Но объятий не последовало.
Напротив, Софья и Теа замерли. И пригнули головы. Мне даже показалось, что челюсти их выдвинулись, как паучьи хелицеры.
— Это мой сюжет, дорогая Софья! — брызнула ядом Теа. — Руками не трогать.
— С каких это пирогов он ваш, дорогая Теа? — брызнула ядом Софья. — Ведь это я его озвучила! Я, а не вы!..
— Я подумала о нем раньше, чем вы открыли свое хлебало! Так что сюжет — мой!
— Вы что, зарегистрировали его в агентстве по авторским правам?
— А вы, что ли, зарегистрировали?!
— Воровка!
— Сама воровка!
О, несчастная улика! Из самого обыкновенного батистового платка она мгновенно превратилась в полусгнивший, побитый морозцем огрызок яблока раздора! Почтенные женщины уже примерялись, как бы половчее вцепиться друг другу в волосы, когда раздался низкий утробный смех Минны.
— Я просто удивляюсь! — пропыхтела она. — Я просто удивляюсь, с какой наглостью вы терзаете фабулу книги, которую я написала еще пять лет назад! Если у вас такой затык с сюжетами, идите в народ! Пообщайтесь, пообщайтесь с ним, корона с головы не упадет! Даже Горький этого не стыдился, Алексей Максимович! Даже Короленко этого не гнушался, Владимир Галактионович, — не говоря уже об обоих Толстых!.. Идите в народ, все лучше, чем подбирать крошки с чужого стола! Обе вы воровки, вот!
Забыв о распре, Софья и Теа сдвинули ряды.
— Уж вы бы помолчали, дорогая Минна! Ее, видите ли, фабула! Да у вас эта фабула и не ночевала, вы свои примитивные книжонки упырями украшаете! Или в лучшем случае — маньяками!.. Такое иногда отчебучиваете — глаза на лоб лезут! Шайка вампиров просочилась в правительство и заправляет всей страной! Умудрилась даже покусать главу президентской администрации! И когда — в день святого великомученика Федора Стратилата!.. Ну, не бред ли?!
Действительно, бред, подумала я.
— Вы мне мозги не пудрите! И лучше не прикасайтесь к моему сюжету! Со света сживу! По судам затаскаю! Репутацию так подмочу, что ни один союз писателей вас и близко не подпустит! — пригрозила Минна.
— Это вас по судам затаскают! Платочек‑то ваш! Ваш платочек — вы и отравительница!
Все происходящее выглядело так отвратительно, что Чиж решил вмешаться.
— Дамы, дамы! Ну, как не стыдно! Тело еще не остыло, а вы устроили бог знает что!.. Думаю, будет лучше, если вы вернетесь в зал… Успокоитесь… Да и не стоит затаптывать площадку, возможно, еще не все улики собраны… Вы ведь проводите женщин, Ботболт? А господин Рабенбауэр составит вам компанию.
Ботболт опустил тяжелые веки: все будет в лучшем виде, пять отечественных овец каракульской породы и один баран породы баварский меринос не останутся без присмотра.
Впрочем, дамам и самим надоело жаться в субтропической оранжерее. Или все дело заключалось в близости к кухне, на которой было состряпано нехитрое варево Аглаиной смерти? Кухня была совсем рядом, за дверью, которую закрыли на замок два года назад.
Но сегодня кто‑то эту дверь открыл.
И этот кто‑то сейчас находился среди нас.
— И правда, пойдемте, — подхватила Минна инициативу Чижа. — Перекусим чего‑нибудь… У меня на нервной почве всегда разыгрывается страшный аппетит.
Судя по комплекции госпожи Майерлинг, нервничать ей приходилось довольно часто.
— Перекусим, надо же! — процедила Теа. — Может быть, еще и выпьем?
— Одна уже выпила, — процедила Софья. — Теперь под простыней отдыхает. Вы нас в эту ловушку больше не заманите, отравительница!..
У самой двери в зал Чиж перехватил бдительно следящего за стадом Ботболта и что‑то шепнул ему на ухо. Ботболт покивал головой и вышел следом за всеми остальными. А Чиж неожиданно крепко ухватил меня за руку и сказал:
— Останьтесь, Алиса.
— А что случилось? — взглянув в его суженные зрачки, я невольно понизила голос до трагического шепота.
— Так нужно. Есть пара мыслей, и мне хотелось бы проверить их.
Странно, что он выбрал меня, а не Дашку. Кажется, это был первый случай, когда из нас двоих предпочли не героиню, а подругу главной героини. Не демона от журналистики, а существо, которому не доверят даже стричь ногти и полировать рога демонам. Ничем не выдающееся бесплатное приложение: сначала к швейной машинке «Минерва», а затем — к торговой марке «Аглая Канунникова». Это было странно еще и оттого, что именно Дарья указала на дверь в оранжерее. Следовательно, у нее имелись на этот счет свои соображения. И свои версии.
Так же, как и у Чижа, в чем я нисколько не сомневалась. Сомнения вызывал только тот факт, что Чиж не захотел поделиться версиями с самой Дарьей. А почему‑то выбрал меня.
— А почему именно я, Петя?
— Потому что! — удивительно исчерпывающий ответ. — Идемте.
Чиж подхватил меня под руку и поволок к проклятой двери, проклятой клумбе, проклятым зарослям папоротника и проклятому кожаному креслу с подлокотниками из красного дерева. Именно в это кресло он и запихнул меня, а сам принялся бегать по дорожке.
