– Иден, зачем ты звонишь? – спрашивает он, игнорируя мой вопрос.
– Я сказала, что меня зовут Иден Мэри, помнишь?
– Да, конечно, помню.
– Это тоже была ложь.
– Что?
– Мое второе имя – Энн.
– Ты что, пьяна?
– С чего ты решил? Я похожа на пьяную?
– Вообще-то, да.
– Нет, я не пьяна, хотя знаешь – идея неплохая! Я просто… не знаю… я так запуталась! – Я начинаю смеяться. Мне правда смешно. До чего абсурден наш разговор. – Я совсем запуталась. – Меня снова разбирает смех. – Прости. Хочешь, повесь трубку?
– Нет, не хочу. Я очень беспокоюсь за тебя. Ты говоришь странные вещи.
– И правильно беспокоишься. У меня правда не все в порядке. Совсем не в порядке. Все неправильно. Все, что я делала в жизни, было неправильно.
– Иден, я не понимаю, что тебе нужно от меня. Зачем ты позвонила?
– Знаешь, мне нравилось, как ты произносил мое имя. До того, как возненавидел меня.
– Я никогда тебя не ненавидел.
– Неправда. Я заставила тебя себя возненавидеть. Но ничего. Меня все ненавидят. И я их понимаю. Я и сама себя ненавижу, знаешь. Ведь я ужасный человек.
– Иден, пожалуйста, просто… скажи, что тебе от меня нужно? Как я могу помочь?
– Никак! – кричу я и закрываю рукой рот – он не должен слышать, что я плачу. – Ладно, не буду мучить тебя. Извини, – бросаю я сквозь рыдания. – Зря я позвонила. Просто мне… – Я всхлипываю, боюсь, мне не хватит воздуха, чтобы договорить. – Просто мне порой так тебя не хватает, и я хотела, чтобы ты знал – ты был мне небезразличен. Правда. И у меня больше никого не было. Никогда. Надеюсь, ты мне поверишь.
– Иден, подожди, не бросай трубку… – Но я бросаю. Бросаю трубку.
Я выключаю телефон, потому что не хочу слышать, как он перезванивает. Но еще больше не хочу слышать, как он не перезванивает. Сейчас я хочу одного – спать. Заснуть надолго, может, даже навсегда.
Но я встаю без пятнадцати шесть, как обычно. И, как обычно, принимаю душ. Чищу зубы. Крашусь, причесываюсь, одеваюсь – все, как обычно. Собираю рюкзак и делаю вид, что готовлюсь к школе. Все это время пытаюсь убедить себя, что вчерашний день мне приснился. Как будто его вообще не было. Я не плакала и не рыдала в трубку, разговаривая с Джошем. Не упала в обморок, когда меня допрашивала детектив Дориан Доджсон. И вообще, никакую Доджсон я не знаю. И никакую Аманду. Кевин Армстронг? Никогда о нем не слышала. А что до изнасилования… изнасилование – это что-то ужасное, что случается с другими людьми. А не со мной.
Я на цыпочках выхожу в гостиную и крадусь мимо спящего на диване Кейлина.
– Я ухожу, – шепчу я тихо-тихо: уверена, никто меня не слышит. И я действительно ухожу. Еще только полседьмого. Думаю, куда бы пойти – в школу еще рано, библиотека открывается лишь через два часа. На улицах пусто и тихо. Слой свежего снега поглощает все звуки мира.
Включаю телефон. Пятнадцать пропущенных вызовов. Девять новых сообщений на голосовой почте.
23:10. «Иден, это Джош. Пожалуйста, перезвони мне, ладно?»
23:27. «Иден, я… не знаю, что там у тебя творится, но прошу, перезвони. Просто дай знать, что с тобой все в порядке».
0:01. «Иден…»
0:22. «Черт, Иден, я правда волнуюсь…»
0:34. «(дышит в трубку)»
0:45. «Иден, я тебя не ненавижу. И никогда не ненавидел. Черт, почему ты не перезваниваешь? Перезвони, прошу».
1:37. «Иден, я очень переживаю, что ты можешь сделать какую-нибудь глупость, и не хочу… пожалуйста, ничего не делай, слышишь? Просто перезвони, и мы поговорим. Прошу».
1:56. «Слушай, не знаю, что случилось, но все будет хорошо. Все будет в порядке, обещаю. Просто позвони. Я с ума схожу».
2:31. «Иден… если ты не позвонишь… да пошло все к черту. Я сам приеду».
Это последнее сообщение.
Сам приеду? Сюда? Нет, нет, только не это! Я перезваниваю. Он хватает трубку, как будто ждал у телефона.
– Алло, Иден?
– Да, это я.
– Черт, я звонил тебе раз двадцать!
– Знаю, прости, я только сейчас прослушала сообщения. Ты только не приезжай, пожалуйста. Не стоит. Мне не так уж… ничего срочного, правда. Прости, что тебя побеспокоила.
– Побеспокоила? Да не то слово! Я последние семь часов боялся, что ты руки на себя наложила!
Эти слова – «руки на себя наложила» – вонзаются в меня, как нож. Они пронзают меня насквозь.
– Я не… – голос мне не повинуется. – Я не собиралась… то есть… ты все неправильно понял. Я не хотела, чтобы ты волновался, я просто… о господи. Я не знаю.
– А что ты хотела? Зачем звонила?
Мне приходится остановиться, чтобы поразмыслить над ответом. По правде говоря, я и сама не знаю ответ.
– Мне просто было… одиноко. У меня никого нет, вот в чем беда. Прости меня. Было глупо звонить. Даже не знаю, зачем это сделала. Не нужно было впутывать тебя во все это.
Он ничего не отвечает.
