— Что вы имеете в виду, дорогая Теа? — прошипела Софья, покрываясь красными пятнами.
— Сразу по возвращении я встретила Ботболта, с которым вы, кажется, осваивали сноуборд. Так вот, он сообщил мне, что ищет вас уже час. Чтобы вернуть вам сумочку, которую вы у него забыли.
— И вы не сунули в нее свой закольцованный нос? — Софья нашла в себе силы желчно улыбнуться.
Теа на секунду задумалась и принялась вращать головой во все стороны.
— Ботболт! — позвала она.
— Ботболт скоро подойдет, — успокоил Теа Чиж. — У него возникла какая‑то мысль насчет починки телефона.
— Ну, хорошо, когда наш азиатский друг вернется, он подтвердит, что сумочка случайно выпала из его рук и случайно раскрылась.
— Уж не вашими ли молитвами?
— Как вы смеете! — оскорбилась охотница за фамильным серебром канцлера Бисмарка. — Так вот, сумочка случайно раскрылась, и из нее выпали какие‑то порошки.
— На порошки у меня есть рецепт, — зачастила Софья. — Это снотворное. Барбитал. Я плохо сплю в последнее время.
— Что, мучает стыд за написанное, дорогая Софья?
— Это только у вас ни стыда ни совести, дорогая Теа. А уж с вашими пошлейшими текстами не то что снотворное пить — в петлю лезть надо!..
Так резво начавшийся анализ ситуации покатился — в который уже раз! — прямиком к писательской склоке. Но Чиж был начеку, придержал взмыленных дам на повороте и сделал вид, что впервые слышит о порошках:
— Не отвлекайтесь, Теа. Значит, вы нашли у Софьи порошки?
— Снотворное, — успела вставить Софья.
— И не только порошки! — Теа торжествовала. — Но и нечто, отдаленно напоминающее отмычку.
— Какую отмычку?! — взвилась Софья. — Нет у меня никакой отмычки!
— А вы покажите ваши ключи!
— Только в присутствии адвоката. Я законы знаю! Я — старый прокурорский работник! — взять Софью за рубль двадцать было невозможно.
— Ну, хорошо. Будем ждать адвоката. И прокурора заодно. И служебно‑розыскную собаку. Тем не менее факт остается фактом: вы со всей этой сомнительной полууголовной хреновиной в сумке вернулись с прогулки на час раньше, дорогая Софья!
— Когда захотела, тогда и вернулась, дорогая Теа! Но это ничего не значит. Неужели вы думаете, что если бы убийцей была я, то я не позаботилась бы об алиби? И поставила успех мероприятия в зависимость от показаний какого‑то болвана! И уж тем более я никогда бы не оставила у него сумочку. С уликами, прямо указывающими на меня! По‑моему, у вас разжижение мозгов, дорогая Теа. А все потому, что строчите по четырнадцать романов в год.
— По десять…
— Неважно! Лучше меньше, да лучше! А вот с вами — с вами тоже еще нужно разобраться. Я отправилась кататься на сноуборде вместе с Ботболтом. Переводчик и секретарша тоже вышли вместе. Дорогая Аглая отправилась гулять с хозяином…
— Если кого‑то интересует, то мы с режиссером Фарой катались на снегоходах, — вставила Дашка, но Софья даже не удостоила ее взглядом: в битве титанов такое карликовое образование, как журналистка Дарья Валикова (бывшая Ставицкая, бывшая Улюкаева‑Гессен), принципиальной роли не играло.
— …И только вы провели время в гордом одиночестве, дорогая Теа, только вы! Не было ли это запланировано заранее?
— Я люблю прогуливаться одна… Что же в этом дурного, дорогая Софья?
— Ничего. Особенно, если никто не может подтвердить вашего присутствия в доме. Или опровергнуть отсутствие. К тому же нам не стоит забывать о фальшивом перстне. Как ни крути, но только вы могли воспользоваться им открыто. А настоящий переложить в карманы жилетки, поближе к ложечкам… И потом, откуда у вас этот пластырь? Вы порезались?
Науськиваемые Софьей, все уставились на пластырь на указательном пальце мулатки. А Теа… Теа молчала. Странно, что такой простой вопрос поставил ее в тупик.
— Ну, что с вами? Язык отсох? Прежде чем к другим рога совать, свои тылы бы прикрыли! — Софья так увлеклась ролью обличительницы, что перешла на грубый и зримый язык однородной следовательской массы. — За обедом у вас этого пластыря не было, а перед ужином — пожалуйста, появился! Может быть, вы усердно вскрывали ту самую дверь, о которой теперь так печетесь?!
— Это собака, — не выдержала Теа. — Собака Аглаи, царствие ей небесное, цапнула меня за палец! Только и всего!
— Хорошего человека собака не укусит, дорогая Теа. Так что присутствующие могут сделать вывод…
Но Теа дожидаться выводов не стала. Тем более что Софья, выбив из рук мулатки все козыри, оставила ей один‑единственный, но зато почти неубиенный: пиковую даму с тремя подбородками и брошью под Палех.
— Вы как‑то совсем не упоминаете о нашей дорогой Минне. Которая все это время и носу на улицу не показывала. Совсем напротив, демонстративно осталась в оранжерее. И бог весть что все это время делала.
— Что значит — «бог весть что»? — возмутилась Минна. — Я любовалась богатейшей коллекцией флоры. Цветы умиротворяют меня, возвращают к жизни…
— После очередного опуса о зомби, не так ли? — ввернула Софья.
