«За победу!»
«Хватит этого кривлянья», – подумал какое-то время спустя Рейнхардт, решив ускользнуть отсюда и вернуться на подлодку. Одновременно шла погрузка провианта и боеприпасов, в срочном порядке ремонтировались самые серьезные повреждения, двадцать человек из носового отсека поспешно паковали вещмешки – суматоха еще та.
Где-то на полпути к выходу его поймал слегка пьяный Висманн и с ходу начал хватать за пуговицу. Рейнхардт терпеть не мог подобных типов с липкими ручонками. Его так и подмывало врезать прямо в эту крокодилью челюсть.
– Вы выполнили приказ?
– То есть?
– Среди команды не может быть расово нечистых элементов. До третьего поколения… Только чистая кровь. Это очень важно.
На фоне всеобщего шума его было плохо слышно.
– Я сократил команду, в соответствии с приказом, – уклончиво ответил Рейнхардт.
– Да… сократить. Никаких помесей. Только арийцы. Истинные. Как называется ваш корабль?
– Никак не называется. Это подводная лодка «У-семьсот восемьдесят». Позывной – У Эль Эф.
– Значит, «Ульф»? «Ульф», то есть волк по-древнегермански. Превосходно. Господа, за успех корабля «Ульф», который принесет нам всем желанную победу! За операцию «Гёттердеммерунг»[26]! Хайль Гитлер!
Все встали, кто-то сунул в руку ошеломленному Рейнхардту рюмку коньяка.
«Значит, вот как выглядит в абвере высшая степень секретности, – мысленно констатировал он. – Я сдамся. Все это не имеет никакого смысла. Сдамся первому встреченному эсминцу и поеду в Канаду корчевать лес. Старик пусть удавится… Эту войну ведут имбецилы. Мне жаль моего времени. Дамы и господа, нас обманули», Он подошел к столу, ища Риттера, и обнаружил того беседующим с певицей и Фордингером.
– Как же я вам завидую, – говорил Риттер. – Мне тоже очень хотелось бы встретиться с фюрером лично.
– Но, господин капитан, – кокетничала дива, – когда мы вернемся, я даже не сомневаюсь, что он лично вас примет! Вы даже не знаете, как много от этого зависит. Мы…
– Покорнейше извиняюсь, мадам, – сказал Рейнхардт. – Господин капитан, прошу разрешить мне вернуться на корабль. Мне нужно проследить за работами на борту и приготовиться к выходу в море.
– Что?.. Ах да, Рейнхардт. Приготовиться. Верно. Разрешаю.
– Вы уже нас покидаете, герр обер-лейтенант?
– Увы. От всей души советую вам также подготовиться к отплытию и подняться на борт не позже чем через два часа.
Стармех выглядел как призрак отца Гамлета. С подвернутыми рукавами, по локти измазанный машинным маслом, следы которого виднелись даже на светлой бороде, со слипшимися от пота волосами, он сидел у ограждения дизеля и безучастно вытирал руки тряпкой.
– Аккумуляторные батареи и электростанция в порядке, – устало сказал он Рейнхардту. За его спиной механики собирали инструменты и куски проводов, с грохотом устанавливали на место блестящие решетки. – Штуцеры шноркелей и приводы в порядке, протечки главного коллектора за водомером заделаны, два опреснителя в порядке, подшипники вала укомплектованы, уплотнительные кольца заменены, повреждение корпуса над балластной цистерной заварено. Можно ехать. Остались кое-какие мелочи, но их мы можем спокойно залатать по дороге. Горючее у нас есть. А как там наверху?
– Спасибо. – Рейнхардт протянул ему бутылку пива.
Старший механик с благодарностью ее принял и одним движением открыл о болт двигательного блока. Пиво хлопнуло как шампанское, крышка куда-то отлетела, со звоном срикошетировав будто пуля. Стармех поднялся, нашел упавший кусочек жести и отправил его в ведро с использованным маслом. Он пил залпом, пена впитывалась в его бороду, и видно было, как размеренно движется худой кадык.
– Двое кретинов, похоже, из абвера, четверо бычков прямо с арийской племенной фермы и оперная певичка. Все это стадо мы должны везти куда-то в океан. Не знаю, куда, и не знаю, зачем. Надеюсь, что поставлена задача где-нибудь их утопить.
– Певичка? – недоверчиво переспросил стармех.
– Оперная, – печально кивнул Рейнхардт. – Два метра роста, крашеная блондинка, носа нет, глаза как у коровы и сиськи как понтоны. Глупая как баварские подштанники. Старик в восторге.
– Всё интереснее и интереснее.
На центральном посту стало тесно. Цепочка матросов с вещмешками в руках толпилась у выхода, остальные тем временем все еще носили ящики с консервами и сушеной колбасой, у шкафчиков возле радиопеленгатора, пугавших путаницей проводов, возились электрики. Рейнхардт старался не мешать. Он сидел в офицерской кают-компании, потягивая яблочный сок из бутылки, и ждал, когда хаос превратится во что-либо осмысленное.
– У нас теперь торпеды во всех аппаратах, но никакого запаса, – говорил второй помощник, прихлебывая предложенное ему пиво. – Боеприпасы для пушек мы вообще не брали, у нас полный комплект. Два носовых отсека свободны, а поскольку запаса торпед нет, не придется с ними возиться, так что, в общем, неважно. Можно выстреливать электропуском. Мы списали семнадцать человек. Будем ставить три вахты, как-нибудь получится. Если не придется вести обычных атак, то вообще без проблем.
