Вид врагов не вызвал у Корпалова страха – лишь некое странное чувство возбуждения и злости. Кто знает, может, в нем на самом деле дремал солдат? До сих пор он ничего подобного не подозревал. У него дрожали руки, но скорее от напряжения.
– Может, они вернутся на свою сторону? – прошептал он Ивану.
– Вряд ли. Они показывают на те холмы. Одну разведку они закончили, вернулись по следам и собираются на следующую. Впрочем, это неважно. Проход все равно не закроется. А эти гады нас в покое не оставят.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю. Господи… придется их всех убить, – вздохнул Иван.
– Может, когда мы начнем стрелять, они сами туда вернутся?
– Сомневаюсь. Ладно. Сделаем так: на краю леса есть длинный бурелом. Он обеспечит нам прикрытие. Спрячемся за стволами, рядом друг с другом, и стреляем, сколько удастся. А потом отступаем на метр в глубь леса и разбегаемся в разные стороны.
– Зачем?
– Они будут стрелять туда, где мы были, и, может, попытаются штурмовать это место. Но мы тогда будем по обеим сторонам от них. Возьмем их в клещи, – кажется, так это называется. Примерно как в шахматах. Первый обстрел дает нам больше всего шансов, поскольку он застигнет их врасплох. Подождем, пока они снова не выстроятся в ряд, – и заваливаем их. Ты первого, я последнего. И так по очереди. После каждого залпа меняем место. Какое тут расстояние?
– Если бинокль показывает верно, то где-то метров сто шестьдесят.
– Далеко. Что ж, ничего не поделаешь.
Корпалов улегся среди ветвей и опер ствол о присыпанный снегом небольшой холмик. На курсах по выживанию в Сибири он отстрелял две пачки патронов в тире – и не более того. Он чувствовал, как, несмотря на яростный жгучий мороз, ему становится жарко. В голове слышался голос инструктора: «Заряжай. Не прижимайся лицом к окуляру. Сними заглушки. Отрегулируй прицел. Щекой к прикладу. Видишь перекрестие прицела?»
В странном резком желтоватом поле зрения прицела виднелось суровое, неприятное, будто у учителя математики, лицо человека с биноклем. Тот пристегнул лыжи и встал первым. Остальные размеренно двинулись за ним, по одной лыжне, чтобы лыжи не оставляли лишних следов.
«Готов?
Сосредоточься, Корпалов! Вдох… Спуск… Мягко, не дергать, а тянуть. Пусть стреляет, когда хочет! Предохранитель, Корпалов! Что с тобой? Еще раз! Прицел! Вдох! Спуск…»
Карабин Корпалова, разработанный в Швейцарии, предназначался для охоты на крупного опасного зверя – тигров, медведей, носорогов, крокодилов. Он стрелял мощными пулями, такими же, как для военного тяжелого пулемета, большего калибра, чем в любом охотничьем оружии. Но это еще не всё. Конструктор счел, что обычного одноствольного карабина для такого случая будет мало. Если уж придется стрелять в медведя или тигра, то одной пули точно не хватит. Разъяренный раненый зверь может также не оставить времени на сложное четырехтактное движение при перезарядке, которое подает из магазина очередной патрон. Отпереть, открыть, закрыть, запереть. Даже опытному стрелку нужна для этого почти секунда. Так что в итоге был придуман двойной репетир. У карабина имелось два ствола, один над другим. Во время перезарядки двойной затвор принимал два патрона сразу и вталкивал их в два патронника. Если бы что-то пошло не так, охотнику просто нужно было нащупать второй спусковой крючок и выстрелить во второй раз. Армейский патрон без труда мог пробить железнодорожный рельс, а дальность стрельбы составляла полтора километра.
Отдача едва не сломала Корпалову ключицу. По тайге разнесся оглушительный грохот, на стрелка посыпалось снежное крошево. Он понятия не имел, попал ли. Оптический прицел, придвинутый слишком близко к лицу, ударил его по скуловой кости резиновой раковиной вокруг окуляра. Он заморгал, превозмогая боль, и тут же приготовился ко второму выстрелу. В объективе мелькнуло что-то движущееся, и он нажал на спуск. Рядом раз за разом гремел дробовик Ивана. При каждом движении затвора из-за его плеча вылетали разноцветные картонные гильзы.
Где-то неподалеку взлетали высокие фонтаны снега, пули стучали по стволам, разрывая кору и ломая ветви. Звуки выстрелов противника напоминали деревянное пустое тарахтение, будто кто-то вел палкой по дощатому забору.
Увидев, как Иван машет рукой, Корпалов схватил карабин и, пригибаясь к земле, помчался вдоль леса. Обернувшись, он увидел, что Иван несется в свою сторону будто пантера, размахивая ружьем, которое держал обеими руками.
Корпалов тяжело рухнул на снег, ушибив локоть. Вот зачем в армии эти нескончаемые «ложись!». Он осторожно подполз к краю леса. Слышался треск вражеских карабинов, пули били в стволы кедров, с визгом рикошетируя среди деревьев.
