Знаю девятое,—
если ладья
борется с бурей,
вихрям улечься
и волнам утихнуть
пошлю повеленье…
Рейнхардт стоял будто окаменев, бледный как мел, вцепившись в волнорез. Солдат перед ним молча передернул затвор автомата и слегка поднял ствол.
Позади его «братья» столкнули с палубы первую жертву и повалили второго несчастного. Не веря собственным глазам, Рейнхардт смотрел, как матрос погружается в пенящуюся изумрудную воду, а вокруг него растекается похожее на дым темное пятно.
– Bastard! Fucking nazi bastard! – крикнул третий пленник, но один из блондинов быстрым движением ударил его дулом автомата в лицо, после чего наступил лежащему на спину.
Одиннадцатым
друзей оберечь
в битве берусь я,
в щит я пою,—
побеждают они,
в боях невредимы,
из битв невредимы
прибудут с победой…
Рейнхардт стоял не шевелясь, пока резня не подошла к концу. Ева несколько раз пошатнулась, и ее стошнило через релинг. Фордингер собрал часть крови в чашу, после чего, удерживаемый за пояс одним из четверняшек, подошел к рубке и начал рисовать на ней такие же зигзагообразные знаки, как и на своих камнях.
Отвернувшись, Рейнхардт провожал взглядом третьего матроса, который тонул в положении сидя, когда вдруг заметил краем глаза блеск металла. Риттер с непроницаемым каменным лицом убирал в кобуру свой пистолет. Пистолет из капитанского сейфа.
– А теперь плывите! – крикнул Фордингер, задирая голову к мостику. – Не погружайтесь и плывите точно на север.
– Справитесь, Рейнхардт? – процедил капитан.
– Яволь! – не своим голосом ответил Рейнхардт. Теперь он с немалой радостью шел в надводном положении. Честно говоря, ему ничего так не хотелось, как самолета королевских ВВС или эсминца.
– Чиф, – сказал он вполголоса четверть часа спустя, – найдите среди своих сокровищ спирт для консервации торпед и налейте мне на три пальца в пустую бутылку. Потом долейте лимонного сока с ложкой меда и пришлите мне на мостик. Только чтобы никто не видел, особенно доктор.
– Что там случилось?
– Вряд ли вам захочется знать. Казнь. Но обойдемся без подробностей. Этот корабль во власти безумцев.
– Как и весь мир, герр обер-лейтенант. До вас еще не дошло?
Он вышел на мостик, приказав держать курс на север, и остался там, опершись о волнорез, попыхивая трубкой и прихлебывая из своей бутылки. Честным было только море. Жестоким, но искренним и честным, как всегда. Рейнхардт смотрел на волны и время от времени оглядывал горизонт. А потом опускал бинокль на грудь и делал еще глоток.
– Ну, давайте, boys, – пробормотал он. – Как раз когда вы нужны – вас нет. Давайте. Я здесь. Как на ладони. Можете раздолбать океанскую «двадцать первую». Волка Атлантики.
Но горизонт был пуст. Ни низко летящего «хадсона», ни приземистого «галифакса», ни рассекающего волны акульего носа эсминца. Ничего.
Рейнхардт подумал, что, поскольку у него полные резервуары горючего, он мог бы попросту сбежать. Сбежать от этого кретинского мира, от одержимых диктаторов, надменных премьеров, одуревших генералов и их паршивой войны. Стать обычным пиратом. Вывесить «Веселый Роджер» на антенной мачте и идти, куда захочется. На Карибы или на Кубу. На борту остались шесть торпед и в избытке боеприпасов. Он мог бы с легкостью терроризировать небольшой порт и потребовать топлива или провизии. Или грабить транспортные суда, вместо того, чтобы бездумно их топить. В его распоряжении был самый совершенный из когда-либо построенных кораблей. Под водой Рейнхардт мог насмехаться над самыми тяжелыми штормами и плыть хоть на край света. Кто мог бы ему помешать?
– Тоже мне, немецкий Немо нашелся, – пробормотал он себе под нос, но мысль ему понравилась. Собственно, почему бы и нет? Что ему терять? Нужно лишь выбросить в океан Старика и ту банду сумасшедших, что хозяйничала на его корабле, и – гуляй, душа! Ведь это куда разумнее, чем дать себя потопить в кретинской, проигранной войне.
Когда-то, в самом начале, ему казалось, будто он знает, за что сражается. Они намеревались вернуть утраченное достоинство, отобрать силой то, что принадлежало им по праву, а заодно поджечь протухший мир и построить на пепелище нечто лучшее и более осмысленное. Опираясь на логичную немецкую цивилизацию. На Шиллера, Юнга, Планка, Хайдеггера. Однако от этих планов давно уже ничего не осталось. Рейнхардт прекрасно понимал, что все это была лишь романтическая чушь. Да, сжечь и разрушить удалось очень многое, но взамен они ничего не создали. А если даже что-то и построили, то уж точно ничем не лучше того, что было уничтожено, – нечто чудовищное и бессмысленное, подобно раковой опухоли. Теперь, как и все, он стал лишь исполнителем приказов обезумевшей машины, которую никто не мог остановить, а потому чувствовал себя полностью выжатым и изгаженным с головы до ног.
