Что ж, бурятские тулупчики дадут нам выигрыш во времени: минуты две, не больше: этого доблестным улзутуевским доберманам вполне хватит, чтобы вспороть овчинку и добраться до наших с Чижом красных кровяных телец.
— Жаль, что мы познакомились так поздно! — В минуту сильных душевных потрясений я, как всегда, порола несусветную чушь.
— Мне тоже жаль, — Чиж по части глупости мог составить мне достойную конкуренцию. — Обещай, что, если эти твари нас не разорвут, ты как‑нибудь со мной пообедаешь…
— А я думала, ты предложишь мне стать твоей женой…
— Моей вдовой! — Голос Чижа поднялся до высот ультразвука.
— Дела обстоят так плохо? — Я все‑таки не выдержала и обернулась.
Дела обстояли не просто плохо. Дела обстояли из рук вон. Черные собаки с янтарными волчьими глазами сжимали вокруг нас кольцо. Самым недвусмысленным образом.
— Может быть, разобьем окно? — задала я риторический вопрос. В кухонное оконце могла пролезть только кошка, и то — не всякая. Разве что какая‑нибудь поджарая сиамская самочка. Разжиревшим кастратам породы невская маскарадная и двуногим придуркам вход строго воспрещен!..
— О чем ты говоришь! Какое окно! Гадить место преступления я не позволю!
— Отлично! Собаки будут просто счастливы! Собаки будут аплодировать твоим гражданским чувствам!
— Ты хорошо бегаешь? — спросил Чиж, и в руке его что‑то звякнуло. Это была металлическая цепочка, которая до этого покоилась в кармане тулупа Доржо (или Дугаржапа). Более наивного оружия и придумать было невозможно!..
— Понятия не имею… Последний раз я бегала за своим мужем. Это было лет пять назад.
— Ты замужем?
— За своим бывшим мужем…
— Плевать, — было совершенно непонятно, к чему именно относится последняя реплика: к моим спринтерским возможностям или к эпопее с Бывшим. — Говорят, в экстремальных ситуациях в людях открываются невиданные способности…
— Мне что‑то не хочется их открывать.
— Хочешь, чтобы они тебя сожрали?
— Не хочу.
— Тогда сделаем так. Сейчас ты побежишь к дому.
— А ты?..
Неужели он останется один на один с острыми, как кинжалы, зубами доберманов? Неужели он останется и принесет себя в жертву? В жертву малознакомой мамзельке сомнительной внешности и сомнительной репутации… С которой познакомился всего лишь несколько часов назад? А если бы на моем месте был кто‑нибудь другой? Толстуха Минна, например? Или язвительная Теа?.. Или кривое зеркало правоохранительных органов Софья Сафьянова? Вот если бы речь шла о секси‑Дашке… Но даже тогда это трудно было бы понять… А может, он просто благородный человек и в его груди бьется великодушное и отчаянно храброе сердце?.. О, Чиж прекрасный! Всю свою жизнь я искала идеального мужчину, но все они, как правило, образовывали трогательную спайку со словом «мудачина»!.. И вот теперь… Вот теперь…
— А ты? — прошептала я почти влюбленно.
— Побегу вместе с тобой. На счет «три». И не оборачивайся. Положимся на удачу.
«Три» случилось так же неожиданно, как случились чертовы собаки. Я слегка подзадержалась на старте и на счет «четыре», «пять» и «шесть» могла лицезреть только спину Чижа. Он несся впереди меня, подбрасывая худой зад и размахивая руками. Он даже ни разу не оглянулся, подлец, самая удачная иллюстрация к слову «мудачина»! Впрочем, я тоже ни разу не оглянулась. Собаки были совсем близко, я ощущала их испепеляющее дыхание своими лопатками. Кажется, одна из них ухватила меня зубами за подошву. Или за край тулупа?..
Подгоняемая злобными тварями, я показала вполне приличное время. И даже, не оборачиваясь, бросила в собак цепочкой — точно такой же, какая была у Чижа. До сих пор она лежала в кармане и не подавала признаков жизни. Ничего не скажешь, близнецами‑братьями были не только Доржо и Дугаржап, близнецами были и их вещи.
Но Чиж!..
Чиж бил все рекорды, включая мировые и олимпийские. Когда я вывернула из‑за угла и на всех парах понеслась ко входу в дом, он уже топтался там. И отчаянно дергал за ручку двери. А потом принялся биться в равнодушное витражное стекло всем телом.
— Закрыто! — заорал он страшным голосом.
После этого душераздирающего вопля последовала автоматная очередь из самой отборной площадной брани.
И в ту же секунду я услышала треск: одна из собак вырвала клок из моего тулупа. По тому, как легко кусок овчины отделился от материнского лона, стало ясно: проблем с мясцом новопреставившейся Алисы Зданович у собак не будет. Да, черт возьми, по сравнению с тем, что меня ожидает в ближайшие несколько секунд, смерть Аглаи можно считать подарком из рождественского носка!..
Но толком попрощаться с жизнью не удалось.
Чиж самым волшебным образом справился с дверью и в самый последний момент за шиворот втащил меня в дом. И щелкнул замком.
Добрых пять минут мы, тяжело дыша, лежали голова к голове и прислушивались к вою и яростному царапанью за дубовой обшивкой двери.
— Что случилось? — спросила я.
— Дверь была закрыта… Но я точно помню, что не закрывал ее. Значит…
— Значит?
— Значит, ее закрыл кто‑то другой!.. Кто‑то, кто хотел, чтобы мы остались на улице и чтобы собаки нами пообедали.
