Одним таким морозным, но ясным утром я вел смену караула — шестерых солдат во главе с капралом, прозванным Носатым за выдающуюся часть лица, к внешним воротам крепости, тем самым, что выходили на мост.
Мы шли через ещё сонный город. Из труб вился дымок, пахло свежеиспеченным хлебом и горячим питьём. Редкие прохожие, кутаясь в плащи и меха, спешили по своим делам. Я кивнул знакомому булочнику, открывавшему свою лавку, и помахал рукой мальчишке, тащившему вязанку дров. На мгновение мне показалось, что в одном из тёмных переулков мелькнула знакомая фигура мэра Мюнцера, но он тут же скрылся из вида, или мне просто померещилось в утренних сумерках. Какая-то необъяснимая тревога шевельнулась внутри, но я отогнал её.
Мы подошли к помещению караулки у внешних ворот.
И тут меня как водой окатило. Ещё ничего толком не увидев, я понял, что что-то не так. Дверь, обычно запертая изнутри на массивный засов, была приоткрыта и висела на одной петле, словно ее выбили сильным ударом. В узкую щель между дверью и косяком я увидел… кровь на полу. И неподвижно лежащее тело в форме солдата Ордена.
Сердце ухнуло куда-то вниз.
— Стоять! — тихо, но властно скомандовал я своим солдатам, выхватывая меч. — Что-то случилось.
Осторожно толкнув дверь, я заглянул внутрь. Картина, открывшаяся моим глазам, заставила кровь застыть в жилах. Все шестеро солдат из предыдущей смены были мертвы. Убиты жестоко, профессионально. Никаких следов борьбы. Их просто вырезали, как скот на бойне.
Глава 18Яд, подлость и каменные стены
Сердце не просто рухнуло, оно провалилось в ледяную бездну, вышибая воздух из лёгких так, что я на пару мгновений разучился дышать.
Знакомая, обитая железом дверь караулки, которую еще вчера вечером Носатый лично запирал на массивный засов, выкрикивая что-то о «мыши не проскочит», сейчас криво висела на одной, жалобно скрипнувшей от каждого порыва утреннего ветра петле.
Её словно вышибли ударом тарана, потому что ногами-руками её с места не сдвинуть. На полу, зиявшего тёмным, виднелась лужа. Не вода. Тёмная, почти чёрная на стылом камне, густая, уже начавшая отвратительно сворачиваться по краям. Кровь.
— Стоять! — мой голос прозвучал тише, чем я ожидал, хрипло, но властно. Шестеро солдат, идущих со мной на смену, замерли, как вкопанные, их утреннее благодушие, расслабленность воинов, идущих поприветствовать своих товарищей и занять их пост — мгновенно испарились.
Я перехватил клевец, ощущая привычную тяжесть и баланс оружия, ставшего почти продолжением руки. Осторожно, стараясь не издать ни звука, я вошёл внутрь помещения.
Картина, представшая глазам, заставила кровь похолодеть и застыть в жилах ледяной глыбой. Шестеро. Все шестеро солдат из предыдущей смены были мертвы. Не просто убиты — перерезаны, как свиньи на бойне. Горла вспороты одним точным, почти хирургическим, профессиональным движением. Никаких следов борьбы, ни опрокинутой мебели, ни разбросанного оружия. Их просто вырезали — тихо, быстро, чудовищно эффективно. На лицах, залитых кровью и уже тронутых мертвенной бледностью, застыло удивление, переходящее в предсмертный ужас. Они даже не успели понять, что происходит, не успели крикнуть или схватиться за оружие.
— Твою мать… — выдохнул кто-то из моих солдат за спиной, звук был похож на свист воздуха из проколотого меха.
В следующее мгновение из-за массивных каменных колонн, поддерживающих свод небольшого предмостного дворика, словно призраки, выскользнули тени. Пятеро. Одетые в тёмное, облегающее, не стесняющее движений, с лицами, полностью скрытыми плотными тканевыми масками, оставлявшими лишь узкие прорези для глаз. Двигались они бесшумно и стремительно, как хорошо натренированные хищники, каждый шаг выверен, каждое движение смертоносно. В руках — короткие, необычной, незнакомой мне конструкции арбалеты, явно не стандартного орденского образца, больше похожие на орудия профессиональных убийц.
— К бою! Стена щитов! Сомкнуть строй! — рявкнул я, инстинктивно выскакивая из привратной караулки, чтобы мои парни могли образовать защитную стену. Адреналин ударил в голову, прогоняя остатки утренней сонливости и первоначальный шок.
Воины среагировали мгновенно, как хорошо отлаженный механизм. Шесть щитов, потёртых и покрытых царапинами от регулярных тренировок, встали стеной, едва успев прикрыть нас от коротких, острых, как иглы, металлических шипов, со свистом выпущенных из арбалетиков. Их расчёт на внезапность и нашу деморализацию не оправдался.
Дисциплина и долгие месяцы службы делали свое дело — щиты держали, хотя несколько шипов со звоном отскочили от уголков щитов, обшитых металлом, высекая искры, а другие глухо, с противным звуком, вонзились в толстое дерево.
Пока мои парни держали строй, я стоял за их спинами с клевцом. На меня нашло странное, почти иррациональное спокойствие, а мысли стали быстрыми и ясными.
