– Что?!
– Главный гирокомпас и вспомогательные компасы могли испортиться, поскольку они электрические. Но классический компас показывает в точности то же самое. Вот только солнцу это никак не соответствует.
Оба покачали головами и снова посмотрели на карту.
– Собственно, мне бы хотелось увидеть какого-нибудь «томми». Что-нибудь нормальное. Корабль, самолет. По крайней мере, я мог бы надеяться, что все же не сошел с ума. Такое впечатление, будто все это мне снится.
На рассвете поднял панику дежурный акустик, который не мог толком сообщить, что происходит. Речь шла не о вражеском корабле или о чем-либо ином, что он мог бы опознать. Слышался шум. Мощный, протяжный и неудержимый, подобный звуку падающей воды.
Рейнхардт забрал у него наушники и какое-то время сам стоял, склонившись над пультом, с глупым выражением лица прижимая один наушник к уху. Наконец поднялся на мостик.
– Стена тумана прямо по курсу, герр обер-лейтенант! – доложил вахтенный. – По всему переднему периметру!
И действительно, субмарина двигалась прямо к простиравшейся на всю ширину моря стене белой мглы, к которой они отчетливо приближались.
– Не нравится мне это, – проговорил Рейнхардт. – Стоп машина!
Размеренный рокот дизелей сменился звуком холостого хода, но подлодка продолжала идти с той же скоростью и даже чуть быстрее.
– Оба назад! – крикнул Рейнхардт. За кормой забурлило, но субмарина продолжала лениво плыть вперед.
– Что-то нас тащит, – сказал Вихтельман. – Какое-то течение?
Рейхардт спустился на центральный пост.
– Поднять перископ! На всю высоту!
Раздался визг мотора, труба перископа выдвинулась высоко над рубкой. Развернув фуражку козырьком назад, Рейнхардт приник к раковине окуляра.
Несколько мгновений спустя он отшатнулся, бледный как мел.
– Полный назад! На пределе мощности!
– Что там?
Рейнхардт поднялся с сиденья перископа.
– Конец света. Мы достигли горизонта. Не верите – сами посмотрите. – Он помчался по лесенке на мостик.
Море в самом деле заканчивалось, будто отрезанное ножом, а вода переливалась через край и падала в пустоту, поднимая тучи водяной пыли. Так было вдоль всего горизонта – огромное полушарие неба и гигантский водопад от края до края.
Завывали двигатели, за кормой кипела вода, поднимались клубы черного дыма.
– Разворот! Курс сто! Полный вперед! – кричал Рейнхардт в интерком.
Корабль, дрожа, будто больной лихорадкой конь, начал сворачивать, но по какой-то неестественно широкой дуге.
– Левый – малый вперед, правый полный! – орал Рейнхардт.
– Не успеем, – прошептал кто-то.
– Ерунда! Идем!
Наконец они развернулись кормой к пропасти, и Рейнхардт приказал дать полный вперед. Корабль двинулся с места, но казалось, будто с каждым оборотом винты вращаются все медленнее.
Двигатели ревели, но субмарина замедляла ход.
– Господин обер-лейтенант, это поверхностное течение! – крикнул стармех. – Уйдем под водой!
– Экстренное погружение! – не раздумывая рявкнул Рейнхардт. – Быстро! Под воду!
Течение отпустило их лишь на глубине в сто пятьдесят метров, и они постепенно освободились. На это ушел почти час, в течение которого они сидели молча, глядя на циферблат лага, заламывая пальцы или с силой вонзая взгляд в спину рулевого, который выглядел так, будто толкал корабль силой собственной воли.
– Может, лаг просто течение крутит? – прошептал второй помощник.
Рейнхардт покачал головой:
– Нет. Мы бы уже свалились. Движемся!
Полный энтузиазма вопль едва не взорвал субмарину. Лишь Рейнхардт неподвижно сидел в кают-компании, глядя, как матросы хлопают друг друга по спине, обнимаются и пляшут на решетках пола.
– Мы движемся в противоположную сторону, – сообщил он, дождавшись, когда все успокоятся. – Назад в Асхейм.
Всеобщая радость угасла.
– Где старший матрос Френссен?
– У торпедистов.
– Давайте его сюда!
Френссен был искренне убежден, что его ждет запоздалый разнос за приступ паники на мостике, и шел как на казнь. Глядя на его мальчишескую физиономию, Рейнхардт почувствовал себя до ужаса старым и уставшим.
– Френссен, сядьте со вторым помощником в штурманской и расскажите ему все, что слышали от своей бабушки. Возьмите бумагу и постарайтесь составить карту этого самого Асгарда.
– Господин обер-лейтенант, ведь это всего лишь сказки! Впрочем, тогда я был маленький, и…
– Исполняйте приказ, обер-матрос Френссен! Не забывайте – вы единственный знаете, что тут происходит!
– Яволь! Есть… составить карту Асгарда…
– Знаете, что мне это больше всего напоминает? – спросил стармех за ужином.
– Гм?
– Одиссею.
Рейнхардт покачал головой:
– Для нас все намного хуже. Одиссей мог плавать под парусами хоть двадцать лет, но нам нужно горючее.
– По словам нашего юного датчанина, Френссена, ключом является тот «радужный мост». Будто бы он соединяет миры.
