— Эскадрону тут не место. И вам здесь делать нечего, можете идти. Мне нужен только Куриленко. Поговорю с ним, а затем подумаю: может быть, буду разговаривать с эскадроном, а может быть, не буду.
Новоспасовцы хорошо знали меня и не ожидали такого афронта. Всегда их хвалил, много раз выступал перед бойцами, и вдруг такая резкая перемена.
— Мы, товарищ Дыбец, конечно, выйдем. Но ты нас потом прими.
— Если найду время, может быть, приму.
— Нет, ты уж, пожалуйста, прими.
— Хорошо, приму. А пока что до свиданья.
Ушли, оставив меня с глазу на глаз с Куриленко. Я напустился на него:
— Как ты выполняешь распоряжение? Зачем привел сюда эскадрон? Если каждый полковой командир станет выкидывать такие номера, что же это будет? Армия или что?
Он выслушал, не потеряв внешнего спокойствия. Кажется, раньше я его уже обрисовал. Это был действительно красавец воин двадцати четырех лет, белокурый, лихой. Не знаю, скольких усилий ему стоила в ту минуту сдержанность. Но он собой владел.
— Товарищ Дыбец, не я вел эскадрон, а эскадрон привел меня как арестованного.
— Брось эти сказочки.
— Хотите верьте, хотите нет. Полк меня иначе не отпускал. Я готов, товарищ Дыбец, выполнить любое распоряжение. Но об одном тебя буду просить. К тебе я приехал, а дальше не поеду. К Дыбенко не явлюсь. Мне несдобровать. А ты знаешь, что я делал, всю мою боевую деятельность видел. И я смею думать, что в Красной Армии пригожусь. Я честно служил и честно дрался с белыми. Все боевые задания исполнял за исключением одного, которое выполнить не мог.
Он говорил стоя. Плечи были по-военному развернуты, руки держал по швам.
Обдумывал я, обдумывал: как тут поступить? Нет, не отдам этого воина. Он же действительно дисциплинированный хлопец.
— Ладно. Подумаем. Ты иди к своим ребятам, успокой их, скажи, что за эскадрон тебе влетело. А я тут в штабе посоветуюсь.
Пошел я к Корчагину, вызвали мы Седина и стали держать совет. Я предложил попросту спрятать Куриленко у нас в штабе. Оставить его во главе полка нельзя, ибо полковые командиры на учете у Федько и у Дыбенко. Снимем и, пока суд да дело, приютим у себя в штабе. Корчагин упирался. Седин хмыкал, не сразу высказал свое суждение. Но он сам горячий парень, сам может надерзить. А я рассказал всю историю, как она фактически произошла. Ведь разнос, который учинил Дыбенко, был не очень обоснованным. Ты, Корчагин, там присутствовал. И все знаешь. Если бы мы бросили на Токмак новоспасовцев, которые действительно нуждались в патронах, то сегодня мы не имели бы этого полка.
Седин принял мою сторону. Корчагин поколебался-поколебался и внял моим уговорам:
— Черт с тобой. Спрячь где-нибудь под свою ответственность.
Получив такое разрешение, я вышел к новоспасовцам. Позвал делегацию из восьми человек к себе.
— Вот что. Приказ штаба остается нерушимым. Куриленко должен сдать своему заместителю командование полком. Если вздумаете ослушаться своего нового полкового командира, расформируем полк, разбросаем роты по другим полкам. Вы уже нарушили дисциплину, явившись с эскадроном. Это по закону военного времени строго карается, но так как я знаю ваши боевые заслуги, то из этого факта не делаю выводов, которые требовали бы предать вас суду.
Вот такую декларацию я им объявил, хотя все мои симпатии были на стороне этих уже закаленных воинов. В делегации были опытные, уважаемые новоспасовцы, некоторые с бородами. Принялись они меня усовещивать:
— Мы помним, как ты приезжал к нам в Новоспасовку, как ты нам помогал. Хорошая молва о тебе идет. Тебе мы верим. Большевик и коммунист. Это знаем. И доверяем тебе нашего командира. Ты понимаешь, Дыбец, угроза тут неуместна, мы люди военные, но если что-нибудь с ним случится, с тебя будем спрашивать. Ты не обижайся. Но только таких, как Куриленко, у нас мало. Имей в виду, что твои приказы будут выполнены. Но не дай бог выйдет какой случай с Куриленко. Не дай бог его нам потерять.
Я сказал:
— Вы угрожаете? Думаете, что Дыбец трус и из трусости не решится поступить с Куриленко по закону? Или считаете, что вообще военного закона нет? И революционного закона нет?
— Ты не сердись. Ты подойди по-человечески. Ей-богу, жалко Куриленко.
— Не надо меня в этом убеждать. Мы знаем цену Куриленко и его побережем. Теперь забирайте свой эскадрон, чтобы этой демонстрацией и не пахло. Понятно? И не вздумайте еще когда-нибудь нас припугнуть. Так легко вам это не сойдет. Возвращайтесь в полк. А Куриленко останется в штабе.
На этом покончили. В дальнейшем я сообщил Федько, что Куриленко находится при штабе. Федько это санкционировал:
— Держи у себя. А там будет видно.
16
Итак, приехали мы с Сединым к новоспасовцам. Потолковали с командиром полка насчет разоружения мелитопольцев. Он покрутил головой:
— Не подниму этого дела. Мы бердянцы, они мелитопольцы. Соседи. Свои люди. Тут, товарищи, будет осечка.
