— А хоть бы и в трусах! Или вот, в вашей жилетке!
Спустя секунду произошло непредвиденное: Минна шагнула к Теа и бесцеремонно распахнула полы ее желто‑красного жилета. Теа и слова не успела сказать, и пальцем не успела пошевелить. А застывшему в изумлении обществу предстала совершенно удивительная картина: внутренняя поверхность жилета была усеяна карманами и кармашками различных форм, размеров и модификаций. Судя по всему, в этих любовно нашитых карманах можно было спрятать все, что угодно: от канцелярской кнопки до пары ракет средней дальности.
В оранжерее повисла кладбищенская тишина.
— Интересный у вас жилет, дорогая Теа, — проворковала Минна. Она и не думала выпускать из рук разом обмякшую мулатку. — Причуды производителя или сами нашивали?
Теа смотрела на Минну, как кролик на удава. Казалось, она вообще не слышала вопроса.
— Так и будем молчать?
— Это… Это модель от Гая Маттиоло… — пролепетала Теа. — Я купила ее в Риме… По случаю… Она стоила мне больших денег…Тысячу восемьсот сорок один доллар…
Священное, как индийская корова, имя преуспевающего модельера не произвело на дремучую Минну никакого впечатления.
— Не дороговато ли? Или это карманы на столько потянули?
— «Единственная цель роскоши — сделать простоту замечательной»… Вам этого не понять, дорогая Минна. Ваш потолок — обувь фабрики «Скороход» и районный филиал магазина «Богатырь».
— Как, вы сказали, его зовут?
— Гай Маттиоло.
— Вы с ним знакомы?
— Господи, как я могу быть с ним знакома! — Теа попыталась вырваться из цепких лап толстухи, но лишь запуталась в них еще больше. Раздувшаяся паучиха Минна знала толк в беспечных мухах, принадлежащих к афро‑русскому подвиду Тропининых‑Мкамбе. Обездвижив жертву, она неожиданно так сильно тряхнула ее, что из жилета посыпались… ложки!
Самые обыкновенные чайные ложки числом три! Картинно звякнув, они картинно упали на пол и так же картинно рассыпались веером.
— Что это? — прокурорским голосом спросила Минна. — Презент сотому покупателю жилета от торгового дома имени… как его… Гая Маттиоло?
Теа молчала.
Молчали и все остальные. А Ботболт, присев на корточки, шарил руками по ложкам. Перебрав все три, он подбросил их на ладони, протер вытащенным из кармана куском белой фланели и меланхолично сказал:
— Это наше столовое серебро. Ранее принадлежало семье Отто фон Шенхаузена Бисмарка, первого канцлера Германии. Было куплено хозяином в Лондоне, на аукционе, в позапрошлом году.
— Не в Риме? — уточнила Минна.
— В Лондоне. Набор из шести штук.
— Что ж вы все не прикарманили, дорогая Теа? А ограничились только тремя? Или на развод оставили? Так сказать, для сохранения популяции?
— Сука! — процедила Теа и наконец‑то вырвала полы жилета из тисков Минны.
— Я сука? — несказанно удивилась Минна. — Она ложки ворует, а я — сука? Интересное кино.
— Я не воровала ложки.
— А как они оказались в вашем тряпье за тысячу восемьсот сорок один доллар? Из воздуха материализовались?
— Понятия не имею. Может, и материализовались…
— Вы только посмотрите, какая наглость! — Минна обратилась за поддержкой к присутствующим. — Ее за руку схватили, а она утверждает, что рука не ее!
— Стыдно, дорогая Теа! — находящаяся в относительной безопасности Софья, засучив рукава, тотчас же начала формировать общественное мнение. — Правда, я теперь не знаю, стоит ли мне по‑прежнему называть вас дорогой…
— В гробу я видела, как вы меня назовете!
— Нужно называть вещи своими именами. — Минна никак не могла успокоиться. — Дорогая Теа — воровка. Воровка! Домушница! А еще книги пишет! Издается миллионными тиражами.
— Не издается она миллионными тиражами, — поправила коллегу Софья. — Хотела бы издаваться, да ничего не получается! Бодливой корове бог рогов не дал.
— Кто это из нас корова? — моментально отреагировала Теа. — Во мне живого веса пятьдесят четыре килограмма! Не то, что у некоторых! Пишут о субтильных героиньках, а самим давно пора в клинику ложиться! От ожирения лечиться!
В огород сочинительницы романтических триллеров Минны Майерлинг был брошен самый увесистый за сегодняшний вечер камень. Но Минне было плевать на огород, она предпочитала сад, оранжерейные изыски и кюветки с клубнями голландских тюльпанов.
— Вы посмотрите, как она стрелки переводит, воровка! — пророкотала толстуха. — Валит с больной головы на здоровую! И ваш таинственный поклонник из ЮАР… Может, и не было никакого поклонника, а перстень этот вы украли! Умыкнули из какой‑нибудь частной коллекции! С вас станется!..
Что ж, империя нанесла ответный удар, и Теа не выдержала. Она ощерила диковатые, ослепительно‑белые зубы и пустила прозрачную злую слезу.
— Не троньте мой перстень своими вонючими лапами! И… если уж на то пошло… Я что, одна должна выступать здесь в роли дешевой стриптизерки? Почему бы и вам не обнажиться?
— В каком смысле — обнажиться? — заволновался вдруг Райнер‑Вернер, о существовании которого (в дымчато‑зеленом свете последних событий) я как‑то подзабыла. — Раздеться, что ли?