– Мы пошли именно туда, где он был. Но он исчез. – Рейнхардт намазал кусок хлеба паштетом. – Теперь мы будем блуждать среди каких-то карликов, ванов и асов, пока кто-нибудь из них нас не прикончит, или у нас не закончится горючее. Карта Френссена не дает нам особого выбора. Может, вы хотели бы отправиться в Альвхейм, где живут карлики, светлые альвы, покровители животных, или, может, черные альвы-кузнецы? Или, может, в Ётунхейм, где живут… – он взглянул на листок, – ледяные гиганты? Не хотите побывать в Железном лесу? А может, на берегу Мертвых? Там наверняка настоящий курорт. – Он откусил большой кусок и снова с сожалением покачал головой. – Я беспокоюсь за людей. Не каждая психика выдержит подобное. Сегодня у унтер-офицера Флике поехала крыша. Он хотел вскарабкаться на рубку и прыгнуть за борт. Пришлось его связать. Теперь он лежит в торпедном отсеке. Доктор дал ему какие-то порошки, но это может оказаться заразным.
– А почему на нас не действует?
– После почти шести лет войны? Мне кажется, я повидал куда больше идиотизма. Я выгорел. Ничто меня больше не удивляет. Мне даже не хочется удивляться. Только и всего.
– Во всяком случае, в этой Вальхалле нам, похоже, искать нечего.
– Вас это удивляет? Не успели мы появиться, как устроили на дереве виселицу, после чего организовали гитлеровскую мини-сходку. Такова наша визитная карточка. Вы бы стали с такими разговаривать?
– Что значит – акустик слышит зов о помощи? – терпеливо спросил Рейнхардт маата с центрального поста. – Под водой?
– Я лишь повторяю его доклад, господин обер-лейтенант.
Рейнхардт выбрался из койки и направился наверх, надевая на ходу рубашку.
– Кто-то зовет по-немецки, господин командир! Кричит, что ужасно страдает.
– Покажи! – Он надел наушники и недоверчиво покачал головой. – Пеленг?
– Азимут двадцать пять.
– Курс двадцать пять! Посмотрим, в чем дело. Рулевой, идти в соответствии с указаниями акустика. Я пошел наверх. Если что изменится – докладывайте.
Подлодка покачивалась на невысоких волнах, было пасмурно и холодно.
Берег показался через полчаса, прямо перед носом. Темно-коричневая полоска на горизонте, потом все более отчетливые зубцы скал, белые как сахар ледники и снежные сугробы. Рейнхардт взял микрофон.
– Земля по курсу! Эти… голоса все еще слышны?
– Все отчетливее, герр обер-лейтенант.
Они встали в дрейф метрах в двухстах от скалистого берега. Крик уже четко слышался без помощи аппаратуры – хриплый, протяжный, полный страданий, но мощный.
На мостик вышел второй помощник, неся кофе и жуя хлеб с колбасой.
– Вам это не кажется странным? Зов о помощи по-немецки? Здесь?
– Не могу оценить, господин Вихтельман. А летающая голая баба вам не кажется странной? Что тут вообще считать странным?
– Входим в залив?
– Да. Прикажите артиллеристам занять места у пушек.
Узкая, окруженная скалами бухта была достаточно глубока, чтобы туда могла войти подлодка, но они шли как можно осторожнее. Обе башенки поворачивались от борта к борту. На боевом мостике обер-маат Литцманн вставил в пулеметы барабаны с патронами, лязгнул затвором и взялся за обшитые кожей рукоятки. Было тихо. Крик прекратился. Офицеры застыли с биноклями у глаз, просматривая каждый сантиметр скалистого берега. Закричала чайка. Кусок ледника с треском оторвался и съехал в воду.
– Что это за звук?
– Трескающийся лед, господин обер-лейтенант. Лед так скрипит. Он тает и сейчас снова где-нибудь оторвется.
– Но где?
Скрип и треск усиливались, пока они не увидели где. Кусок ледника покрылся трещинами, но вместо того, чтобы отвалиться, поднялся, открыв стекловидное, серебристо-белое лицо величиной с фасад небольшой ратуши – неприятное, дикое, с вытаращенными глазами, пылавшими холодным ацетиленовым огнем, и с полной двухметровых клыков оскаленной пастью. На палубе наступила гробовая тишина. Чудовище, сидевшее до этого на корточках на берегу, начало вставать и выпрямляться, с треском и скрежетом сбрасывая пласты льда. В нем было метров восемь роста.
– Ледяной великан, – прошептал Френссен.
– Двигатели – полный назад, орудиям приготовиться открыть огонь, – спокойно сказал Рейнхардт.
Чудовище разинуло карикатурную, наполовину человеческую пасть и издало рев – оглушительный, но низкий, будто трескался материковый лед Арктики. Не то треск, не то протяжный грохот рассек воду залива снежным языком и дунул им в лица жгучим морозом.
Стон матросов потонул в этом реве. Часть упала на колени, затыкая уши, но в то же мгновение на них обрушился сухой рокот «эрликонов». Берег внезапно порос огненными кустами взрывов зенитных снарядов, засыпав залив обломками. Чудовище двигалось подобно молнии, каким-то чудом оставшись невредимым.
– Промах! – крикнул Рейнхардт. – Со ста пятидесяти метров, позор! Исправить!
Великан присел и удивительно быстро помчался среди скал. Вокруг него взрывались зенитные снаряды. Лед и камень взлетали в