— Но ты же командир!
— Не хватит моего авторитета. Вот ежели бы Куриленко…
— Что Куриленко?
— Если он встал бы во главе, за ним пошли бы… А без него лучше не лезть в такую кашу. Только смутим бойцов.
Вернуть Куриленко в полк мы, конечно, не могли. Что делать? Доводы командира были вескими. Побыли мы еще в полку и пришли к выводу: да, посылать новоспасовцев — это рискованный шаг. А рисковать нельзя! Переплет такой, что действовать следует наверняка.
Где же найти силу, которая без колебаний разоружит ушедший с фронта полк?
Стали мы прощупывать дальше по фронту — нет ли надежных частей, которым можно поручить разоружение. Добрались почти до Херсона, в бригаду, расположение которой захватывало и этот город. Командир бригады доложил, что имеется одна воинская часть, вполне пригодная для предстоящего нам дела. Она стоит в Херсоне, сколочена из моряков и спартаковцев-немцев. Херсонский ревком о ней заботится, держит ее под своим влиянием. Этот отряд сильно вооружен, отлично дисциплинирован; выделяется сознательностью.
Тем временем, пока мы ездили туда-сюда, истек трехдневный срок, что был дан мелитопольцам. Полк на фронт не вернулся. И смещенный командир не сдал командования. — Что же, надобно применять силу.
Выехали в Херсон. В дороге, как назло, наш автомобиль вовсе отказал. Пришлось опять двигаться на лошадях. В Херсоне мы сначала явились в уком. Нас направили в ревком. Пришли к Кириченко, председателю ревкома. Он созвал заседание.
Я выступил с речью. Во-первых, предъявил членам ревкома свой мандат. Вот, товарищи, я комиссар боевого участка Грушевка — Херсон включительно. По закону военного времени все гражданские власти и все воинские части, независимо от их назначения, подчиняются командованию, несущему ответственность за боевой участок.
— Как, товарищи, правильно я понимаю свой мандат или неправильно?
— Правильно, но мы подчинены Одессе как укрепрайон.
— Без наших войск вашему укрепрайону грош цена. Если мы левым флангом начнем отступать и прикажем сдать Херсон, ничего другого вам не останется, как уходить. Сила ваша в том, что наш боевой участок имеет столько-то тысяч войск. А что у вас? Один отряд особого назначения и десяток пушек. Ненадолго этого хватит. Мы держим бригаду под Херсоном. Если придется вести бой за Херсон, мы бросим сюда еще одну бригаду. Или вы думаете защищаться этим отрядом? Чепуха, несерьезно. — Далее я сказал — Я приехал осуществить здесь свои права. Отряд моряков и спартаковцев нужен нам для одной операции. Сообщу вам по секрету: у нас начинается разложение фронта. Если фронт разложится, то и вам здесь делать нечего. Мне нужно разоружить полк. И для этой операции я беру этот отряд как наиболее надежный. Понятно?
Херсонцы начали со мною спорить. Отряд — это их единственная вооруженная опора. Я понимал ревкомовцев, но говорил твердо:
— Я приехал не спорить, а объявить приказ штаба боевого участка. От этого приказа я не отступлю.
— Мы должны снестись с Одессой.
— Одесса нами не командует. Мы получаем распоряжения от Федько. И все войска в пределах нашего боевого участка нам подчинены. Благоволите выполнить мое приказание добровольно. Не выполните — введу в город бригаду и заставлю выполнить.
Председатель ревкома заявил, что он еще посовещается в укоме и потом даст ответ.
— Никаких ваших ответов ждать не станем. Вам приказ объявлен. И мы будем действовать.
Пока шло заседание, мы заметили, что по городу бегает несколько прекрасных автомобилей «пирс-эйлау». Седин мне шепнул:
— Я буду не я, если один автомобиль не отниму, а то обратно не на чем ехать.
На другой день к нам прибежали наши шоферы:
— Тут шесть автомобилей, а мы мучаемся. Ей-богу, берите один автомобиль.
Грешным делом, и я склонился к тому, чтобы взять у херсонцев один автомобиль. Но пока послал шофера к командиру отряда особого назначения:
— Разыщи его. И скажи, чтобы немедленно ко мне явился.
Пришел матрос — командир отряда. Я подал ему свой мандат. Парень долго и внимательно читал.
— Понял, — сказал он.
— Что же ты понял?
— Понял, что нахожусь в вашем распоряжении. Ваши приказы для меня обязательны.
Я вздохнул с облегчением. Порадовала дисциплинированность.
— Теперь ты мне вот скажи, брат. Предстоит такая-то операция. Как отнесется твой отряд? Пойдут твои ребята на это дело?
— Мои ребята пойдут в огонь и в воду.
— А спартаковцы?
— И они тоже.
— Сколько у вас пушек?
— Четыре трехдюймовки, две гаубицы и две шестидюймовых.
— Пулеметов?
— И пулеметов достаточно. Есть и «максимы», есть и «кольты».
— Хорошо. — Я вынул свою полевую книжку. — Так писать тебе предписание? Но писать я буду только в том случае, ежели ты выполнишь. А то зачем зря марать бумагу.
— Выполню.
— Вот тебе письменное приказание комиссара боевого участка и начальника штаба. На рассвете выступить в таком-то направлении. Боевое задание тебе устно передается, на бумаге не фиксируется, потому что это секретно. Собери командиров, объясни задачу. Бойцам объявишь лишь перед началом операции. Выступи со всем вооружением.