— Он, полагаю, абсолютно равнодушен к любой науке, — сухо заметил Холмс, — в том числе и к археологии. Сэра Райли интересует только одно — золото, и все его усилия были направлены на то, чтобы найти его! У него, по сути, почти ничего не осталось, кроме титула, а светская жизнь требует немалых денег. Сами понимаете — это очень дорогой образ жизни: большой особняк в Лондоне, членство в престижных клубах и т. д., и т. п. К тому же сэру Райли, как мне стало известно, в последнее время отчаянно не везло на скачках, он все время проигрывал, и это тоже отнюдь не способствует улучшению финансового положения. И приводило лишь к новым долгам… Так что мне лично не кажется странным, что сэр Райли легко стал сообщником Мориарти. К сожалению, мы не можем его арестовать: прямых улик у нас нет… Как нет их и против профессора — он не участвовал в краже, не был в музее. С точки зрения закона, преступников только двое, мистер Салех и его дочь Басина. Это они вынесли из Британского музея драгоценности Нефед! Значит, им и отвечать.
— Но вы же не собираетесь отдавать их полиции?! — с отчаяньем воскликнул директор Приксвелл.
— Нет, разумеется, — покачал головой Шерлок Холмс, — я же обещал миссис Хадсон, что ни Басина, ни ее отец не пострадают, и слово свое сдержу.
— Однако инспектор Лестрейд с нетерпением ждет, когда же вы ему все расскажете, — напомнил доктор Ватсон.
— Придется ему подождать еще немного, — с коротким сухим смешком ответил Холмс. — Мистеру Салеху с каждым днем становится все лучше, и я скоро навещу его в госпитале. И, разумеется, приглашу туда и инспектора Лестрейда — как и обещал. Но перед этим объясню египтянину, что и как отвечать. И еще потолкую с Басиной, чтобы она подтвердила слова отца, если инспектор захочет ее допросить тоже. Полагаю, за основу мы возьмем версию бандитского нападения на циркачей, и тогда преступником, к тому же уже понесшим заслуженное наказание, окажется громила Красавчик. А про Британский музей и царские сокровища мы не станем упоминать — ни к чему.
Мы повторим то, что я уже озвучил инспектору: Красавчик якобы решил взять цирковую кассу, но ночью, в темноте перепутал фургончики. Понимаю, что эта версия выглядит несколько… — э… - Холмс немного помолчал, подбирая нужные слова, — натянуто, но, полагаю, Лестрейда она вполне устроит. Он хорошо знает, кем был Красавчик при жизни и чем промышлял, а потому в желании ограбить циркачей не увидит ничего необычного. Наоборот, все выглядит правдоподобно: Красавчик от кого-то узнал об успешном выступлении циркачей и о том, что у них скопилась большая выручка, и захотел ограбить мистера Альнутти. Думал, что это будет легко — директор цирка испугается, не окажет сопротивления и отдаст все сам. Однако получилось не совсем так, как рассчитывал… Точнее, совсем не так: залез не туда, куда надо, напоролся на мистера Салеха и получил пулю. Вернее, целых три пули. Что ж, ожидаемый конец преступной жизни.
О происшествии же в Британском музее мы говорить не будем. Свидетелей этого досадного происшествия нет, значит, нет и дела. Из улик — один только бронзовый амулет, а он у меня.
Холмс с удовольствием повертел в руках старинное царское украшение, полюбовался им.
— Кстати, как вы собираетесь поступить с ним? — спросил директор Приксвелл. — Надеюсь, не отдадите сэру Райли? Это было бы крайне несправедливо!
— Нет, разумеется, — пожал плечами Шерлок, — вручу законной владелице, царице Нефед.
И, видя изумление на лице директора музея, пояснил:
— Когда мистер Салех поправится, я куплю ему билеты на пароход, чтобы он смог вместе с дочерью вернуться в Египет. И передам амулет — но только перед самым отбытием. Чтобы больше ничего не произошло… А уж в Египте мистер Салех найдет способ вернуть амулет царице. Я в этом нисколько не сомневаюсь!
Почему-то мне тоже так показалось: обязательно вернет…
— А как быть с нашей экспозицией? — спросил директор Приксвелл. — Завтра сэр Райли приведет в музей своих друзей, и тогда… Он же наверняка заметит, что части золотых украшений нет. И разразится грандиозный скандал…
— Пропало не так уж много вещей, — ответил Холмс. — Значительную часть сокровищ нам, к счастью, удалось спасти. Положите их в витрины, в новые, конечно же, чтобы никто ничего не заметил, и поставьте на прежнее место в зале. По поводу же утраченного золота мне придется лично поговорить с сэром Райли. Завтра утром мы с вами, уважаемый мистер Приксвелл, навестим его. Я скажу, что знаю о его договоре с профессором Мориарти и роли в преступлении, а вы подтвердите мои слова. Полагаю, после этого сэр Райли не захочет поднимать шум, побоится ненужной огласки…
— Значит, о краже в музее никто не узнает? — с надеждой спросил директор Британского музея. — И наша репутация не пострадает? Конечно, это прекрасно, но вдруг сэр Райли не захочет молчать? Ведь он тогда не получит страховых денег, на которые очень рассчитывает…
— Полагаю, захочет, — уверенно заявил Холмс. — Иначе мы намекнем газетчикам о его участии в краже. И они мигом сообразят, что к чему. Вот тогда действительно разразится большой скандал! Конечно, прямых улик против сэра Райли у нас нет, но пойдут крайне неприятные для него слухи… И его репутация сильно пострадает. Так что, полагаю, он пойдет нам навстречу и оставит все в тайне. Что же касается денег… Полагаю, сэр Райли найдет способ добыть их, как делал это все время. Впрочем, это уже не наша забота. Дело с бронзовым амулетом завершено!
