просто скажи ему, что я сейчас выйду, ладно?
Я протискиваюсь мимо нее и иду в ванную. Сердце лихорадочно бьется. Нет, плакать я не буду. «Ты не будешь плакать», – шепотом приказываю я себе. Потом умываюсь, чищу зубы, пытаюсь расчесать колтуны в волосах. Слышу, как они вполголоса прощаются и закрывается входная дверь. Собираю волосы в тугой хвост. Нет. Так кажется, что мне есть дело до того, как я выгляжу, что я пытаюсь выглядеть лучше. Распускаю хвост и делаю небрежный пучок.
– Ты что, не умеешь пользоваться телефоном? – бросает он вместо приветствия, только завидев меня издалека.
– Умею. Когда могу.
– Ясно. То есть ты просто не хочешь брать трубку, да? – Он весь какой-то дерганый, но пытается держать себя в руках.
Я скрещиваю руки на груди, пожимаю плечами, рассеянно дергаю за нитку на свитере – короче, всем видом показываю, что мне совершенно безразличен этот разговор.
– Ты просто невыносима. Он этого не заслуживает. Ты же понимаешь, да?
Я закатываю глаза.
– Знаешь, а ведь я ему говорил, что такая, как ты, его уничтожит. Потому что такие, как ты…
– Такие, как я? – Мне смешно. Где-то я уже это слышала.
– Не знаю, что он в тебе увидел. Правда не знаю.
– Брось, неужели не понятно, что он увидел? И чего хотел. У него был шанс. Но увы, он им не воспользовался.
– Чушь собачья! – Камерон выплевывает эти слова прежде, чем я успеваю закончить. – Не притворяйся, что в это веришь. Или у тебя совсем нет сердца? Не может же быть такого? Или может? – У него на лбу жилка пульсирует каждый раз, когда он повышает голос.
– Видимо, может, – с каменным лицом отвечаю я.
– Правда? – спрашивает парень. Жилка набухла, стиснутые кулаки прижаты к бокам. – Потому что ты такая непробиваемая, да? Такая крутая?
Я улыбаюсь и вздыхаю. Какой же он козел. Он ни за что меня не проймет – ни за что. Он делает шаг навстречу. Инстинкт тут же велит мне пятиться и бежать, но я сопротивляюсь ему. Правда, в уме совершаю быстрые подсчеты: масса, объем, плотность – сумею ли я его одолеть? Конечно, он выше меня, зато такой тощий. Весим мы примерно одинаково. Дойдет до рукопашной – я легко его одолею.
– Тогда почему ты плакала? Раз ты такая крутая, – с презрительной усмешкой бросает Камерон. Впрочем, решаю я, он тоже может меня одолеть.
Я делаю вдох, но не чувствую, что вдохнула воздух, а потом не могу вспомнить, как выдохнуть. Выдержать его взгляд не получается – глаза, предатели, сами смотрят под ноги.
– Да, он мне и об этом рассказал, – продолжает Камерон. – Он все рассказал. Сказал, что пытался с тобой по-доброму, а ты вела себя как последняя сука… – Он замолкает, и оскорбление повисает в воздухе. – Ну, здесь я, конечно же, говорю своими словами, потому что Стив никогда бы не назвал тебя сукой, хотя ты и есть сука. Даже если он считает тебя такой. А потом он сказал, что ты начала плакать, как маленькая…
Тут меня прорывает.
– Заткни свой чертов рот, Камерон. Ты ничего не знаешь. Ты даже не догадываешься, что там случилось, так что не лезь не в свое дело! – Я едва успеваю переводить дыхание. – Хочешь знать, кто притворяется крутым? Посмотри в зеркало! Думаешь, ты можешь кого-то испугать? Считаешь себя крутым?
– Нет. Я не считаю себя крутым. И надеюсь, что не могу никого испугать. Ведь в этом разница между мной и тобой, правда? Тебе нравится унижать людей, причинять им боль. Но знаешь что? – ухмыляется парень и подходит ближе.
Богом клянусь, если он сделает еще хоть шаг, я его ударю.
– Что? – Мой голос звучит сдавленно, я вовсе не кажусь крутой и непробиваемой, как мне хотелось.
– Тебя никто не боится, – тихо произносит Камерон. Он снова сдержан и спокоен, снова полностью контролирует свои эмоции.
Я сглатываю комок в горле. Теряю почву под ногами. Потому что он прав. Я знаю, что это правда.
– Ты такая слабая, такая напуганная, что на тебя жалко смотреть. – Он улыбается и склоняет набок голову. – Что? – Его жестокость в тишине ощутима почти физически. – Думаешь, никто этого не замечает?
– Вон из моего дома, – дрожащим голосом произношу я.
– Считаешь себя такой загадочной? Да тебя видно насквозь. Ты как на ладони.
– Убирайся! – кричу я.
– Ты как заразная болезнь. Куда ни пойдешь, повсюду разносишь свое дерьмо. И это выглядит так жалко, что я почти сочувствую тебе… почти.
