– Да, и еще, герр обер-лейтенант… мы заглянули в те ящики. Под мою ответственность. Я надеялся, там карты или еще что-нибудь, что помогло бы нам найти обратный путь. Готов понести наказание, если…
– Хватит вам. Что там было?
– Ногти, герр обер-лейтенант. Срезанные человеческие ногти. Аж блевать охота.
– И больше ничего?
– Ничего.
Рейнхардт вышел на мостик и топнул ногой по люку.
– Закрывайте!
Люк опустился, послышался треск засовов. Рейнхардт первым делом тщательно раскурил трубку, затем вскарабкался на место стрелка «эрликона» и проверил барабаны с патронами. Те были достаточно полны.
Бог-обманщик сидел на берегу среди скал, удобно опираясь о каменную стену. Теперь в нем было четыре метра роста, кожа его слегка светилась, он то и дело прикладывал к лицу компресс из тряпки, которую смачивал в чаше величиной с приличную ванну. Но особо измученным при этом не выглядел – скорее как атлетически сложенный длинноволосый юноша.
Откинув по очереди оба замка, Рейнхардт покрутил рукоятки, разворачивая пушку в сторону собеседника. Стволы «эрликона» опустились, башенка повернулась влево, и проволочный кружок коллиматора завис напротив груди великана.
– Что вы делаете, капитан? – бархатистым голосом спросил Локи.
– Скажем так – уравниваю шансы. Я не обладаю божественными способностями, но у меня есть спаренные зенитные пушки калибром двадцать миллиметров, которые выстреливают около трехсот снарядов в минуту из одного ствола. Они спроектированы для уничтожения воздушных целей. Могу заверить, с такого расстояния они разнесут в клочья все, что находится на берегу. Если даже ты бессмертный, тебе придется собирать себя из мелких кусочков. Мне достаточно лишь нажать эту педаль. В том числе падая.
– Да, я видел, что вы сотворили с беднягой Эггдиром. Может, он был и не особо умен, но ваше оружие в один миг превратило его в снег. Вы опасный воин, капитан.
– Только когда кто-то оказывается на моем пути.
– И тем не менее у вас нет причин в меня стрелять.
– Ты меня использовал. Ты бог-обманщик, который уничтожит мир, навлечет всеобщую гибель и развяжет вечную войну.
– Само собой. Я знаю об этом с тех пор, как родился, и все остальные тоже об этом знали. И тем не менее они мне досаждали. Тут у всех непростой характер, особенно у асов. Вы даже вообразить не можете, каково расти в таком окружении. Ладно, я тоже им досаждал, но лишь затем, чтобы хоть что-то происходило. В конце концов, это длится уже почти пятьдесят тысяч лет. Я родился под конец палеолита, еще продолжался ледниковый период, представляете? Впрочем, меня использовали. Когда им хотелось кого-нибудь провести, обокрасть или не заплатить ему, вопрос решал я. Потому что я злой, понимаете? Замечаете парадокс? Добрый Один хочет иметь неприступную стену вокруг Асгарда – и чем он искушает строителя? Фрейей. Потом, естественно, бежит ко мне в слезах: «Сделай что-нибудь, не хочу, чтобы этот великан трахал мою Фрейю!» Он не может никого надрать, прошу простить за выражение. Для этого есть я, злой бог-обманщик. И я в самом деле решу вопрос. Раз и навсегда. Призову Рагнарек на весь этот бордель. Как видите, я вполне искренен. И сделать это смогу благодаря вам, поскольку вы освободили меня от цепей.
– Похоже, ты уже чувствуешь себя намного лучше, – кисло заметил Рейнхардт. – А я сменить промокшие сапоги не успел, даже чая не выпил. А у тебя не только лицо зажило, но ты еще и вырос на два метра с лишним.
– Ну так бог я все-таки или нет? Впрочем, лицо все еще слегка жжет. Шрамы и оспины, похоже, так и останутся. Вы же видели, в каком я был состоянии? Так продолжалось где-то с семисотого года. Тысяча двести сорок четыре года мучений! Если уж меня хотели обезвредить, то могли бы обойтись и без яда, верно? Раз уж они все такие из себя благородные?
– Но ведь кое-чем ты мне все-таки обязан?
– К чему вы клоните, капитан? Ведь это я просил о нашем разговоре и, соответственно, хочу отблагодарить.
– Прекрасно. Мы хотим найти Биврест и пройти по нему в другую сторону.
– Да что сразу Биврест и Биврест! Сперва поговорим. Ведь мост никуда от вас не убежит.
– Локи, если я решу, что ты водишь меня за нос и что нам с тобой не договориться, – я стреляю. А потом даю полный назад и ухожу из залива. Биврест как раз от меня сбежал. Его нет там, где он до этого был.
– Я вас не обманываю, капитан. Честно говоря, вас давно уже развели, и сделал это вовсе не я.
– В смысле?
– Ну… Асгард – это, по сути, загробный мир. Чуть получше Хельхейма, но… Сами знаете, как и почему попадают в Вальхаллу.
– То есть я умер? И вся команда тоже?
– Если бы все было так просто… Тогда бы вы сюда вряд ли попали, если только вы – не ярый неоязычник. Но и в этом случае, естественно, не на корабле, в фуражке и все такое. Вы сидели бы во дворце Одина, пили мед героев. Но вы приплыли сюда живым. Первым с очень давних времен. Благодаря магии. Но чтобы уплыть… – Локи покачал головой.
– Так я жив или нет?
– Формально говоря…
– Давай по существу, Локи.