И Шерлок еще раз с видимым удовольствием покрутил в руках красивый бронзовый амулет.
Глава четырнадцатая
Вскоре мистер Приксвелл покинул нас — отправился к себе в музей раскладывать спасенные сокровища по новым витринам. Но перед этим он дал несколько шиллингов мальчику-посыльному, и тот купил в соседней мясной лавке большую говяжью кость. Со вкусными хрящами и сочными мясными обрезками! Это был подарок мне — в знак благодарности и глубокой признательности за спасение украшений. Очень приятно!
Холмс и доктор Ватсон разошлись по своим комнатам, а потом из спальни Шерлока послышались тоскливые, протяжные, заунывные звуки скрипки — он опять принялся музицировать. Дело с бронзовым амулетом закрыто, а другого, такого же интересного, пока не намечалось. И оно может подвернуться очень не скоро, значит, великого детектива опять ждала долгая скука…
Я не стала слушать нудное музыкальное пиликание, а побежала на кухню — пора обедать. Миссис Хадсон, тоже довольная результатами нашего расследования, положила мне в миску, помимо обычных бараньих косточек, целых два куриных крылышка — награду лично от себя. Что ж, я честно их заработала, а потому приняла с благодарностью. Одно крылышко я тут же съела, а второе приберегла для Барти. Трудно ему сейчас, в эту суровую зиму. Да еще в такой злющий мороз!
После обеда я решила погулять — а заодно и навестить друга. Надо порадовать его вкусным сюрпризом! Долго искать кота не пришлось — он сам окликнул меня, едва я появилась в нашем дворе:
— Эй, Альма, какие новости?
Я коротко рассказала ему о последних событиях, а также сообщила, что у меня есть для него весьма приятный сюрприз. Мы вместе вернулись на кухню, и я вынесла на крыльцо крылышко. Голодный кот расправился с ним за две минуты и грустными глазами посмотрел на меня. Я вздохнула и отдала ему говяжью кость. Большую, вкусную, с сочными кусочками мяса… У самой слюнки текли! Правда, я уже частично обгрызла ее, но хрящиков и обрезков все еще оставалось более чем.
Барти благодарно мяукнул и набросился на мой подарок. И даже замурчал от удовольствия. А я сидела рядом и думала: какие же мы все-таки разные — люди и животные. Вот, скажем, Барти: самый обычный дворовый кот, один из многих тысяч. И даже сотен тысяч… Вырос в грязной лондонской подворотне, никогда никто им не занимался, никто его не любил, не жалел — наоборот, все только и делали, что били, шпыняли и гоняли.
Ему с раннего детства приходилось упорно бороться за свою жизнь — питаться на помойке, драться с другими уличными котами за жалкие объедки, увертываться от метлы злого дворника и страшных собачьих зубов. Но честности и благородства в нем оказалось гораздо больше, чем в каком-нибудь джентльмене, выросшем в тепле, заботе и уюте, воспитанном в лучших британских традициях. И вращающемся в самом что ни на есть наивысшем английском обществе.
Барти никогда не струсит, не предаст, не нападет со спины, не убежит, когда его другу или подруге грозит опасность. В трудную минуту он всегда будет рядом, подставит свое надежное серое плечо и протянет лапу помощи. Вот за это я его и люблю. По-нашему, само собой, по-собачьи.
Семь фарфоровых слоников
Глава первая
История, о которой я хочу рассказать, произошла в самом конце марта 1883 года, вскоре после драматических и захватывающих событий, связанных с бронзовым амулетом и сокровищами царицы Нефед… О ней не сообщали в лондонских газетах, но своего упоминания она все же заслуживает — как очень интересная и необычная.
…Весна вовсю уже хозяйничала в Лондоне, но проявляла она себя в основном липкими, клочковатыми туманами над серой Темзой и мелкими холодными дождями. Это была самая настоящая английская весна, можно сказать, классика! Гулять в такую сырость мне совсем не хотелось, а потому я почти весь день дремала в кресле под теплым шерстяным пледом или сидела на кухне возле плиты, ожидая, когда моя хозяйка, миссис Хадсон, приготовит нам на обед картофельный суп с копчеными бараньими ребрышками. Его я просто обожаю — ведь мне всегда достаются самые вкусные хрящики и косточки.
Так было и в этот раз: большие напольные часы в нашей гостиной уже пробили пять часов пополудни, и я решила, что вечер опять пройдет тихо и спокойно. Мы посвятим его раскладыванию пасьянса и легкой, приятной дреме в мягком кресле… Раскладывать карты, разумеется, будет моя дорогая хозяйка, а дремать буду я, ее любимая черная такса. Так вот, только я размечталась о приятном вечере, как снаружи настойчиво, нетерпеливо затренькал дверной колокольчик — кто-то с силой дергал за веревку. Миссис Хадсон немедленно пошла открывать, и через секунду в нашей прихожей возник немолодой темноволосый мужчина весьма примечательной внешности: плотный, коренастый, широкоплечий, можно сказать, почти квадратный. Я тут же обратила внимание на его красное обветренное лицо с резкими, глубокими морщинами — верный признак перенесенных невзгод и суровых испытаний, и еще — на волевой, упрямый подбородок и две вертикальные складки возле губ, что говорило о его твердом и решительном характере.