Вот уж не думала, что Камерон способен на такую жестокость. В глубине души я почти проникаюсь к нему уважением. Почти.
– Ты… ты даже меня не знаешь. Как ты смеешь…
– О, я тебя знаю, – предупреждает он. – Я все о тебе знаю.
Я качаю головой. Нет. Я ни слова ему не скажу.
– Я пошел. – Парень идет к двери, – а ты поплачь в одиночестве.
– Чтоб ты сдох.
– Да. – Он поднимает руку и отмахивается. – Конечно.
– Чтоб ты сдох! – кричу я ему в спину. – Чтоб ты горел в аду! – Схватив первое, что попалось под руку, – керамическую подставку под стакан – я швыряю ею в него, но дверь уже закрылась.
Вернувшись в комнату, вытаскиваю спальник из-под кровати, ложусь и ворочаюсь пару минут. Потом вскакиваю, сворачиваю спальник в рулон, открываю шкаф и запихиваю рулон внутрь. Он выкатывается. Я заталкиваю его ногами, бью его ногами, бью снова и снова.
Ложусь на пол, упираюсь ногами и пытаюсь затолкнуть его с пола, но он все равно вываливается. А вслед за ним – лавина бумажек, коробок и, как в замедленной съемке, ворох старой одежды, которая мне мала, плюшевые звери – целый зоопарк, дурацкий, никому не нужный кларнет. Я ложусь на эту кучу сверху и изо всех сил стараюсь унять слезы. Я сижу в комнате весь день. Весь вечер. Пропускаю ужин.
В одиннадцать приходит сообщение от Стива: «Пожалуйста, не веди себя так».
В 23:44 он звонит и оставляет сообщение на голосовой почте. В полночь звонит опять.
Я выключаю телефон.
Я прихожу в класс первой, до звонка. Весь день я с ужасом ждала этого момента. Самостоятельные занятия. И вот они заходят втроем, как банда. Все трое против меня. А следом – Аманда.
Мара разъяренно подходит к столику.
– Ты больше здесь не сидишь. Никогда!
– Да брось ты, – говорит Стив и кладет свои вещи.
– Нет, Стив. Хватит с меня ее дерьма! – кричит на него Мара. И поворачивается ко мне: – Убирайся.
– Ладно. – Я встаю и оглядываю комнату.
Тут Аманда слегка подталкивает ко мне пустой стул рядом с ней. Мне даже кажется, что она пытается улыбнуться, хотя это больше похоже на нервный тик.
– Рассаживайтесь, пожалуйста. Эдит, садись. – Мистер Мознер нетерпеливо улыбается. А у меня даже не хватает сил его поправить. Эдит. Я готова на месте провалиться.
Сажусь рядом с Амандой, делая вид, что мы живем в свободном мире и я могу сидеть, где хочу. Украдкой поглядываю на нее. И на ее друзей: Крыску – она тут как тут, парнишку, который все время выглядит обкуренным, и девчонку, похожую на негатив смуглой кареглазой брюнетки Аманды – белокожая блондинка с голубыми глазами. Те смотрят на меня как на гостя с другой планеты.
Я то и дело гляжу на часы. До конца урока осталось всего двадцать четыре минуты; потом все кончится и мне больше не надо будет видеть Стива и думать о его обиженных чувствах. Не надо будет видеть Камерона и вспоминать его слова, которые по-прежнему звенят в ушах. И Мару с ее злобой, из-за которой пропасть между нами стала еще глубже.
– Можно с тобой поговорить?
Я оборачиваюсь. Это Стив.
– Что, сейчас? – спрашиваю я.
– Да, – отвечает он и смущенно смотрит на Аманду и ее друзей, которые пялятся на нас. Он встает и идет к выходу. Мистер Мознер стоит к нам спиной, и Стив жестом велит мне следовать за ним. Не знаю почему, но я повинуюсь.
– Значит, теперь ты решила просто со мной не разговаривать? – спрашивает он в коридоре.
Боже, он действительно меня ненавидит. Я чувствую это каждой клеточкой тела, каждым атомом, каждой долбаной рибосомой.
– Неправда, я просто…
– Что? – он не дает мне договорить. – Ты что?
– Мне просто нечего сказать. – Я пожимаю плечами.
– Нечего сказать? Это как? Как такое вообще возможно – тебе нечего сказать? – он почти кричит на меня.
– Зато вижу, тебе есть что сказать. Говори.
– Хорошо. Для меня все это было не просто так. Это что-то значило для меня. Вот. Я не боюсь это признать. – И он смотрит на меня и ждет, рассчитывает, что я отвечу ему тем же.
– Ладно, Стив. Не буду тебе врать. Для меня это ничего не значило.
Это правда? Или ложь? Я уже сама не знаю. Я холодна и бессердечна, это так, но что я могу поделать? Он дотронулся до горячего и обжегся. А теперь возвращается и делает то же самое. И снова обжигается. Это его проблема, не моя.