– Вы где-то между. В подвешенном состоянии. Мне пришлось бы вам объяснить, как бывает с норнами и их линией судьбы – например, что меняется, если напиться из источника Урд. Все гораздо сложнее, чем если бы все было уже заранее записано. У нас свободная воля, но она является частью основы того, что ткут Прядильщицы.
– Ничего не понимаю.
– Я так и знал. Проще всего показать с помощью математики… Ладно. Попробуем иначе. Вы исчезли с радаров Прядильщиц. Вас сочли пропавшим без вести. И вы перешли в загробный мир. У вас в данный момент нет судьбы. И у команды тоже. Если вы вернетесь, то прямо под бомбы. Или под прицел эсминца. Понимаете?
– Почему?
– Потому что тот мир желает вернуться к равновесию. Он так сконструирован. Малейшая магия сразу же вызывает защитную реакцию. Сейчас все обстоит так, будто вы уже мертвы. Реальность вашего мира может с этим смириться, разве что слегка пойдет волнами. Но когда вы вернетесь, то поставите ее с ног на голову. Вы приведете в действие все предохранители. Я могу помочь вам найти Биврест, капитан. Но подумайте, стоит ли оно того.
– Мне еще нужно подумать, не является ли все, что ты говоришь, обычным враньем.
– Ладно. Призна́юсь, на все сто процентов я не уверен, хотя это крайне вероятно. Но допустим, я ошибаюсь. Допустим, вы выплывете, и ничего не случится. Что дальше? Будете атаковать конвои? Есть в том смысл и шансы на успех? Сколько вы проживете, пытаясь вести эту войну? Она продлится до мая тысяча девятьсот сорок пятого года. В Берлин войдут русские. Ваш Дрезден разбомбят. Полностью. Союзники тоже совершают ошибки. Кто-то вообразит, будто это должно вас сломить, и сотрет город в пыль. В итоге это ничего им не даст, и потом они будут чувствовать себя довольно-таки глупо, но ни дома, ни семьи у вас уже не останется. Что касается Труди… Мне очень жаль, но в конце концов ее сочли в какой-то степени еврейкой и вывезли в Дахау. Ее уже нет в живых. Гитлер выстрелит себе в лоб, некоторые сбегут, других повесят, западную половину вашей страны займут союзники, и там какое-то время спустя еще как-то можно будет жить, восточную заберут русские и превратят ее в коммунистическую страну. Вы можете себе представить, как живется в стране прусаков, изображающих из себя коммунистов? К тому же придется существовать с позорным клеймом. Почему? Помните те слухи о лагерях? Так вот, все это правда, только в сто раз хуже, чем вы думали. Их жертвами стали несколько миллионов человек, беззащитных гражданских. Этого мир вам не простит. К тому же вас, подводников, никто особо не любит. Вы топили гражданские корабли. Одним словом – у меня есть для вас предложение получше.
– Слушаю.
– Рагнарек.
– Стреляю.
– Погодите! Вы же солдат. Моряк. Вы понимаете, что такое Рагнарек?
– Бессмысленная кровавая заварушка. Апокалипсис. Уничтожение ради уничтожения, лишь бы все раздолбать. Спасибо, я уже в чем-то таком участвовал.
– Нет! – крикнул Локи, и от его крика задрожала земля. От ледников оторвались несколько пластов льда и рухнули в воду. – Проклятая пропаганда! Да, это будет огонь, который пожрет мир. Знаете, почему его хотят сдержать любой ценой? Чтобы сохранить статус-кво! Ибо их вполне устраивает мир таким, какой он есть! А вас он устраивает? Я расскажу вам, за что стану бороться! Да! Я освобожу волка Фенрира! Построю внушающий ужас драккар из ногтей мертвецов, под названием Нагльфар! Да, я призову войско гигантов, Сурта и Бюлейста! Да! Я сражу наповал всех богов! А потом? Послушайте же:
В полях без посева поспеет жатва,
Боль станет благом, Бальдр вернется.
Будет жить с Хедом в Хрофта жилище
С богами Вальхаллы, всё ли вы выведали?
Она видит залы, златом покрытые,
Сильнее солнца сияют в Гимле.
Должна там жить дружина в блаженстве,
Все дни, кто верным воином был.
Так гласит прорицание о мире, который настанет после моей войны. Все об этом знают. Не я это придумал. И асы, и ваны, и все! Знают! Скажите мне, капитан: разве оно не стоит того? Вас уже однажды подговорили поджечь мир. Ради презренного дела. Сломали вам жизнь и превратили в волка. Воина. Сумеете преподавать в школе или ставить печати на почте? Выпейте меда, капитан.
– Сиди, где сидишь, – рявкнул Рейнхардт. – Я думаю.
Локи налил меда в рог, а затем, слегка дунув на воду, поставил рог вертикально на ее гладь. Слегка покачнувшись, будто буек, тот мягко поплыл в сторону субмарины, пока не ударился о броню балластной цистерны. Достаточно было лишь наклониться и протянуть руку. Рейнхардт сделал глоток.
– Те, кто привел нас сюда, приплыли с похожим предложением, – заметил он. – И Один разнес их в клочья.
Локи рассмеялся и покачал головой.
– Это совсем другое. Слушайте, про Старика многое можно сказать, но он точно не дурак. Особенно если учесть, что он отдал за знания собственный глаз. Естественно, он прекрасно понимал, кто они такие. Приплыли, повесили нескольких беззащитных и раненых пленников – как бы ему в подарок. А потом пытались убедить, что он такой же, как и они, да еще должен сражаться во славу мелкого сумасшедшего тирана. Сам Один! Знаете, почему его называют Хангагуд? «Бог повешенных»? Вовсе не потому, что ему нравятся казни или он вешает беззащитных! Он сам повесился! Принес себя