.
И, на удивление, с какой-то сотой попытки, но у меня начало получаться. Солдаты, видя, что я не просто командую, а сам показываю, как надо, и объясняю смысл каждого маневра, старались. Постепенно их действия становились все более осмысленными и слаженными.
Размеренная, почти мирная жизнь на руднике, посвященная обустройству быта и тренировкам, оборвалась неожиданно. В одной из шахт, где трудились гномы-рабы, произошел обвал.
Несколько гномов пострадали, один, по слухам, погиб, а саму шахту временно закрыли для расчистки. Наёмники Ордерика, недолго думая, пригнали всех рабов, около полусотни измождённых фигур, к нашей казарме. Их просто вытолкали из ворот рудника и бросили под открытым небом.
— Пусть пока у вас побудут, капралы, — заявил Ордерик, появившийся чуть позже, с наглой ухмылкой на своем хищном лице. Он даже не слез с коня, разговаривая с нами свысока. — Нам их сейчас девать некуда, шахта завалена. А вы тут все равно бездельничаете, мух гоняете. Присмотрите за ними. Только это… кормёжка и лечение — за ваш счет. Сэр Нэйвик сейчас… занят важными государственными делами в городе. И не вздумайте их отпускать, а то головы с плеч.
Вот так, просто и незатейливо, на нас свалили еще полсотни голодных, изможденных и обозлённых на весь мир гномов. И угрозу в придачу.
Мы не стали ему отвечать, хотя злобу и затаили.
Пленников разместили их в наспех построенном загоне рядом с казармой, который раньше предназначался для скота, случись он у нас. Зрелище открывалось удручающее. Грязные, в лохмотьях, которые едва прикрывали исхудавшие тела, с потухшими, полными безнадёжности глазами, они напоминали скорее призраков, чем живых существ.
Многие были ранены при обвале — ссадины, ушибы, переломы. Другие страдали от истощения, цинги и кожных болезней. Запах от них шёл такой, что слезы наворачивались на глаза.
Мой внутренний «борец за справедливость», обычно дремавший под слоем цинизма и сарказма, приобретённого за годы студенческой жизни и случайных подработок, проснулся и взревел. Я всегда считал рабство одним из самых мерзких вещей, изобретённых человечеством. И видеть это здесь, вживую, во всей его неприглядной красе, было особенно тяжело.
Мы с Эриком и Мейнардом, не сговариваясь, распорядились накормить гномов из наших запасов. Мы организовали бойцов для оказания им медицинской помощи: промыть раны, наложить повязки из чистых тряпок, которые нашлись у нас.
Использовали запасы одежды и снаряжения, стали их переодевать в чистое, а парочке солдат я приказал растопить баню.
Гномы поначалу дичились, смотрели на нас с ненавистью и подозрением, отшатываясь от любой протянутой руки. Они разговаривали только на своём глухом и резком языке, который я, к своему удивлению, начал понемногу понимать. Видимо, тот «языковой пакет», который мне «установили» при переносе в этот мир, включал в себя и основы гномьего. Не то чтобы я мог свободно болтать, но общий смысл улавливал.
Один из гномов, постарше, с седой бородой, заплетенной в несколько косичек, украшенных какими-то металлическими колечками, и изборождённым глубокими морщинами лицом, все же решился заговорить со мной. Его звали Броин Камнебород, как он представился.
— Зачем вы это делаете, человек? — спросил он, его голос был хриплым и уставшим, но в нем чувствовалась застарелая гордость. — Хотите показать своё милосердие, чтобы потом снова загнать нас в шахты, как скот? Мы уже видели такое.
— Нет никаких «мы» у меня и наёмников, гном. Наёмники — это одно, мы — другое. Считай, что мы из другого теста. Я просто хочу тебе помочь, здесь и сейчас, — ответил я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно и уверенно. — Мы не такие, как эти… наёмники Ордерика. Мы солдаты, а не работорговцы.
Броин долго смотрел на меня своими выцветшими, но все ещё пронзительными глазами, потом покачал головой.
— Все люди одинаковы. Жадные, жестокие. Они отобрали у нас свободу, заставляют работать до смерти в этих проклятых норах. Наёмники воруют не только золото, которое мы добываем для вашего Ордена, рискуя своими жизнями. Они воруют даже тот скудный хлеб и похлёбку, которые нам положены по их же правилам. Оставляют нас голодать.
Его слова были полны горечи и отчаяния.
Я рассказал об этом Эрику и Мейнарду. Мы посовещались и решили тайком передать гномам часть наших продовольственных запасов. Муку, крупу, вяленое мясо, немного соли. Мы могли себе это позволить, благодаря золоту из тайника и налаженным связям Эрика в Хеорране, мы не испытывали недостатка в провизии.
Гномы, получив этот неожиданный подарок — несколько мешков с едой, которую наши солдаты под покровом ночи перетащили в их загон, были искренне удивлены. Их суровые лица немного смягчились. Некоторые даже пробормотали что-то похожее на благодарность на своем языке. Броин подошёл ко мне, когда я пришёл утром проверить, как они.
— Спасибо, человек, — сказал он, и в его голосе уже не было прежней враждебности. — Может быть, не все вы одинаковы. Может быть, есть ещё честь в этом мире.
