Взяв с собой Лунина, мы втроем на конях поехали к командиру мелитопольского полка. Нашли его где-то на хуторе. Типично бандитская рожа. На бритой башке чуб. Сам здоровенный, откормленный, потянет, пожалуй, пудов на семь. При нем лихой начальник штаба.
— Кто разрешил отступать?
— Да вот народ эдак надумал. Нужно и переформироваться, и одеться, и помыться.
— Значит, помыться захотелось. Но вы же стояли на Днепре. Воды для вас там не хватило?
— Горячей воды надо.
— Что же, может быть, и надо. Но кто разрешил? Кто позволил уйти с фронта в баньки? Разрешение ты спросил?
— А у кого спрашивать? Никто о полке не заботится. Полк доведен до такого состояния, что патронов нет, пулеметов нет, обуви нет…
Он в повышенном тоне стал перечислять свои нехватки. Наконец выговорился.
— Дело серьезное. Ты же военный человек?
— Военный.
— В старой армии ты служил?
— Служил.
— Так чего же тебя учить? Командир взвода вместе с бойцами оставил фронт. Что с таким взводным сделает командир полка?
— Я же не сам. Теперь армия народная.
— А в народной армии, по-твоему, нет приказов? Ну, был бы ты на моем месте начальником или комиссаром боевого участка. И у тебя в боевой обстановке полк самовольно снялся и ушел. Что с таким полком и с таким командиром делать?
— Я же вам говорю: народ,
— А ты донес?
— Не донес.
— Что же ты думаешь? В солдатики мы тут играем? Это потешный полк или воинская часть? Если думаете играть, так и скажите. Оставьте оружие, а мы дадим тем, кто может носить оружие с честью.
Сидит, молчит, закурил трубку.
— Что замолчал?
— А что говорить? У меня народ.
— Так кто же ты? Сельский председатель? Или командуешь боевой единицей? Раз ты командир, для тебя обязателен приказ.
— А народ не слушает.
— Относительно народа мы еще рассудим. Но сначала с тобой. Ты что думаешь — награду тебе за это дать? Или как?
Потягивает трубку, молчит.
— С твоим полком мы поговорим. А тебе вот предписание: сдать командование заместителю, а самому направиться в распоряжение начальника боевого участка в штаб. Ясно?
Достаю из сумки полевую книжку. На чистой странице появляется из-под моего карандаша приказ. Отрываю лист. Вручаю. В книжке остается копия.
— Распишись.
Это всегда очень сильно действует. Он нехотя расписывается.
— Должен тебя предупредить: если не явишься, мы это расценим, что ты перешел к белым. Понял? Командование сейчас же сдай. Пиши приказ. А полк пусть выстроится на митинг.
Отстраненный чубатый командир, прищурясь, обращается к своему начальнику штаба:
— Собери полк.
Тот видимо, уловил какой-то знак.
— Есть. Слушаюсь.
В окно видим: начальник штаба вскочил на коня, помчался.
Мы тем временем еще нажали, заставили командира подписать приказ о том, что он сдает командование.
14
Затем на конях отправились на митинг. Семипудовый исполин, которого мы сместили, тоже сел в седло и поехал с нами.
Полк уже был выстроен замкнутым квадратом. Пехотный полк. У всех винтовки. Такого приказания — построиться с оружием — мы не давали. Очевидно, главари полка пытались оказать психологическое воздействие на меня, Седина и Лунина. Мы переглянулись. Седин был горячим парнем. И в минуты опасности бесстрашным. Лунин — более спокойный, выдержанный, но тоже решительный. У нас — лишь по нагану, даже сабель не было.
Переглянулись мы и, не сворачивая, не приостанавливаясь, врезались лошадьми в строй. Бойцы расступаются, дают дорогу. Но вслед за нами строй смыкается.
Въехали в центр. Всем мы видны. Приказываю полковому командиру:
— Открывай митинг, давай мне слово. Я объявлю, зачем приехал.
Со всех сторон — несусветный галдеж. Командир призывает к порядку — ни черта не выходит. Явно был умысел нас припугнуть: вот-де какая масса непокорная, как ею командовать? Я шепнул Седину:
— Бери председательствование и гаркни «смирно», чтобы все услышали.
Седин подождал минуты три и как гаркнет:
— Смирно! Слушать меня! Или вы полк и тогда стойте смирно, или вы попросту толпа и тогда с вами разговаривать нечего. Открываю митинг. Слово предоставляется комиссару боевого участка товарищу Дыбецу.
Все это он произнес громко, отчетливо, по-военному. Шум схлынул. Я начал свою речь:
— Полк самовольно ушел с фронта. Все другие полки боевого участка требуют разоружить вас.
В ответ:
— Долой! — И угрожающий рев: — А-а-а-а…
Седин опять зычно скомандовал:
— Смирно! Что это за выходки? Слушать начальника!
После нескольких «смирно» установилась тишина. Я продолжал:
— Можно ли воевать, если каждая воинская часть будет по собственному усмотрению оставлять фронт? Как командовать такой армией? Партизанские отряды могут передвигаться на свой риск, но вы же являетесь полком регулярной армии. И обязаны исполнять законы армии.
— Мы народ! Почему сместили командира? Он ни при чем.