Теа презрительно осмотрела мясомолочную тушу Минны и скелет Софьи, явственно проступающий сквозь одежду.
— Н‑да… Думаю, если мои коллеги начнут раздеваться, это не доставит присутствующим особого эстетического удовольствия… Прямо скажем. Пусть они вывернут сумки.
— Это еще зачем? — выдохнули обе конкурентки Теодоры‑Эйприл‑Вивиан‑Октавии Мкамбе.
— Затем. Я отдуваться за всех не собираюсь.
— Действительно, дамы, — Чиж неожиданно принял сторону Теа. — Почему бы вам не ознакомить нас с содержимым ваших сумок?
— Это произвол, — возопила Минна.
— И нарушение закона, — гаркнула Софья. — Может быть, у вас есть ордер на обыск?
— Замечательно! — гаркнула Теа. — В отношении одних закон действует, а других можно трясти без всякой бумажки!
— Если хотите, я тоже продемонстрирую содержимое своей жилетки. И все остальные, думаю, не будут возражать. Правда?
Оранжерейные лианы закачались в моих глазах и самопроизвольно принялись сворачиваться в удавки. Если сеанс коллективного стриптиза состоится, одна из них затянется на моей шее. Черт меня дернул украсть ключ‑пантеру у мертвого Доржо (или Дугаржапа)!.. Черт дернул Теа украсть серебряные ложки у Хозяина! Черт дернул Минну эти ложки обнаружить! Черт дернул Чижа проявить нездоровую инициативу!.. И уже не черт дернул, а бес попутал нас всех: мы копошимся в маленьких грязных тайнах, совершенно забыв о благородном, исполненном неподдельной страсти преступлении!
Что ж, Аглая в своих «Стыдливых снах» как в воду глядела…
— Давайте, Минна! Начнем с вашего кисета.
— А почему именно с моего?
— Вы отказываетесь? — Теа больше нечего было терять, ведь ложки она уже упустила. — Вам есть что скрывать?
— Нет, но…
— Тогда в чем же дело?
— Хорошо… Но там нет ничего интересного. Кроме трубки и табака.
— Вот мы и посмотрим.
Что‑то явно беспокоило Минну: грудь ее вздымалась, а подбородки нервно подрагивали.
— Я соглашусь на это… Если и дорогая Софья меня поддержит.
Железобетонная Софья не выказала никакого желания поддержать коллегу по перу.
— Неужели вы пойдете на поводу у этой своры любителей подглядывать в замочную скважину, дорогая Минна? — спросила она.
— Нет, но…
— Если дамы стесняются, мужчины могут подать им пример. Не правда ли, господин Рабенбауэр? — процедил Чиж.
— Я — гражданин Германии, — затянул старую песню Райнер‑Вернер. — И у нас такие процедуры не приняты… Во всяком случае, без санкции. Я вообще вправе не производить никаких действий, не посоветовавшись с адвокатом!
— Здесь не Германия, а Россия. И у нас принято все. Так что просто будь мужиком, фриц!
«Фриц» оказался мужиком, да еще каким! Это стало ясно, как только он вывернул карманы джинсов и порылся в рубашке. На свет божий была извлечена целая коллекция презервативов и пухлое портмоне, забитое немецкими марками разного достоинства: очевидно, для того, чтобы расплачиваться с проститутками в гостиницах, стюардессами в самолетах, продавщицами в подсобках магазинов, телятницами в коровниках и с самими коровами, а также с волчицами в лесах, с синицами на ветках и журавлихами в небе — словом, со всеми женскими особями, которые только встретятся на тернистом пути Райнера‑Вернера Рабенбауэра.
Содержимое жилетки Пети Чижа оказалось более целомудренным: никаких намеков на вулканический темперамент, одни лишь бесполые объективы, шурупы и контргайки, пара фотопленок, пара отверток, пара замасленных узлов какого‑то механизма, пара крошечных демонстрационных аудиокассет, целый пакет цветных фильтров и записная книжка.
Ботболт разродился связкой ключей, большой, девственно‑белой фланелевой салфеткой и осточертевшим всем хуже горькой редьки тесаком, Дашка — губной помадой и диктофоном («Без батареек, дорогие дамы, так что не надо волноваться»). А я — я заявила, что у меня нет ровным счетом ничего, что я чиста как завсегдатай городской бани и что если мне не верят…
Мне поверили. Тем более что моя блеклая фигура и почившая в бозе должность секретарши почившей в бозе писательницы никого не волновали.
Минна и Софья — вот кого все оставили на десерт.
— Ну‑с! — звездный час Теа все‑таки наступил. — Теперь вы, дорогие дамы.
Дорогие дамы стояли плечо к плечу и имели самый удручающий вид.
— Я хочу предупредить… — синхронно начали они и тут же посмотрели друг на друга.
— Сначала вы, дорогая Софья.
— Нет вы, дорогая Минна. По старшинству.
— А с чего вы взяли, что я старше вас?!
— Вычитала в справочнике «Кто есть кто в российском шоу‑бизнесе».
Известие о справочнике привело поникшую было Минну в самое благодушное настроение.
— Значит, вы видели его? Не правда ли, хорошо издан? Вы, кажется, там тоже фигурируете?
— Да, — скромно потупилась Софья.
Минна бросила торжествующий взгляд на Теа и не смогла удержаться от шпильки: