– Тогда порви его на мне.
В Зоне нельзя было иметь ничего на окнах – ни занавесок, ни портьер, ни жалюзи. Обычай, который кальвинисты ввели в Амстердаме, вполне прижился в Осэкозе, где в его задачу входило оберегать женщин и детей от грубости мужчин. Чтобы Большой Брат всегда мог все видеть.
И потому, когда Норман бывал у Марианны, они обычно шли в постель вечером и гасили свет. Днем ложились на матрас на полу, под подоконником, или шли в ванную. Так было безопаснее.
Но не сегодня.
– Не хочу ждать до вечера. Хочу не на полу, а в кресле! И хочу тебя видеть. Видеть все время, Норман.
Он не сумел устоять.
– А теперь на столе! Желаю, чтобы ты взял меня на столе! – приказывала королева Леванта.
– С превеликим удовольствием, ваше высочество!
Потом они лежали на провалившемся диване. Принцесса жалась к нему и тихонько плакала.
– Как же мне тут все надоело!.. До чертиков! Какие же они тут все мрази! И почему я, дура, вернулась, почему? Может, в конце концов что-нибудь получилось бы…
Норман целовал мокрые щеки и гладил идеальную смуглую кожу, не вызвавшую никакого интереса на подиумах Парижа.
– Я хотела снова уехать, мне же не надо оплачивать учебу! Но мне все время отказывают. Подаю прошение за прошением – и каждый раз ничего. То одно не так, то другое. Потом я узнала, что нужно дать двадцать тысяч евро одному типу в комиссии по народонаселению. Где мне их взять? Я тут зарабатываю около ста… Могу сэкономить пятнадцать… Знаешь, сколько я отложила? Четыреста… Не сердись на меня, но я уже хотела переспать с тем типом, хоть он та еще мерзость, только оказалось… оказалось…
– Что случилось?
– Оказалось, что он ге-е-ей… Я больше не выдержу… Я не хочу здесь жить, Норман. Не хочу!
– Не говори так. – Он погладил ее по голове. – Я тебе помогу. Столько у меня с собой нет, но я дам тебе две тысячи. А когда снова приеду, привезу еще. И ты постепенно накопишь на взятку. А потом уедешь отсюда.
– Как же я тебя люблю… Но как мне тебе отда-а-ать…
– Где-нибудь там зацепишься, не обязательно же тебе быть моделью. И когда-нибудь вернешь.
Найдя брюки, он нашарил липучку на поясе, открыл длинный карман и выгреб последние тысячи. У него осталось лишь немного мелочи.
– Держи.
Она поцеловала его так, как будто должен был наступить конец света.
Внезапно она ни с того ни с сего заторопилась, требуя, чтобы он оделся, – будто ее обухом по голове огрели. Она бегала вокруг него голая, в окружении развевающихся волос, а потом снова поцеловала и прошептала:
– Прости.
А затем чуть ли не пинком выставила за дверь с сумкой в руке и в одном ботинке.
Норман присел на лестницу и начал зашнуровывать второй ботинок, когда услышал, как внизу в подъезд вошла какая-то большая компания. Ему это не понравилось. Он взглянул вдоль коридора, но спрятаться было негде. Что бы ты ни делал, даже если просто идешь по лестнице, лучше, чтобы никто этого не видел.
В конце концов он пожал плечами и начал спускаться. Ну, разминется с кем-то, что, собственно, такого?
Однако этажом ниже вдруг открылась дверь, и Нормана схватили сзади за воротник, после чего рывком затащили в квартиру. Чья-то рука заблокировала ему локти, ладонь зажала рот.
На лестнице за дверью слышался топот множества тяжелых ботинок.
– Сейчас я тебя отпущу, – услышал он возле уха шепот Аммиака. – Молчи. Не кричи и не делай глупостей. Понял, Викинг? Это я. А это квартира моей тетки.
Норман с трудом кивнул головой, которую будто сжимали кольца удава. Захват ослаб.
– Идем, – прошептал Аммиак. – Вдоль стены, не показывайся в окне.
Они вошли в заполненную книгами комнату. Аммиак встал за спиной Нормана и протянул старый театральный бинокль.
– Дом напротив. Пятое окно слева, самый верхний этаж. Видишь?
В глубине комнаты напротив две молодые женщины снимали со штатива маленькую цифровую камеру с большим объективом.
– Теперь посмотри вниз.
У входа стояли два угловатых фургона цвета закопченной жести, с красными лабрисами на дверцах.
– Ты давал Марианне деньги? Какие-нибудь подарки? Давал, дурень ты сентиментальный?
Норман молча кивнул.
– Так вот – это проституция, дурачок. В последнее время постоянный ее номер.
На лестнице послышался топот, крики и какой-то грохот. И разъяренный женский голос, заглушивший душераздирающие рыдания Марианны:
– Ты его предупредила! Предупредила, сраная патриархальная шлюха!
Норман рванулся, но рука Аммиака опустилась ему на плечо, стиснув его будто тисками.
– Стой, дурень! Они ничего ей не сделают. Она жертва патриархата. Самое большее получит пару раз по морде. Но ты воспользовался проституцией. Если до тебя доберутся, ты никогда отсюда не уедешь.
С лестницы доносились топот подошв, треск раций и команды.
– Не мог же он исчезнуть! Проверить улицу. И обыскать квартиры! Сверху! Быстрее, суки! Найти мне эту свинью!
– Тетя, как можно отсюда выйти?
– Через кухню. На карниз, оттуда на крышу киоска и по-быстрому между гаражами. Там есть такой промежуток на полметра. Нужно перебежать на другую сторону ограды, и выйдешь во второй двор. Из нашего ничего не видно. Только быстро, пан Викинг. Я вам открою окно!
– Слышал? В тот двор, а потом иди через садовые участки в лес. Кое-кто хотел с тобой встретиться. Возле бункера, помнишь? Иди, не беги! И не возвращайся к матери! Я ей потом все объясню, понял? К бункеру подходи, насвистывая «Шенандоа». Соображаешь? Тогда проваливай! И сумку забери!
– Аммиак, я…
– Неважно, Викинг. Не расклеивайся. С Богом, брат.
– С Богом, друг.
Все было как во сне. Вкус штукатурки, жгучие ссадины на коже, горячий рубероид на крышах гаражей, потом тесный, воняющий мочой и смолой коридорчик между двумя бараками. И страшный, дикий выброс адреналина. Свет стал ярче, цвета контрастнее, а размазанные картины перед глазами вдруг вспыхнули резкой мозаикой подробностей. Песчинки под ногами. Отблески солнца в окнах. Белое небо. Оказавшись под прикрытием одичавших садовых участков, он не смог удержаться и побежал.
Небольшой бункер стоял в нескольких сотнях метров в глубине леса, вдали от тропинок, от выгуливающих собак людей, от велосипедистов. Когда-то они приходили сюда послушать радио из-за пределов Зоны, выпить пива или просто поболтать, вдали от пугающего мира взрослых. А повзрослев сами, сохранили тайну, подозревая, что этот неглубокий цейхгауз, торчавший из земли словно бетонный гриб на склоне поросшего орешником оврага, может еще пригодиться.
На его свист ответили лишь со второго раза. Изнутри бункера.
Внутри сидел на песке мужчина в черной толстовке с натянутым глубоко на лоб капюшоном. Он курил и молчал. Огонек сигареты высвечивал в темноте острый нос и похожие на пустые черные провалы глаза.
– Викинг…
– Конь…
– Два дела, – сухо и деловито сказал Конь. Когда-то он был журналистом, настоящим оратором. Теперь же говорил так, будто диктовал телеграмму. – Я видел твоего зятя. Тогда он еще был жив. Он работает в секретном исследовательском центре по перевоспитанию. В Зоне номер двадцать. Не знаю, где это. Когда нас туда везли, у нас были мешки на головах. В каких-то лесах. Похоже на старый полигон. Я с ним не разговаривал. Не знаю, жив ли он сейчас. Шансы, что вернется живым, невелики, но они есть – я же вернулся. Из таких центров обычно возвращаются, но этот особенный. У меня дурные предчувствия. Твой зять был каким-нибудь инженером?
– Промышленным химиком. И притом хорошим. Кажется, технологом.
– Плохо. Второе дело. Смотри.
Он протянул Норману кусок грубой хлопчатобумажной ткани. Зеленой.
– Тряпка… – пробормотал тот.
– Да, тряпка. Теперь смотри. – Конь достал перочинный ножик и, положив тряпку на камень, отрезал узкую ленточку шириной в пару миллиметров. – У тебя есть телефон?
– Есть, но тут не ловит…
– Неважно. Погоди… – Конь взял тряпку и аккуратно упаковал ее в жестяную трубочку из-под сигары «Панч». – Запомни, Викинг. Она должна лежать в металлическом контейнере. Экранированном. Понимаешь?
– В металлическом контейнере, – тупо повторил Норман.
– Теперь идем.
Они спустились на дно оврага и какое-то время шли вдоль русла высохшего ручья, между замшелыми камнями.
– Здесь. – Конь присел и закопал отрезанный клочок ткани в горку песка. – Идем за те камни. Сядь и пригни голову.
Три больших камня образовывали уютный уголок, закрытый со всех сторон.
– Телефон. – Норман достал свой наручный аппарат из кармана куртки и протянул Коню. Тот взял его и заменил карту на другую, которую достал из своего кармана. – Теперь включи телефон и набери этот номер. – Он дал Норману карточку размером с визитку.
Норман защелкнул аппарат на запястье и, включив, подождал, пока на внутренней стороне ладони высветится клавиатура. Он приставил большой палец к уху, но сигнала не было.
– Нет такого номера, – сообщил он.
– Разъединись, – сказал Конь. – Теперь набери второй номер и держи рот открытым.
Внезапный грохот обрушился на Нормана подобно удару бича. Он увидел вспышку оранжевого огня на камнях, а потом спрятал голову. Сверху долго сыпались гравий, песок и ветки. С деревьев, пронзительно крича, сорвалась стая перепуганных сорок. Вместо груды песка на дне оврага зияла солидных размеров воронка с выжженными серыми краями.
– Видел, сколько было той тряпочки? – говорил Конь, когда они возвращались в бункер. – Клочок. А теперь представь, на что способны штаны. Или куртка. Пока ее не приведешь в боевое состояние, это обычная материя. Клонированный хлопок и неопасные добавки. Называется «фибрекс а-девять». Они не сами это придумали, но производят. И продадут любому, кто не любит западную цивилизацию. Никакой контроль ничего не обнаружит. Пока не отправишь первый сигнал, это просто тряпка. Ты получишь образец материи в коробочке, карточку и оба телефонных номера. Эту дрянь делают в Зоне Поморье-двадцать. Старый полигон. Ты должен это кому-то показать. Запомнишь?