Удивительная прозорливость!..
— Поужинали, — поправила я.
— Какая разница!
— Как ты открыл ее?
Чиж победительно рассмеялся и продемонстрировал мне ключ.
— Вот он, наш золотой ключик! Лежал в кармане. Я в самую последнюю минуту догадался. Поройся, может, и у тебя есть что‑то подобное.
— Почти наверняка, — я сунула руку в карман (оказавшийся порванным), порылась за подкладкой и извлекла оттуда точно такой же желтый блестящий ключ.
Мой ключ — в отличие от голенького Чижового собрата — был прикреплен к медному брелку. Брелок, очевидно, был куплен за небольшие деньги в этномагазине «Ганг» и представлял собой сцену из навязшей на зубах «Камасутры»: два человекоподобных существа исполняли акробатический этюд, который с натяжкой можно было назвать спариванием. Кроме ключа от входной двери, на брелке болтались еще два неопознанных, из чего я сделала вывод, что в универсальном симбиозе Доржо — Дугаржап все‑таки существовало понятие «ведущий — ведомый». Тем более что один из ключей стоил того, чтобы присмотреться к нему повнимательнее. Ни разу в жизни я не видела ключа, который смело можно было причислить к произведению искусства. Как он уживался с похабным псевдоэротическим брелком и двумя сермяжными собратьями — уму непостижимо! Ключ был довольно внушительный, что‑то около десяти сантиметров в длину, и представлял собой стилизованное изображение приготовившейся к прыжку большой кошки: то ли гепарда, то ли пантеры, то ли коротко постриженной львицы. Кошка отливала платиной и посверкивала крошечными бриллиантиками, вправленными в глаза. Бородкой же служил непомерно длинный хвост животного. При виде этого испещренного насечками хвоста у меня бешено заколотилось сердце: выпустить подобную прелесть из рук означало обречь себя на страдания и муки. И на дискомфорт на смертном одре. Если я сейчас положу ключ обратно в карман тулупа, то никогда в жизни не прощу себе этой глупости! В конце концов, Доржо (или Дугаржап) мог потерять его, обронить в близлежащий сугроб или щель в полу… В конце концов, никто не станет проедать плешь мертвецу только из‑за того, что какого‑то ключа не оказалось на месте… В конце концов, Доржо и Дугаржап не откроют больше ни одной двери, разве что дверь в кабинет строгого судьи господа бога…
Внутренне содрогаясь от низменности своих устремлений, я сунула ключи в собственный карман и затихла.
— Ну, что там с ключами? — вернул меня к действительности проклятый Чиж.
— Ничего особенного… Не брелок, а порнографическая гадость. Приличный человек такую дрянь и в руки не возьмет. А если и возьмет, то будет потом полдня отмываться. Хочешь взглянуть?
Глаза Чижа блеснули дьявольским любопытством, и я поняла, что перестаралась. Ничто так не возбуждает человеческую особь, как упоминание о гадости и дряни. Тем более порнографической.
— Хочу! — презирая себя, Чиж протянул ко мне требовательные пальцы.
— Не для слабонервных, предупреждаю. — Я, как могла, оттягивала время, пытаясь прямо в кармане отсоединить от брелка ключ‑пантеру. Наконец это мне удалось, и я протянула Чижу брелок.
— Юмористка! — Чиж с упоением рассматривал презент от индийских производителей ширпотреба, больше похожий на воплощенный в медной болванке рисунок из привокзального сортира.
— Ну, что я говорила!..
— Ладно… Черт с ними, с ключами… А ведь они могли нас загрызть… Собаки, я имею в виду…
Изогнувшись, я осмотрела безнадежно испорченный тулуп: недостающий кусок овчины, казалось, был аккуратно срезан ножом. Представив эти ножи на своей куцей шее, я судорожно вздохнула.
— Но во всем этом есть один положительный момент.
— Какой же?
— Мы перешли на «ты». — Чиж перевернулся на живот, подпер подбородок кулаком и взглянул мне прямо в глаза. — Так как насчет того, чтобы пообедать вместе? Когда все закончится.
— Мне кажется, это никогда не кончится, — я обвела глазами предбанник. — И мы будем вынуждены бродить по этому дому целую вечность.
— Тоже неплохо. — Чижа словно бес попутал. Он протянул ладонь и крепко сжал мои пальцы. — Я согласен.
— По‑моему, ты форсируешь события…
— А по‑моему, нет. Во‑первых, роковые обстоятельства сближают. Близость смерти активизирует все ферменты организма. Химический состав корректируется, реакции ускоряются… Во‑вторых, еще неизвестно, что будет через час или два. Возможно, я окажусь единственным мужчиной, который поможет тебе скрасить ожидание конца… В‑третьих, ты мне нравишься, чего уж тут скрывать.
Только теперь мне стало ясно, почему из пестрой толпы возможных преступников и возможных свидетелей преступления Чиж выбрал именно меня. Я ему нравилась, надо же! Что ж, в этом нет ничего удивительного. Три беллетристические дивы были намного старше его, а Дашка… Дашка была уж слишком красива! И у бедняги Чижа не было ни малейшего шанса. Оставалась только я: не особая красавица, но и среди экспонатов Кунсткамеры мне тоже делать нечего. Так что, если скромняга Чиж и вздумает приударить за мной, это не будет выглядеть мезальянсом. По степени привлекательности мы оба находимся в нижней части квалификационной сотни, сразу же за суматранской плащеносной ящерицей.