Матросы на центральном посту наконец двинулись наверх, а потом по сброшенной им с борта «Оксфольта» сетке. На борту подлодки тотчас же послышались крики:
– Не забывайте писать, везунчики чертовы! Засади своей старухе и за меня разок! Держать там койки готовыми к бою, пока не вернусь! Привет холодным норвежкам! Разогрейте их как следует!
– Счастливчики, – пробормотал второй помощник.
– Как посмотреть… Холод, паршивая жратва, налеты. Сам уже не знаю, где хуже. Видели, как нас снабдили? Свежие сыры, фрукты, колбаса, консервы…
– Я видел даже русскую икру, паштет и лосось в банках. Где они это откопали?
– Это скорее для пассажиров. Вряд ли стоит рассчитывать, что мы увидим нечто подобное на столе в кают-компании.
Наверху рубки послышались шаги и женский смех.
– Какой он маленький! Совсем крошечный!
– Это она про корабль? – спросил кто-то в унтер-офицерской кают-компании, кажется, Фангхорст.
– Нет, про твой хрен!
– Да заткнись ты, старый боров, ни с кем тут толком не поговорить!
Вздохнув, Рейнхардт глотнул сока.
На мостике снова раздалось пискливое хихиканье, потом возглас: «Нарекаю тебя! Нарекаю тебя… именем Нибелунг!» А потом звон бьющегося о борт стекла. Второй помощник невольно поморщился:
– Что это было?!
– Вероятно, бутылка из-под шампанского. Надо полагать, ужин уже закончился.
Очередной раздавшийся наверху звук в первый момент вызвал ассоциацию с тревожной сиреной. Безучастно сидевший на своем посту акустик внезапно сорвал с головы наушники и вскочил:
– А это еще что?!
– Ария. Похоже, «Кольцо нибелунга» Вагнера.
Второй помощник бросил пилотку на стол и помассировал лицо.
– Что тут вообще происходит? Во что мы ввязались?
Ведущий на центральный пост люк открылся, после чего появилась стройная нога в дамской туфле, затянутая в шелковый чулок со швом, и пола шубы. А потом раздался смешок.
– Как тут тесно! Осторожно, а то я каблук сломаю! Ой! Тут все железное!
Пока мадам Левенганг карабкалась по трапу, все присутствующие на центральном посту как один молча уставились наверх. Даже акустик повернулся на своем сиденье. Одетая в длинную шубу певичка, уже стоя на палубе, морщила нос, будто разозленный пекинес.
– Фу! Нужно тут проветрить! Кошмар! Мой саквояж не поместится! Нужно забрать мой саквояж!
Действительно – не только ее саквояж, обитый кожей и стянутый кожаными ремнями, но и четыре солидных сундука, похожих на ящики для боеприпасов, не имели никаких шансов поместиться в люке.
Поднявшись наверх, Рейнхардт оценил груду багажа.
– Тащите все это в загрузочный люк торпедного отсека! И поживее!
– Осторожно!
– Уж я за вас возьмусь, мальчики! – доносилось снизу. – Будете теперь обедать с цветами на столе!
На мостике и центральном посту снова стало тесно, хаос достиг апогея. Пассажиры протискивались через переборки на нос, Ева потеряла равновесие и, пискнув, уселась на койку в кубрике мотористов, приземлившись какому-то матросу на колени. Четверо одетых в черное арийцев молча проталкивались вперед, волоча за собой вещмешки. Кто-то споткнулся о штормовой порожек в унтер-офицерской кают-компании, опрокинув бутылку с соком в чью-то постель. На центральный пост протиснулся Риттер и встал посередине, величественно опираясь об ограждение поста радиопеленгаторов и мешая каждому пытавшемуся куда-либо пройти. Первый рулевой пробрался на свое место.
– Приготовиться отдать швартовы! Убрать кнехты! – кричал на мостике Рейнхардт. Небо на горизонте уже розовело, брезжил рассвет. Борт стоящего рядом корабля превратился в смолисто-черную массу.
А потом мир в одну секунду перевернулся вверх ногами.
Сперва раздался рев сирены на рубке, почти прямо в ухо, затем крик Риттера: «Тревога! Воздух!» Рейнхардт от неожиданности даже присел. Рявкнув: «Отдать швартовы!» – он беспомощно окинул взглядом небо, но увидел лишь черную массу неподвижного «Оксфольта», нависавшую над ним как горный склон. Матрос на нижней палубе сбросил швартов с последнего кнехта и побежал к погрузочному люку. Рейнхардт еще раз бросил взгляд на нос и корму, убеждаясь, что все люки закрыты, и съехал в глубь рубки, захлопнув люк и повернув рукоятку замка в тот самый момент, когда лодка уже ушла под воду.
– Все на нос! Экстренное погружение!
Где-то впереди раздался возглас Евы: «Ай! Вы мне на ногу наступили!» – и нервный топот. Рейнхардт схватился за ограждение планшетного стола. По палубе с грохотом покатилась какая-то бутылка.
– Радиопеленгатор, пеленг?
– Ничего не было, – ответил оператор. – Вообще ничего. Либо «Оксфольт» его заслонил, либо ложная тревога.
В это мгновение океан содрогнулся от мощного взрыва. Короткий зубодробительный удар, а затем ряд прошедших через киль лодки вибраций. Замигал свет.