Практически сразу Шлиман услышал выстрелы и сзади, но в машину пули не попадали, зато шедший вторым мотоцикл пошел юзом и чуть не слетел с дороги — водитель был убит или ранен. Пулеметчик отреагировал на опасность быстро, но открыть огонь все-таки не успел. Пуля попала ему в голову, и солдат безвольно свесился с мотоцикла. В груди майора шевельнулось неприятное предчувствие — слишком хорошо ему была знакома эта стрельба из зарослей, когда не видны вспышки выстрелов.
Водитель головного мотоцикла успел сориентироваться в обстановке и прыжком ушел куда-то на обочину дороги, попытавшись укрыться от вражеского огня в неглубокой яме. К сожалению, стрелков он не видел. Тем не менее, солдат открыл огонь из автомата и махнул рукой водителю «Хорьха», чтобы тот разворачивался и уходил за поворот.
Шлиман понимал, что это бесполезно — сзади тоже стреляли, но сидевший за рулем ефрейтор счел идею мотоциклиста правильной и попытался развернуть машину. Очередная пуля пробила переднее колесо, причем не просто сделала в нем отверстие, а надорвала корд. Покрышка лопнула, «Хорьх» повело в сторону, и он сходу влетел в очередную бездонную лужу, намертво засев в ней и лишь бессильно вращая колесами.
Последний оставшийся в живых мотоциклист продолжал отстреливаться, хотя теперь в него летели пули с двух сторон, но солдат не прекращал огонь. Правда, назвать его прицельным было нельзя, но, по крайней мере, он мешал противнику выйти на дорогу и добраться до автомобиля.
В какой-то момент у майора возникла мысль, что если солдату удастся выиграть немного времени, на дороге обязательно появится какая-нибудь колонна, или кто-то услышит стрельбу и придет на помощь, но неожиданный хлопок выстрела со стороны, откуда раньше никто не стрелял, поставил жирный крест на этих надеждах.
Водитель с дикими от страха глазами продолжал дергать ручку переключения передач и мучать двигатель несчастного «Хорьха», но ни к каким видимым результатам это не приводило.
— Отставить! — Шлиман сам удивился спокойствию своего голоса.
Кусты метрах в пятидесяти от машины шевельнулись, и на дорогу вышел высокий парень немецкой форме. В руках он держал «Маузер 98к». Майор сразу узнал его — в прошлый раз он неплохо рассмотрел русского стрелка в бинокль, когда тот вел огонь из зенитки по штурмовым орудиям его батальона. Винтовка русского не была направлена на машину, а сам он просто стоял и смотрел на майора, но идея достать из кобуры пистолет даже не пришла майору в голову.
— Покиньте машину, ефрейтор, — приказал Шлиман. — Бросьте оружие на землю и поднимите руки.
— Яволь! — в голосе водителя слышалось облегчение — он явно опасался, что офицер прикажет ему сражаться до конца. Очень недалекого конца…
Майор открыл дверь и тоже вышел на дорогу. Эрих фон Шлиман умел проигрывать. Принимать героическую, но бессмысленную смерть в безнадежной ситуации он не собирался, а заставлять русских насильно вытаскивать себя из автомобиля счел недостойным потомственного немецкого офицера.
Водитель головного мотоцикла оказался на редкость шустрым воякой. Пока я возился со вторым пулеметчиком, он успел вильнуть в сторону и, не дожидаясь полной остановки своей трехколесной машины, прыжком ушел с линии огня.
Действовал немец, похоже, на чистом инстинкте, но позиция, выбранная им практически случайно, оказалась весьма удачной — ни я, ни сержанты его не видели, а сам противник предпочитал не высовываться. Периодически над краем то ли воронки, то ли просто ямы показывался ствол MP-40, и в нашу сторону летели пули. Мотоциклист стрелял экономно, короткими очередями, прекрасно понимая, что его главная задача — выиграть время.
«Хорьх» попытался развернуться, и мне вновь пришлось отвлечься на то, чтобы прострелить ему колесо. Выстрел вышел удачным, и машина ушла в занос, влетев в грязь и намертво там завязнув.
Никифоров и Игнатов прижимали немецкого автоматчика к земле, а я внимательно следил за майором, все еще сидевшим в судорожно дергавшемся «Хорьхе».
Краем глаза я видел, как отметка Щеглова смещается в сторону. Видимо, он тоже не видел немца, но преимущество капитана заключалось в том, что о нем противник не знал, и поочередно стрелял то в мою сторону, то в сторону сержантов, а Щеглов мог под прикрытием кустов без особого риска сменить позицию. Проблему следовало решать быстро, и командир это тоже прекрасно понимал.
Выстрел раздался секунд через двадцать, и автоматные очереди стихли. Сержанты тоже прекратили огонь, и лишь двигатель «Хорьха» все еще продолжал завывать, пытаясь выдернуть попавший в ловушку автомобиль из коварной русской грязи, но вскоре смолк и он.
Не знаю, что подтолкнуло меня к такому решению, но я был уверен, что больше никто сопротивления нам не окажет. Поднявшись с мокрой травы, я вышел на дорогу, чтобы майор мог меня хорошо рассмотреть. Наверняка он меня узнал, и я надеялся, что ему хватит ума не делать резких движений.
Водительская дверь «Хорьха» открылась, и на дорогу упал автомат, а за ним показался и его владелец, с поднятыми вверх руками. Эрих фон Шлиман некоторое время смотрел на меня сквозь лобовое стекло автомобиля, и на его лице я не видел никаких эмоций — майор умел держать удар.