– Чувствую себя такой идиоткой, – говорю я.
Он щелкает языком и сочувственно вздыхает.
– Нет, прекрати. Не говори так.
– Но правда же. Мне очень стыдно.
– Я тебя вижу.
– Что?
Но он вешает трубку. Я начинаю перезванивать, но тут в ледяной тишине, окутавшей целый квартал, слышится звук клаксона. Я оборачиваюсь. Позади меня замедляет ход и останавливается старый побитый «форд». Я замираю. «Форд» тоже стоит. Я наклоняюсь и смотрю сквозь запотевшее лобовое стекло. Это правда он. Он тянется и открывает дверь.
Мы сидим в придорожном кафе и смотрим друг на друга через стол. Я словно вижу привидение. Он вроде такой же, как прежде, но что-то изменилось – он стал более взрослым, больше похожим на себя. Таким я его и представляла. Джош пьет черный кофе. Совсем как взрослый.
Рядом с бутылочкой с кленовым сиропом стоит стакан со сломанными карандашами. Я почему-то не могу оторвать от них взгляд.
– Ну что? – произносит Джош, и мне приходится силой заставить себя отвернуться от карандашей и сфокусировать взгляд на нем.
– Поверить не могу, что мы с тобой вот так здесь сидим, – говорю я.
– Да. Я тоже. – Но парень произносит это совсем с другой интонацией.
– Ты ехал всю ночь?
– Нет, полночи. А до этого полночи пытался тебе дозвониться, – саркастически замечает он.
– Мне правда очень стыдно. Не хотела, чтобы у тебя возникло впечатление, что все так плохо… Просто я вчера была расстроена.
Он ничего не отвечает. На лице смесь злости, раздражения и растерянности.
Мне невыносимо видеть это выражение, поэтому я несу жуткие глупости. Говорю: «отлично выглядишь» и «ну вот, кажется, наконец у нас свидание».
Джош продолжает молчать и просто сидит с измученным видом.
К счастью, приходит официантка и приносит две тарелки. На каждой – гора оладий.
– Если еще что-то понадобится – зовите, – говорит она. – Приятного аппетита.
Мы одновременно тянемся к бутылке с пекановым сиропом и случайно касаемся друг друга.
– Иден, сначала я должен тебе кое-что сказать, ладно?
– Ладно. – Кажется, для него это важно; я опускаю вилку на край тарелки, чтобы он не сомневался: я внимательно слушаю.
– Я несвободен. У меня есть девушка, и у нас все серьезно, так что…
– О. – Беру вилку и втыкаю ее в оладью, стараясь не показывать своего разочарования и казаться спокойной. – Да, да, конечно. – Аккуратно отрезаю треугольный кусок и кладу его в рот. Глотаю с трудом.
– Хочу, чтобы ты знала – я приехал не с какой-то целью. Я здесь как твой друг.
– Да, конечно. Понимаю. – Спокойно, Иден. Ешь. Веди себя нормально. И, ради бога, ничего больше не говори. – А она знает, что ты сейчас здесь? – спрашиваю я с набитым ртом, уткнувшись в чашку. Мой голос звучит как из колодца.
Парень кивает и делает глоток кофе.
– А что ты ей сказал? Что едешь снять с крыши ненормальную девицу, которая наврала тебе с три короба, а теперь преследует тебя? – Я невольно улыбаюсь.
– Нет. – Джош тоже смущенно улыбается краешком губ. – Точнее, я выразился иначе. Объяснил, что ты моя бывшая девушка и… я помню, что ты не хотела быть моей девушкой, но так проще объяснить, поэтому. Я сказал, что у тебя неприятности и я хочу съездить и убедиться, что с тобой все в порядке.
– Надо же, – шепчу я.
Не знаю, что удивляет меня больше: то, что он сказал ей правду, или то, что, узнав правду, она отпустила его ко мне. Будь он моим парнем по-настоящему, я бы на километр его не подпустила к таким экземплярам, как я.
– И она не возражала? – в изумлении спрашиваю я.
– Нет. – Парень пожимает плечами и берется за еду. А потом поднимает голову, смотрит на меня и спрашивает: – Но это же правда?
– Что?
– У тебя неприятности?
Я даже не знаю, с чего начать рассказ о моих неприятностях. К счастью, на помощь приходит официантка.
– Как дела, ребята? Еще кофе?
– Очень вкусно, да? – Я показываю на свою тарелку, когда она уходит. – Или я просто проголодалась?
– Иден, ты мне расскажешь или нет? – нетерпеливо спрашивает Джош.
– О чем?
– Не знаю. – Он разводит руками. – Сама скажи. Ты же звонила, потому что хотела поговорить? Просто так столько раз никто не звонить не станет.
Я киваю. Мне есть что сказать. Мне нужно рассказать ему о многом. Просто слишком много всего накопилось, и я не знаю, с чего начать.
– Я хочу, чтобы ты знал: мне очень жаль, – признаюсь я. – Да, это ничего не изменит. Что было, то было. Но мне хочется, чтобы ты знал.
Он отрезает кусок оладьи и жует, не спеша. Глотает. Мне кажется, он собирается что-то сказать, но нет: он отрезает еще кусок. Наконец парень смотрит на меня, словно решает: сказать что-то хорошее или что-то очень плохое.
– Иден, – начинает он, – я всегда догадывался, что ты не та, за кого себя выдаешь. Понимал, что у тебя какие-то проблемы. Нет, неправда, – поправляется он, – не понимал. Совсем не понимал тогда, но понимаю сейчас. – Джош грустно улыбается и снова начинает есть. – Знаешь, я много думал о тебе и очень переживал, – произносит он с набитым ртом, не глядя на меня.