Мостик дрожал от вибраций, нос рассекал волны, субмарина шла на север. Рейнхардт смотрел на воду, на небо и старался ни о чем не думать.
Сперва ему показалось, что отблеск впереди по курсу – горящий танкер. Потом, подойдя ближе, он решил, что это полярное сияние. Однако радужное свечение, вместо того, чтобы оставаться на горизонте, приблизилось, разлившись вдоль обоих бортов. Рейнхардт остолбенел. Небо и вода переливались разноцветными отблесками, отбрасывавшими цветные пятна на мостик, корпус подлодки и бледное ошеломленное лицо офицера – от царственно-пурпурных и фиолетовых до тепло-красных. Задрав голову, он онемев наблюдал за происходящим. Рейнхардт понятия не имел, что это, но оно было прекрасно. «Я доплыл до края радуги? – восторженно подумал он. – Догнал полярное сияние? Край горизонта?» Люк приоткрылся, и в нем возникло лицо Висманна.
– Доложите, когда увидите нечто странное.
– Как раз сейчас вижу, – буркнул Рейнхардт. Люк откинулся.
– Что?! Почему вы ничего не… Невероятно! Это Биврест! – Висманн на мгновение скрылся, и стало слышно, как он орет на центральный пост: «Мы доплыли! Мы плывем по Радужному мосту! Нам удалось! Это уже Биврест! Чудесно!»
– Держите курс! – кричал кто-то рулевому. – Не сворачивайте даже на миллиметр!
На мостике стало тесно. Оба оккультиста приплясывали и хлопали друг друга по спине, палубная команда ошеломленно таращилась на сотканные из разноцветного света узоры вокруг корабля, и только Рейнхардт чувствовал себя так, будто у него что-то украли.
Явление, которое Висманн назвал Радужным мостом, напоминало скорее туннель, и продержалось еще полчаса.
Потом оно осталось позади и рассеялось. Корабль плыл сквозь ночь. В конце концов Рейнхардт промерз до костей и понял, что не может навсегда поселиться на мостике. Назначив вахтенных, он спустился под палубу.
Подали праздничный ужин. Накрытый скатертью стол, консервированная говядина с капустой, свежий хлеб и соленые огурцы. Капитан, к счастью, праздновал в носовом отсеке вместе с гостями. Рейнхардт ел, уставившись в тарелку и сражаясь с всеохватывающим желанием напиться. По-настоящему. Без всякого льготного тарифа.
– Есть возможность определиться по звездам! – крикнул кто-то с мостика.
– Поешьте сперва спокойно, – сказал старпом, увидев, что второй помощник уже стоя смахивает последний кусочек мяса с тарелки и набивает рот капустой. – К чему такая спешка?
Он решил засесть в своей каютке и спокойно осушить фляжку мартеля, которую ему подарили во время ужина на «Оксфольте». Второй помощник с секстантом под мышкой вскарабкался по трапу на центральный пост, продолжая жевать.
– Не знаете, что дальше? – спросил стармех.
– Не знаю. Мы дошли, куда хотели, видели странное сияние, а теперь нам велели держать курс на север. Значит, через пару дней мы дойдем до границы плавучих льдов. Дальше в любом случае не удастся. Сможем тогда спеть «Дойчланд юбер аллес» и возвращаться домой.
– Господина старшего помощника просят на мостик!
Вздохнув, Рейнхардт взял с ящика с картами свою тяжелую куртку.
– В чем дело?
– Лучше сами посмотрите!
– Господин Вихтельман, здесь не именины у тетушки, а подводная лодка! Мне вас учить, что должно содержаться в докладе? Что это за игра в угадайку?
– Так точно, герр обер-лейтенант. Докладываю, что навигационные измерения невозможны из-за отсутствия известных созвездий!
– Вы что, пьяны, господин второй помощник, или шутить изволите?
– Хотелось бы, герр обер-лейтенант!
Рейнхардт вышел на мостик и замер, задрав голову. Все стоявшие там матросы тоже молча смотрели в небо.
Звезды были большие, разноцветные и совсем в других местах. Некоторые отчетливо перемещались, плавно описывая невероятные извилистые линии.
Моряки долго смотрели на них и молчали.
– Запишите в бортовом журнале, господин второй помощник, – наконец сказал Рейнхардт. – Определение положения по звездам невозможно из-за отсутствия видимости. Мы ничего не видели, господа. Не знаю, что это, но мы этого не видели.
– Но… это же… небо, господин старший помощник, – в отчаянии пробормотал кто-то. – Что за хрень?
– Я тоже ничего не понимаю. Какая-то оптическая иллюзия, только и всего. Вроде фата-морганы. Продолжайте нести вахту и не обращайте внимания. Смене сразу скажите, что это иллюзия, характерная для полярных регионов. Обозначьте местоположение по счислению.
Суша появилась на следующий день после завтрака, как раз в тот момент, когда Рейнхардт стоял под душем и тер себя мылом для морской воды. Естественно, никакой суши тут быть не могло. Предыдущая точка, до которой они добрались вчера, имела вполне обычные координаты – просто некий пункт посреди пустоты, – после чего они шли точно на север.
– Что это все значит, доннерветтер?! – ворчал он, сражаясь со штанами. – Гренландия, что ли?! Господин Вихтельман, что у нас вообще с навигацией?! Откуда тут суша? Где мы?