Я молча ждал, и, видимо, немец принял для себя какое-то решение. Во всяком случае, он тоже вышел из машины и, не пытаясь притронуться к оружию и не делая резких движений, направился в мою сторону. За спиной майора Никифоров уже вязал руки водителю «Хорьха», а капитан с Игнатовым проверяли убитых немцев и собирали оружие.
— Младший лейтенант Нагулин, — представился я, когда офицер подошел на расстояние трех шагов и остановился. — Ваше оружие, господин майор.
Шлиман медленно расстегнул кобуру, двумя пальцами извлек из нее пистолет и, перехватив его за ствол, протянул мне. Модель оказалась довольно редкой, да еще и сделанной явно по спецзаказу. Щёчки рукояти «Зауэра-38» были изготовлены из слоновой кости, а сам пистолет выглядел ухоженным, но отнюдь не декоративным — из него явно стреляли, причем немало.
— Майор Эрих фон Шлиман, — представился в ответ немец, с интересом разглядывая мое лицо, — вот мы и встретились, господин стрелок, правда, я себе представлял эту встречу несколько иначе.
— Жизнь иногда заставляет нас удивляться, господин майор, — кивнул я, — У нас будет время поговорить, но сейчас мы должны спешить. Займите место в боковом прицепе мотоцикла. Вы показали себя умным и опасным противником, и я надеюсь, мне не придется убивать вас. Ведите себя правильно, и встретите конец войны живым и здоровым.
— Вам не уйти, младший лейтенант. Сейчас день, вокруг наши войска. Кто-то наверняка слышал выстрелы, а даже если и нет, тревогу поднимет первая же колонна, которая проедет по этой дороге.
— Именно поэтому мы и не собираемся здесь задерживаться. Прошу вас поторопиться герр майор.
Шлиман не стал дальше испытывать мое терпение и без задержек забрался в боковой прицеп мотоцикла, подогнанного Игнатовым прямо к нам.
— Что с моим водителем? — поднял на меня взгляд майор.
— Получил средней силы удар по голове и отключился минут на двадцать, — ответил я, поинтересовавшись предварительно у Игнатова судьбой второго немца, — Мы не убиваем пленных, но брать его с собой нет никакого смысла.
Мотор зарычал бодрее, и мы начали разгоняться в сторону развилки дорог. Мотоциклов у нас теперь было два. За руль второго сел Щеглов, а Никифоров устроился за пулеметом. Я же занял место пассажира за спиной Игнатова, контролируя поведение пленного и подсказывая старшему сержанту путь.
— Вы всегда действуете столь авантюрно, младший лейтенант? — усмехнулся Шлиман. Майору приходилось кричать, чтобы я хоть что-то услышал сквозь рокот двигателя.
— Зависит от обстоятельств, — ответил я, не вдаваясь в подробности. Обстановка к беседе не располагала.
— Ваше звание, господин Нагулин. Не слишком ли оно низкое для командования диверсионной группой, которой поручают такие ответственные задания? — не унимался Шлиман.
— Я не командую группой, герр майор. Наш командир — капитан Щеглов. Он ведет второй мотоцикл. — У нас еще будет возможность многое обсудить, а сейчас попрошу меня не отвлекать.
Мы, не скрываясь, двигались по дороге вдоль фронта. Возвращаться к месту захвата первого мотоцикла было опасно — исчезновение связистов немцы наверняка уже обнаружили. Поэтому я приказал Игнатову свернуть на другую дорогу, ведущую к довольно большому по здешним меркам перелеску. Конечно, с лесными массивами в окрестностях Умани ему было не сравниться, но при отсутствии выбора и он мог помочь нам укрыться на какое-то время.
Минут через десять вычислитель подсказал мне, что брошенные на дороге «Хорьх» и мотоцикл обнаружены противником. Выстрелы немцы действительно услышали, и выслали к месту происшествия усиленный дозор на бронетранспортере, так что ушли мы оттуда весьма своевременно.
С этого момента относительно спокойная жизнь для нас закончилась. На аэродроме, куда так стремился майор Шлиман, уже выруливали на взлет мессеры, и стало ясно, что очень скоро спокойно перемещаться по дорогам мы не сможем. Доехать до намеченного мной перелеска мы все-таки не успели — пришлось скрываться от воздушного наблюдателя в куцей рощице.
— Младший лейтенант, дальше будет только хуже, — произнес Шлиман, как только мы остановились под кронами невысоких деревьев. — Вы это знаете не хуже меня. Я слишком информированный офицер, чтобы вам дали уйти и увести меня с собой. Над районом поисков постоянно будут висеть самолеты, а пехота быстро прочешет все эти мелкие лесочки, которых здесь не так уж много. Вы продержитесь пару часов, ну, может быть, три-четыре, да и то при большом везении.
— И вы предлагаете нам сдаться добровольно, герр майор? — усмехнулся я в ответ.
— Я могу поговорить с вашим командиром, младший лейтенант?
— Я вас слушаю, — капитан понял вопрос без перевода.
— Эта война не продлится долго, господин капитан, — начал Шлиман, а я перевел его слова Щеглову, — Возможно, вас информируют на весьма ограниченном уровне, но даже в этом случае вы должны понимать, что Советский Союз терпит сокрушительное поражение. Ваш фронт уже не раз рушился, и затыкать дыры приходилось последними резерва