Осторожно раздвинув ветви стланика, он взглянул в прицел. Картинка прыгала, пришлось опереть ложу карабина о корень. Все пришельцы с той стороны лежали в снегу, но двое уже успели пробежать в сторону леса и упасть метрах в тридцати дальше, пользуясь прикрытием остальных двоих, которые лежа били короткими очередями по лесу. В том месте, где он до этого лежал, все уже наверняка было изрешечено пулями. Он повел прицелом, пытаясь увидеть, что с оставшимися двоими. Первый лежал на земле, и видно было, что он шевелится, и притом достаточно живо. Шапка свалилась с его головы, искаженное от боли и ярости строгое лицо учителя под копной светлых волос выглядело кошмарно. Командир прижимал к бедру горсть пропитавшегося кровью снега и орал на остальных. Последний из лежащих, сперва шедший третьим с конца, распростерся навзничь, раскинув руки и глядя в небо половиной лица. Вместо второй виднелась некая бесформенная масса и быстро увеличивающееся грязно-рыжее пятно. Пуля-жакан почти лишила его головы.
Вместо ужаса Корпалов ощутил укол зависти при мысли, что Иван убил врага, а сам он только ранил, более того, потратил один выстрел впустую.
На все эти наблюдения у него ушло не более секунды. Двое выдвинувшихся вперед солдат открыли огонь, а остальные двое вскочили и побежали. Командир затянул зубами узел давящей повязки и сунул под мышку конец одной из лыж. Быстро оглядевшись, он опер приклад автомата о землю и перезарядил его ногой, после чего схватился одной рукой за рукоятку. Снова засвистели пули и загремело ружье Ивана.
Солдаты добежали до двоих, выдвинувшись вперед, обходя их с обеих сторон. Один из лежащих повернулся на бок, отстегнул от своего оружия изогнутый, словно банан, странного вида магазин и умелым движением вставил новый.
Задержав дыхание, Корпалов дважды выстрелил в одно и то же место. Бегущий солдат скрючился в полупрыжке, словно волк, и рухнул в снег. В то же мгновение Корпалов почувствовал, будто кто-то огрел его палкой, короткий ствол стланика разлетелся в щепки, вокруг взорвался снег. Отступая в глубь леса, он увидел командира, тот, опираясь на лыжу будто на костыль, палил в него из автомата, который держал в одной руке.
Не чувствуя особого страха – лишь нечто вроде горечи поражения, Корпалов схватился за затылок в окрестностях шеи, но нашарил лишь порванную куртку и горсть утеплителя. Пенку под ним разорвало, но толстая подкладка осталась цела. Пуля лишь скользнула по плечу, пробив материю.
Вновь немного пробежав под прикрытием бурелома и нервно смеясь, он выполз в другом месте, не в силах дождаться, когда можно будет начать стрелять. Адреналин пылал в жилах, и Корпалов впервые в жизни ощутил упоение боем.
Солдаты перестроились, развернувшись в его сторону, и совершили все тот же маневр. Двое стреляют, двое меняют позицию – и так по кругу.
И тогда Корпалов понял, что до него все равно доберутся. С каждым обменом выстрелами солдаты оказывались все ближе. Их атаковали на открытом пространстве, но за все время отряд потерял лишь двоих. Если бы их противниками были профессиональные военные, все давно бы уже закончилось. Тем временем безжалостная экзекуция превращалась во все более отчаянную оборону. Только теперь Корпалову стало по-настоящему страшно. Отгоняя навязчивую мысль добежать до скутера и сматываться куда глаза глядят, он прижался щекой к дрожащему прикладу.
Послышались крики и смех. Корпалов понял, что его зовут. Солдаты ждали, когда он начнет стрелять, выдав себя.
– Ну, давай, сука! – отдалось эхом.
Иван внезапно выстрелил – раз, другой, третий. Вверх ударили облака снега, один из лежащих солдат дернулся всем телом и вскрикнул. На белой спине комбинезона появились красные полосы – только три. Иван был слишком далеко.
Они слегка сменили позицию.
Почти не целясь, Корпалов попал вскочившему солдату в самую середину спины. Тот подпрыгнул, совершив странный пируэт, и грохнулся в снег. Корпалов навел ствол на командира, которого больше всего опасался, и тщательно прицелился. Мимо. Лишь снежное облако взорвалось где-то за спиной врага. Пули били в стволы вокруг, кусок льда угодил в лицо.
Корпалов перезарядил оружие, яростно ругаясь, и снова прицелился. Ничего. Сухой треск пружины. Второй спусковой крючок. Ничего.
Господи, пистолет!
Пистолета не было.
Втиснувшись ползком под какой-то ствол и шаря трясущимися руками по карманам в поисках обоймы с патронами, Корпалов увидел, что противник поднимается в атаку. Их было трое. Того, который не пострадал, отделяло от леса не более двадцати метров, а легко раненный картечью в спину и командир с простреленной ногой прикрывали его оглушающим огнем. Сражаясь с затвором, Корпалов слышал, как пули то и дело с треском вонзаются в дерево, под которым он лежал, с визгом рикошетируя от кедров.
«Спокойно, Корпалов. Отпереть! Открыть! Вложить обойму! Вставить патроны! Вынуть обойму! Поправить! Еще раз! Закрыть! Запереть!»
Дерево, в которое попало полтора десятка пуль, буквально распадалось в щепки. Всё, конец. Еще одна смена, и до него доберутся. Только трое, но зато на одного. Он решил переползти в другую сторону и найти позицию для стрельбы. Расстояние было невелико, а у него имелся оптический прицел, и он мог стрелять дважды подряд. Оба раза нужно было попасть. Высунувшись, он тут же получил пулю в плечо. Удар швырнул его наземь, карабин полетел куда-то вправо, перед глазами вспыхнули кровавые круги. Боль обожгла плечо и бок будто кипяток. Перехватило дыхание.