— Объясните мне, что происходит?
— Хорошо. У меня появились некоторые соображения по поводу всего происшедшего. А поскольку я не могу доверять никому, кроме вас…
Похвала была явно незаслуженной, и я заерзала в кресле.
— Почему? Почему вы не можете доверять никому, кроме меня?
— Ну, насчет трех ведьм, которые готовы живьем друг друга сожрать, все понятно?
— Более‑менее…
— Теперь ваша подруга — Дарья… Откуда она узнала о двери? Ее никогда не найдешь, если специально не будешь искать. И потом, если я правильно понял, она тоже не жаловала покойную.
— Это не аргумент, — вступилась я за Дашку. — Если бы мы все травили своих врагов при первой же удобной возможности, то ровно через двенадцать часов человечество исчезло бы как вид!
Чиж на секунду задумался.
— Все равно. Уж очень быстро она состряпала версию… Да и старые хрычовки правы: она все время шастала в оранжерею! Теперь немец.
— Этот‑то здесь при чем?
— Он глаз с нее не спускал. И вообще, они похожи на сообщников. Разве вы не обратили внимание?..
Я поморщилась, как от зубной боли: Чиж с простодушной интуицией ребенка нащупал мою больную мозоль и теперь от души выплясывал на ней полупьяную матросскую джигу.
— …к тому же он чего‑то страшно боится.
— Он иностранец. А все иностранцы обязательно чего‑то страшно боятся. Это их естественное состояние в России.
— Все равно, — Чиж упрямо нагнул голову. — Все равно…
Но я‑то видела, что ему совсем не все равно! Зависть, обыкновенная зависть к более удачливому и несомненно более красивому самцу. Петя Чиж ничего не мог противопоставить атлетической, бугрящейся мускулами фигуре немца. У самого — почти бесплотного — Чижа бугрился только лоб. Да и то только в минуты сильного душевного волнения.
Как сейчас, например.
— Ну, хорошо. А Ботболт? — вполне резонно заметила я. — Вы вроде уже зачислили его в союзники…
Чиж остановился, как будто его ударили в грудь, и приложил палец к губам.
— Хитрая бестия. Косит под простачка, благо обедненная азиатская мимика это позволяет… К тому же, где‑то шлялся, пока все приходили в себя. А история с телефоном?.. Сдается мне, что он совсем не пешка…
— Конечно. Он конь. Вернее, бык Буха‑Нойон Бабай, — не ко времени вспомнила я затейливую шахматную мифологию.
— Не надо иронизировать. Он за всем следит и обо всем имеет собственное мнение. Мне кажется, он умудряется быть в нескольких местах сразу…
— Скажите еще, что у него шесть рук!
— Такой возможности я тоже не исключаю. — Чиж завертел головой по сторонам. — Спорим, если я подойду сейчас к ближайшей пальме и отогну ветку — он обязательно там окажется?
— А разве он не вышел вместе со всеми?
— Спорим?!
— Спорим, — нехотя согласилась я. — На что?
— Не знаю… На желание.
— Идет.
Чиж метнулся к ближайшей пальме и приподнял нижний лист.
О, боже! Я едва не выпала из кресла от удивления: из‑за листа показалась непроницаемая физиономия Ботболта.
— Подслушиваете? — напустился на него прозорливый оператор.
— Нет. Я просто вернулся, чтобы напомнить: никто не имеет права сидеть в кресле тайше Дымбрыла.
— Это все?
— Все.
Неужели мы, два худо‑бедно европейских человека, позволим торжествовать и править бал азиату, вся обязанность которого заключается в том, чтобы разливать шампанское по бокалам и следить за тем, чтобы уровень этого шампанского в каждом бокале был одинаков?!
— А у меня — не все! — Чиж решил поддержать реноме чахлой Европы. — Проследите за тем, чтобы никто из гостей не выходил на кухню. И сами воздержитесь от этого.
— Хорошо. А вы не садитесь в кресло хозяина.
Чувствуя себя отверженной наложницей из гарема, недостойной даже омывать ноги хозяина, я сползла с кресла. Ботболт удовлетворенно улыбнулся и направился к выходу из оранжереи.
— Как он сумел так незаметно подойти? — шепотом спросила я у Чижа, когда он ушел. — Ведь дорожка все время оставалась в поле моего зрения…
— Не забывайте, это его дом.
Странное исчезновение и такое же странное возвращение под ручку с так и не опробованным железным купоросом; перерезанный телефонный кабель, мифические Доржо и Дугаржап в мифическом гараже… А узкие губы, а узкие глаза, а порочное отсутствие растительности на лице!.. А бицепсы, удавами копошащиеся под смокингом! А тело медузы, готовое в мгновенье ока трансформироваться в сгусток мускулов!.. Как можно было поверить в то, что Ботболт не в состоянии найти управу на собак?
Наглая ложь.
Так нагло врать может только ниндзя, появляющийся из темноты.
Так нагло врать может только борец сумо, покидающий дохэ[26].
А Ботболт, судя по всему, и есть нечто среднее между ниндзя и сумоистом со стажем…
— …и не забывайте, что вы должны мне желание! Эй, что с вами? — Чиж потряс меня за плечо, и я с трудом очнулась от своих мыслей.