— Возможно… У каждого свои методы психологической реабилитации.
— Только бедный читатель этой реабилитации лишен! — Теа, очевидно сочувствуя среднестатистическому потребителю книжной жвачки, затрясла головой. — А ведь ему после прочтения ваших триллеров требуется если не психиатр, то, во всяком случае, психоаналитик!.. И вот еще что, дорогая Минна… Почему вы решили пересаживать ваш цветок вечером, после убийства? Ведь гораздо удобнее было сделать это днем. Когда никто не мешал. Удобнее и логичнее.
— Почему? — растерянно переспросила Минна.
— Действительно, почему? — многолетняя служба в бухгалтерии прокуратуры не прошла для Софьи даром, и теперь она сыпала аналитическими выкладками направо и налево. — Уж не потому ли, что пересаживать цветок днем не было смысла? Ведь преступление еще не было совершено, и, следовательно, фальшивый перстень не сыграл еще своей роли!
— Вы намекаете на то… Что это я — убийца?
— Я намекаю на то, что все мы находимся в равной ситуации. Только и всего… — Софья улыбнулась. — Но мы несколько отвлеклись от версии нашего молодого друга. Продолжайте, Петр…
Чиж с трудом отвел от Софьи кроличий взгляд.
— Продолжайте, молодой человек. И не обращайте внимания на наши препирательства. Я просто хотела еще раз напомнить, что никто из нас не имеет стопроцентного алиби. А те немногие улики, которые вы собрали, могут свидетельствовать против любого.
— Тогда я продолжу, если вы не возражаете… Думаю, все произошло следующим образом: убийца ищет подходящий момент, чтобы отравить Аглаю Канунникову. Но сделать это прямо на месте, в столовой, где постоянно кто‑то находится и к тому же работает видеокамера, не представляется возможным…
Я вздохнула. Если бы убийца знал, что именно снимает на камеру Чиж, его путь к преступлению не был бы столь тернист и сложен.
— То, что произошло возле шахматной доски, становится для него подарком судьбы. Если вы помните, Ботболт принес ровно столько бокалов, сколько человек находилось в зале. Исключая меня, разумеется. Все это время я снимал… Так вот, когда Аглая разбила бокал, убийца понял, что кому‑то из присутствующих шампанского не достанется. Скорее всего — самой Аглае. Ведь инцидент с бокалом произошел уже после того, как Ботболт отошел от шахматной доски. Поправьте меня, если я неверно излагаю ситуацию.
— Вы верно излагаете ситуацию, — скрепя сердце подтвердил Райнер‑Вернер.
— Последний бокал с подноса…
— Последний бокал с подноса взяла я, — откликнулась Дашка. — Как раз в тот момент, когда его намеревалась взять сама Канунникова. Вы помните эту сцену? Она так хотела меня унизить, просто из трусов выпрыгивала! Если честно, мне вообще показалось, что она разбила свое шампанское специально. Чтобы отправить Ботболта еще за одним и чтобы все как дураки ждали ее. А как она кочевряжилась! Французские стихи читала! Тащила одеяло на себя. Мол, знайте, холопы, кто хозяин жизни!
Я хорошо понимала Дашку, тем более что сходные мысли по поводу шампанского и Аглаиных выкрутасов посетили меня еще тогда.
— Мы не будем сейчас обсуждать Аглаю Канунникову, — повысил голос Чиж. — Речь не о ней, а об убийце. Итак, шампанского Аглае не достается, и она отправляет Ботболта принести новый бокал. И, следовательно, существует ненулевая вероятность, что исполнительный Ботболт принесет только одно шампанское. Ведь все остальные бокалы уже розданы. И Ботболт действительно приносит только один бокал.
— А если бы он принес несколько? — поинтересовался Райнер‑Вернер.
— Скорее всего, убийца попытался бы опрокинуть поднос. Лишние жертвы были ему ни к чему. Ведь его интересовала только Аглая, до других ему не было дела. Недаром же несколько месяцев подряд он слал ей цветы угрожающего содержания. Но все дело в том, что убийца точно знал, что Ботболт вернется с одним бокалом! Он находился на кухне, когда Ботболт наливал шампанское. Он следил за ним!
— Следил?
— Да. Из‑за приоткрытой двери в оранжерею! И к большому счастью убийцы, а также к большому несчастью Аглаи Канунниковой, Ботболт принес только один бокал. И шампанское в нем оказалось отравленным. В отличие от того шампанского, которое выпили вы все. Чтобы наполнить восемь бокалов плюс один, понадобится полторы бутылки. Или чуть меньше. Следовательно, Ботболт опорожнил одну бутылку и открыл вторую. И оставил ее стоять на столе. У убийцы было не так много времени, чтобы насыпать в нее яд. А именно — с того момента, как Аглая разбила бокал и до того момента, как Ботболт вернулся с шампанским. Но и это еще не все. Убийца должен был взять и свой бокал с подноса. Иначе бы количество людей и количество бокалов совпали, и Аглае не пришлось бы посылать Ботболта за новой порцией… И все мероприятие потеряло бы смысл. Вместе со своим бокалом он отправляется в оранжерею, в которой легко можно потеряться — стоит лишь только сделать шаг в сторону от любой дорожки. И бежит на кухню. Там он всыпает яд в бутылку и тем же