За тот день, что гномы провели у нас, их удалось отмыть, накормить, перевязать (заодно опробовав навыки оказания первой помощи) и даже приодеть.
Мы договорились, что будем общаться через небольшой вентиляционный ход, который вёл из нашего лагеря куда-то в сторону старых, заброшенных штолен, где, по словам Броина, гномы иногда могли немного передохнуть от надзора наёмников и даже имели какие-то свои небольшие тайники. Гномы пообещали, что, если мы сможем достать для них новую, чистую одежду, они отблагодарят нас золотом — у них, оказывается, были свои небольшие сбережения, которые они прятали от алчных наёмников.
Глава 10Донос и последствия
Так между нами и гномами завязались своеобразные коммерческо-дружеские отношения.
Мы не стремились нажиться на их беде, скорее наоборот. Это была попытка хоть как-то облегчить их участь и, чего уж греха таить, заручиться их поддержкой на случай, если дела пойдут совсем хреново. Эрик через свои каналы в Хеорране достал для гномов несколько десятков комплектов простой, но прочной холщовой одежды: рубахи, штаны, которую мы передали им через вентиляционный ход. Взамен получили мешочек с грязноватым, с примесью кварца — золотом. Гномы сдержали слово.
Гномы пачкали одежду, чтобы не раскрыться перед наёмниками и прятали всё новое.
Мы передавали им мази и лекарства, еду и мёд.
Физически это выглядело так. Мы вдвоём с Эриком шли по тайной тропке в лесу, доходили до вентиляционного выхода, спускали туда верёвку, а по верёвке получали короткие записки от гномов, писали на них ответ. Так и общались. По этой же верёвке передавали припасы.
Иногда перекрикивались, но сравнительно редко, всё же это была опасность. Если присматриваться вниз, то можно было увидеть и часть лица Броина.
Однажды Броин передал нам запечатанный свиток из грубой кожи.
— Это письмо, — негромко сообщил он вентиляционной шахте серьёзным тоном. — Для одного из ваших орденских… начальников. Помощник Канцлера Ордена, некий лорд Ниннигес. Мы слышали, он иногда бывает в этих краях, инспектирует рудники. Передайте ему, прошу вас. Это наша последняя надежда на справедливость.
Я взял письмо. Оно было тяжёлым, перевязанным кожаным шнурком. Эрик, используя свои специфические знания (и, возможно, тот самый дар «видеть скрытое», о котором говорил шаман Ярдиг), внимательно его изучил, поводив над ним руками и что-то бормоча себе под нос.
— Никакой магии, никаких ловушек, — заключил он наконец. — Обычное письмо. Просьба о помощи, изложенная каллиграфическим почерком, на всеобщем. Никакой тайнописи или там, шифра. Просто красноречивая жалоба. Донос.
В письме гномы подробно описывали злодеяния Нэйвика и наёмников Ордерика: рабский труд, воровство золота, издевательства, голод, болезни. Они просили Канцлера Ордена, или его представителя, вмешаться и освободить их, ссылаясь на какие-то древние договоры между Орденом и свободными кланами гномов.
— Думаете, это поможет? — скептически спросил Мейнард, когда мы обсуждали это втроём. — По-моему, этому Ниннигесу, как и всему нашему Ордену, глубоко плевать на каких-то там гномов.
— Сложно сказать, — вздохнул Эрик. — Орден прекрасно знает, что творится на его рудниках. Этот — один из десятков, и далеко не самый крупный. Рабы, пленные, каторжники, наёмные работники — для них это просто разные категории рабочей силы. Не могут они не знать. Просто им наплевать, как сказал бы Ростик. Но… хрен знает. Гномы просят, они с высоты своего жизненного опыта хотели бы попробовать прекратить нарушения закона. Если мы ничего не сделаем, совесть потом замучает. Да и гномы, похоже, на нас рассчитывают.
В итоге, мы решили отправить письмо. В Хеорране была почтовая станция Ордена, через которую можно было пересылать корреспонденцию в столицу и другие крупные города. Шансов, что письмо дойдет до адресата и возымеет какое-то действие, было немного, один на миллион. Но мы должны были попробовать. Хотя бы ради очистки совести. И ради того, чтобы показать гномам, что мы не такие, как все.
Начало осени принесло с собой холодные ветра и затяжные дожди. Дни становились короче, ночи — длиннее и промозглее. Мы утеплили казарму, заделав все щели мхом и глиной, заготовили больше дров. Жизнь шла своим чередом, рутинно и предсказуемо, пока однажды в наш лагерь не нагрянул сам сэр Нэйвик.
Давненько мы его не видели.
Он был в ярости. Лицо багровое, как перезрелый помидор, глаза мечут молнии, с губ летит пена. С коня он не слез, а буквально спрыгнул, едва не упав, и, пошатываясь, двинулся к нам. От него за версту несло перегаром и дешёвым вином.
— Кто⁈ — заорал он, едва отдышавшись и тыча пальцем в нашу сторону. — Кто из вас, мерзких подлецов, посмел строчить на меня доносы⁈ Кто написал эту кляузу Канцлеру⁈
Мы выстроили роту. Нэйвик метался перед строем, как тигр в клетке, размахивая руками и изрыгая проклятия и угрозы.