Один из нападавших, самый резвый и, видимо, самый самоуверенный, оказался слишком близко. Он метнулся к левому флангу, пытаясь обойти нашу импровизированную фалангу, его движения были плавными и быстрыми, как у змеи. Я видел его блеснувшие в полумраке подворотни глаза над маской — холодные, пустые, нечеловеческие.
Недолго думая, интуитивно использовал свой рост и длину клевца. Перехватив древко почти у самого навершия для максимального замаха, я шагнул и с силой опустил тяжелый боек из-за спин своих солдат, целясь в голову нападавшего. Раздался глухой, тошнотворный, влажный звук, от которого у меня свело зубы. Убийца издал какой-то булькающий звук и рухнул, как подкошенный, а его тело неестественно изогнулось на каменном полу. Остальные на мгновение замерли, явно дезориентированные таким яростным отпором и внезапной потерей товарища. Это дало нам драгоценные секунды.
И тут, в проеме арки, ведущей из городской части крепости, я увидел его. Мэр Хорст Мюнцер. Его лицо было бледным, но глаза лихорадочно блестели. Рядом с ним — его обычная свита из дюжих «помощников», его личных слуг, молчаливых, неулыбчивых, вечно что-то вынюхивающих, а сейчас почему-то тоже вооруженных короткими мечами и тяжёлыми дубинками. Но они не спешили нам на помощь. Они просто стояли и смотрели. И не на убийц, что было бы логично. На нас. Их взгляды были тяжелыми, выжидающими.
— Ростислав! Сюда! Быстрее, бегите ко мне, под мою защиту! — закричал Мюнцер, его голос дрожал, но не от страха, как мне показалось, а от какого-то странного, плохо скрываемого возбуждения. Он даже сделал несколько шагов в нашу сторону, протягивая руку.
Мозг лихорадочно заработал, складывая кусочки мозаики в единую, уродливую картину. Убийцы, появившиеся из ниоткуда. Мёртвая смена, вырезанная без шума. Мэр с вооруженной до зубов прислугой, которая не делает ни малейшей попытки атаковать «диверсантов». Мэр, зовущий меня к себе, когда логичнее было бы ему самому бежать под нашу защиту или, если он действительно лоялен Ордену, атаковать врага вместе с нами. Вывод напрашивался сам собой, холодный, острый и однозначный, как удар топора по затылку. Предатель. Мюнцер нас продал за свои тридцать серебрянников, сдал. Или, что еще хуже, он и был организатором этого нападения.
Вариантов у нас было немного, и все плохие. Запереться в караулке? Дверь повреждена, там лежат трупы наших товарищей, а мы не сможем предупредить остальную роту о засаде. Бежать к мэру? Слишком очевидная, наглая ловушка. Отступать через город к нашей казарме? Это означало прорываться с боем, открытыми для нападения со всех сторон, через узкие улочки, где каждый угол мог скрывать новую засаду.
— Отходим! Держать строй, направление щитов на врага! К казарме! — скомандовал я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. — Прикрываем друг друга! Не разрывать строй!
Мы начали медленно пятиться, выставив щиты, как черепаха втягивает голову в панцирь. Убийцы, оправившись от первоначального замешательства, снова начали стрелять. Их шипы стучали по щитам, пытаясь найти щель и поразить кого-то из бойцов. Однако мы уже умели прикрываться щитами, к тому облачены в броню. Наша броня, хоть и не рыцарская, тоже держала удар. Когда Мюнцер понял, что его маскарад раскрыт и мы не собираемся лезть в его мышеловку, он перестал притворяться. Его лицо исказилось от ярости.
— Взять их! Живыми или мёртвыми! — рявкнул он своим прихвостням, указывая на нас пальцем.
Слуги мэра, в отличие от профессиональных убийц, воинами были никудышными. Обычные громилы, привыкшие запугивать торговцев и выбивать долги. Они побежали к нам и попытались навалиться толпой, беспорядочно размахивая оружием, но наткнулись на слаженный, дисциплинированный отпор. Двое моих солдат, действуя как единое целое, короткими, точными выпадами копий уложили троих самых ретивых нападавших. Остальные, увидев, как их товарищи корчатся на земле, попятились, их боевой пыл заметно поугас.
Мы отступали через утренний, только начинающий просыпаться город. Жители, вышедшие на стук оружия и яростные крики, с изумлением и ужасом смотрели на разворачивающуюся на их глазах сцену. Предательство мэра, которого они, может, и не любили, но считали «своим», стало для них настоящим шоком. Некоторые мужчины, увидев, что мы отбиваемся от наёмников и мэрских прихвостней, начали инстинктивно хвататься за топоры, вилы, любое подобие оружия, что попадалось под руку. Город гудел, как растревоженный улей.
— Солдаты Ордена! Мы с вами! Держитесь, парни! — крикнул какой-то кузнец, его лицо было красным от гнева, а в руке он сжимал тяжелый молот. Несколько человек присоединились к его крику.
Но я понимал, что это нападение на нас — лишь верхушка айсберга. Часть какого-то более крупного, хорошо спланированного плана.
— Всем жителям! — заорал я, перекрывая шум боя и нарастающий гул толпы. — В тайный туннель! Тот, что мы расчистили у старой пекарни! Быстро! В крепости скоро будут враги! Это приказ коменданта гарнизона! Уводите женщин и детей!
Люди замерли на мгновение, переваривая мои слова. Потом кто-то, самый инициативный, подхватил мой крик.