Город уже проснулся, но его пробуждение не было особенно радостным.
Как и каждый день до этого. Это было пробуждение больного, которому предстоит ещё один день мучений. По улицам спешили люди, опустив головы, стараясь не встречаться взглядами. Стражники лениво прохаживались по своим постам, но их расслабленность была обманчивой. Это была расслабленность сытых хищников, которые знают, что дичь никуда не денется. Атмосфера подавленности была настолько плотной, что её, казалось, можно было резать ножом.
Мы без труда нашли то, что искали.
Главный храм Солнечного Бога Парганаса, покровителя королевства, стоял на центральной площади и был виден издалека. Это было массивное, приземистое здание, сложенное из огромных каменных блоков, причём храм был ухожен и вполне себе процветал.
Его стены были вычищены, а золочёный солнечный диск над входом ярко сиял, отражая утренние лучи. Это было лицо официальной религии королевства, которое «по тихой грусти» устранило конкурирующие культы — чистое, величественное и лицемерно-жизнерадостное.
И на его фронтоне, неподалёку от главного входа, было начертано большое, кривое, нарисованное прямо на камне генеалогическое древо. Оно занимало всё пространство от колонн до крыши. Имена, даты, витиеватые узоры, соединяющие ветви, всё было выполнено с официальной, монументальной точностью. Но не сказать, чтобы красиво, скорее наоборот, на уровне плакатов в сельском кинотеатре.
Впрочем, ни политиков, ни нас красота не волновала.
Формально это был просто рисунок. Однако в мире, где нет официальных публикаций на официальных же сайтах, в мире, где не распространены письменные законы и документы этот рисунок обладал весомой силой и для народа, для горожан имел вполне себе официальное значение. Более того, в условиях отсутствия образования у народа именно рисунок был чем-то понятным, публичным. То есть, вот оно, вот король, вот упоминание его предков, тоже королей и членов королевской семьи.
Декларация местной монархии.
Мы с Рэдом остановились поодаль, смешавшись с немногочисленной толпой на площади, и я начал изучать его. Даже с расстояния было видно, что Петурио не бредил. Дерево дорисовывали и корректировали из поколения в поколение и меняли в угоду правителю.
Мы подошли ближе, делая вид, что мы простые приезжие, с любопытством разглядывающие местную достопримечательность. Чем ближе мы подходили, тем отчётливее становились детали, и тем сильнее крепла моя уверенность в том, что мы на верном пути.
Древо изначально было старым. Основная его часть — ствол и главные ветви были выполнены выцветшей, потрескавшейся от времени краской. Имена древних королей и королев были написаны архаичным, витиеватым шрифтом.
Но чем выше поднимался взгляд, тем новее становилась краска. Ветви последних поколений были ярче, чётче. Это было логично, древо периодически обновляли, вписывая новых наследников и отмечая даты смерти усопших. Это было похоже на живой документ, который редактировался на протяжении столетий.
Мы без труда нашли ветвь короля Коннэбля. Она была одной из самых свежих. Вот его имя, вот имя его покойной жены, а вот и ветвь их единственного сына-наследника, молодого, избалованного и, по слухам, глуповатого принца, который сейчас, вероятно, развлекался где-нибудь во дворце. Все выглядело логично и правильно.
Но рядом было то, что привлекло мое внимание. Ещё одна ветвь, отходящая от того же предка, что и у Коннэбля. Ветвь его старшей сестры. И эта ветвь выглядела… странно. Краска здесь была самой свежей, хотя, судя по дате, она уже умерла. Если смотреть внимательно, то она выделялась на общем фоне, как свежий камень в стене средневекового замка.
Под именем принцессы, Мирианиды стояли даты её жизни. Но рядом с ней, там, где по логике должно было быть имя её мужа, если бы он был, зияло пустое место. Аккуратная, обрамленная виньеткой пустая плашка.
Странно, если принцесса не была в браке, то зачем там рамка и место под ФИО её мужа? А если была, то почему его не вписали? И на то, что его «стёрли» тоже не было похоже.
Странная фигня. Как специально оставленное место, которое ждало, чтобы в него вписали нужное имя.
«Обнаружен редактируемый элемент интерфейса. Доступ: администраторский. Текущий статус: locked».
— Смотри, — толкнул я Рэда локтем, незаметно указывая на эту деталь. — Видишь?
Рэд прищурился. Его взгляд был не таким натренированным на поиск аномалий, как мой, но и он заметил несоответствие.
— Не представляю, как они собрались выдать замуж покойницу, — пробасил он. — И кто такие эти «они»?
— А может быть уже выдали, но пока не хотят об этом объявлять? — предположил я.
Слишком много предположений.
Да и в целом странно. Подделывать официальное генеалогическое древо на стене главного храма — это была неслыханная наглость. Это было все равно, что пририсовать усы портрету президента в его собственном кабинете. Тот, кто это сделал, должен был обладать огромной властью и быть абсолютно уверенным в своей безнаказанности.
Я решил проверить свою догадку самым простым способом. Я подошёл к старому нищему, сидевшему у паперти, и, бросив ему в кружку несколько медных монет, как бы невзначай спросил, указывая на древо:
— Скажи, отец, а что это за пустое место рядом с именем принцессы? Забыли дорисовать?