— Если вы народ, а не полк, сдайте оружие. И мы будем знать, что вы не полк.
— Не сдадим!
— Кровью себе добыли оружие!
— Не посмеете забрать оружие!
И винтовки уже взяты наперевес, строй ощетинился штыками. Меня это мало смутило. Если эти парни набрались нахальства поднять винтовки, то озлился и я. И повел речь по-другому:
— Я думал, что вы красноармейцы, а вы просто пособники белогвардейцев.
Ух как зашумели! Винтовки еще грознее поднялись.
— А как же вас назвать, когда вы направляете винтовки против красных командиров? Вы себя позорите! Опустить винтовки! Иначе ни слова больше не скажу.
Гляжу, винтовки опустились.
— Что, испугать меня хотели? Думаете, я правду говорить не буду, если винтовки на меня уставлены? Дураки!
Стали меня слушать, не перебивая.
— Я имею решение командования, чтобы вы снова заняли свой фронт. Откровенно говоря, я не уверен, можно ли вас послать на фронт. Кто вы, если подняли винтовки на своих командиров? Можно ли на вас положиться как на боевую часть? Я лично в этом сомневаюсь. Но сомневаюсь или не сомневаюсь, приказ боевого участка я обязан выполнить. Предлагаю в трехсуточный срок занять прежние позиции. Полкового командира мы сменили. Вместо него назначен такой-то. Если приказание, которое вы от меня слышали, не будет в срок исполнено, мы вас разоружим. Имейте в виду, что у советской власти хватит сил на это. Клянусь — в случае неповиновения я вас разоружу!
И ничего больше не прибавил. Тронули мы своих коней. Строй перед нами раздвинулся, мы втроем выехали. Затем спокойно, легкой рысью двинулись по степной глади. Никакой погони ни одного выстрела вослед. Вернулись без помех в Бреслав в штаб Лунина.
15
Стали мы судить-рядить, что же будет дальше. Так или иначе, какой бы оборот дело ни приняло, надо быть готовым применить силу.
Не возложить ли на полк Лунина эту задачу? Нет. Мелитопольцы там, мелитопольцы и здесь.
Надо где-то в другом месте отыскать надежную крепкую часть. Покатили мы с Сединым в Новоспасовский полк. Там по старому знакомству мне обрадовались. Мы приняли рапорт, расспросили про фронтовое житье-бытье, про дисциплину. Нас с гордостью заверили, что новоспасовцы исполняют приказы лучше всех, что дисциплина в полку строгая. Никто без разрешения командира не только лошадь, но и хотя бы полпуда овса не заберет у крестьянина. Действительно в полку был виден порядок.
Здесь следует сказать, что Куриленко уже не командовал новоспасовцами. Несколько ранее произошел инцидент, о котором я не упомянул. Изложу коротко эту историю.
Однажды, еще до отхода за Днепр, Дыбенко инспектировал наши войска. С ним ездили Корчагин и я.
В ту пору Дыбенко наведался и к новоспасовцам. О полковом командире Куриленко он был наслышан, знал о его причастности к махновщине. И с места в карьер по своей горячности начал пушить командира новоспасовцев.
— У тебя полк не в порядке.
— Укажите, в чем же беспорядок.
— Сам об этом знаешь. Тебе была поставлена задача ударить по белым, когда они перли на Токмак. Ты ее не выполнил.
Куриленко заявил, что в тот момент, когда он получил задание, в полку было лишь по двенадцать патронов на бойца, о чем он немедленно донес, и в том же донесении просил дать патроны.
Я в то время не очень ясно разбирался в подобного рода делах. Возможно, Куриленко схитрил, не хотел идти туда, где дрались махновские отряды — он тогда, как уже говорилось, все решительней разрывал с махновщиной, — и, по-моему, не дал полка, рассудив так: ничего не выйдет, кроме того, что полк будет разбит.
Дыбенко в присутствии многих новоспасовцев продолжал честить их командира, не считаясь с его самолюбием. Не менее горячий Куриленко под конец довольно дерзко отвечал. В итоге, когда мы выехали из полка, Дыбенко отдал такой приказ: снять Куриленко с командования и направить к нему в Никополь.
Это распоряжение Корчагин не мог выполнить до отхода за Днепр. Да и потом не стал трогать Куриленко. Я тоже не ворошил этого дела. Полк очень крепкий, наша опора, так пусть Куриленко остается.
Однако Дыбенко не позабыл о своем приказе. Однажды он просматривал перечень полков, занявших линию фронта по Днепру, и увидел фамилию Куриленко. И вновь подтвердил прежнее распоряжение.
Эту операцию пришлось проводить мне. Такого рода неприятные вопросы Корчагин неизменно взваливал на мою комиссарскую спину. Я послал Куриленко телеграмму: сдать командование полком заместителю, а самому прибыть к нам в штаб.
И вот явился Куриленко с эскадроном кавалерии. Я к эскадрону не вышел. Ведь был вызван Куриленко, а не эскадрон. Этак каждому захочется в разговоре с начальником иметь под рукой свой эскадрон. Хороши же мы тогда будем!
Требую к себе Куриленко. Он входит с восемью делегатами. Говорю:
— Я звал одного Куриленко, а вас, товарищи, не приглашал.
— Товарищ Дыбец, с тобой хочет эскадрон поговорить.