Старик поднял на меня усталые, выцветшие глаза.
Он посмотрел на древо, потом снова на меня, и его лицо исказилось от ужаса. Он торопливо сгрёб монеты, пробормотал что-то нечленораздельное про то, что он ничего не знает и не видит, и, подхватив свои пожитки, заковылял прочь так быстро, как только могли нести его больные ноги. Он шарахнулся от моего вопроса, как от чумы.
Я попробовал подойти ещё к паре человек — торговке пирожками и какому-то мелкому ремесленнику. Реакция была той же. Едва услышав вопрос о королевской семье и древе, люди бледнели, отводили глаза и спешили уйти.
Ясен пень, народ этот вопрос о покойнице-принцессе избегает. Интересно девки пляшут.
Эдакое местное табу. И в то же время у меня был настрой, как у врача, сначала найти место, где у больного болит, а потом туда потыкать, потому что эти странные рисуночки значили, что мы наткнулись на что-то действительно важное.
Тайна, которую охраняет всеобщий страх — самая взрывоопасная из всех.
— Ладно, — сказал я Рэду. — План «Б». Идём в «Чёрный кабан». Если информацию нельзя получить на площади, её всегда можно купить, ну или обменять на алкоголь в таверне.
Таверна «Чёрный кабан» днём выглядела ещё более убогой, чем накануне, только днём там было меньше народа.
Тусклый свет, пробивавшийся сквозь грязные окна, лишь подчёркивал общую неухоженность: липкие столы, заляпанный пол, стойкий запах кислого пива и плесени. Посетителей почти не было, лишь пара угрюмых пьянчуг дремали в дальнем углу. За стойкой, протирая кружку грязной тряпкой, стоял уже знакомый по прошлому посещению бармен.
Он узнал нас.
На его лице промелькнуло что-то вроде опасливого любопытства. Мы были теми странными приезжими, которые не вписывались в общую картину и задавали опасные вопросы.
Мы сели за стойку. Я молча положил перед ним две золотые монеты. Не медь, не серебро, а сразу — золото.
Эдакая демонстрация серьёзности моего любопытства и щедрости за её удовлетворение. Глаза бармена жадно блеснули. Не знаю, сколько он зарабатывал, но для него и с учётом того, что экономика города Лемеза лежала на боку, это была довольно-таки ощутимые деньги.
В его заведении такая сумма была равна недельной выручке.
— Хорошего вина, — сказал я. — Не того, что ты подаешь обычно. А самого лучшего, что у тебя есть в подвале. Три бокала и немного твоего времени.
Бармен в одно движение сгрёб монеты, кивнул и скрылся в подсобке. Через минуту он вернулся с пыльной бутылкой и тремя относительно чистыми бокалами. Он налил нам и себе тёмно-рубинового, ароматного вина.
— Я слушаю, — сказал он, понизив голос и с подозрением бросив быстрый взгляд на спящих пьянчуг.
— Мы люди не местные. И заметили на фасаде храма историю королевской семьи. И вот, нас заинтересовала история, — начал я так же тихо. — История королевской семьи в целом и в частности, принцессы Мирианиды, старшей сестры короля.
Бармен напрягся. Его рука, протиравшая стойку, замерла. Это была та самая запретная тема.
— Я ничего не…
— Да ладно, дядя, — сгримасничал я. — Понятно, что мы не ищейки Цербера и мы тебя не сдадим. Мы хорошо заплатили за вино и разговор во время его пития. А вот кто нам что-то рассказал, мы под влиянием алкоголя забываем в ту же секунду.
Золото и обещание анонимности сделали свое дело. Бармен сглотнул, снова покосился по сторонам и наклонился к нам ещё ближе. Его голос превратился в едва слышный шёпот.
— Об этом не говорят, — прошипел он. — За такие разговоры можно оказаться в подвалах Цербера. Но раз вы платите… Жители города, те, кто старше тридцати, помнят старые слухи. Когда Коннэбль был ещё молодым принцем, он был вторым в очереди на трон. Первой была его старшая сестра, Мирианида. Говорят, она была умной, красивой, хотя и острой на язык, но народу она нравилась. Правда, по традиции на трон восходит старший мужчина в роду, но это не строгое правило. А Коннэбль на пару лет младше, он был жестоким и наказывал слуг пытками. И вот однажды… так говорят, во время охоты, произошёл несчастный случай. Принцесса упала с лошади и напоролась на острый сук. Прямо в грудную клетку. Правда, саму ветку не нашли, что странно. Народу тогда ничего толком не объяснили.
Он сделал паузу, наливая себе немного вина дрожащей рукой и залпом выпивая.
— Конечно, народ тогда шептался по углам… Ну, какой к лешему несчастный случай? Выгодно-то это всё принцу Коннэблю и он там был, а рыцарей и королей сызмальства учат пользоваться мечом и кинжалом. Я не берусь утверждать, но небось, он её и прирезал. Потому что даже если принцесса не заходит на престол, она бы просто нашла муженька помордастее и выдвинула бы его в короли.