Вот такие дела. Понятно не обо всём рассказал, на базе было подписано шестьдесят три расстрельных приговора, уже исполнены. Архивы здорово помогли выявлять предателей. А сбежать при вывозе и выводе не получилось, плотно контролировали, и големы тоже. Ладно, вот аэродром, главный столичный, тут несколько авиационных полков базировались. Вот там удивились, когда зажегся самолётный прожектор и Анастасия, мой пилот, посадила самолёт на полосу, снег тут чистили, уже второй день снегопад шёл, всё белым бело, и вот так ревя мотором, выключив прожектор, чтобы не демаскировать аэродром, покатили своим ходом в сторону штабных зданий и казарм, там на стоянку заведём самолёт. Как раз там связные и стоят. А к нам бежало немало народу, самолёт опознали, решили, что немцы. А там звезды в белой окантовке. Так что открыл дверь и опознался:
— Комдив Астахов, помогите выбраться, у маня ранение в плечо.
Впрочем, косынку, в которой моя рука, те видели, помогли выбраться, документы проверили, как раз подъехал дежурный на машине, в звании майора, и у меня, и у лётчицы. Вот я и отдавал приказы:
— Самолёт на стоянку и заправить, лётчика моего накормить и спать уложить. Талоны на питание и на бензин при ней, всё как положено. Через три дня я отбуду обратно, чтобы самолёт был готов. Мне машину, вещи из самолёта в салон, и в Генштаб. Срочно. Не стоим, суетимся и торопимся, чтобы через двадцать минут меня тут не было.
Ну быстро всё сделано было, скоро подогнали «эмку», боец за рулём с голубыми авиационными петлицами, два чемодана и стопки рапортов, перевеянных бечёвками, подали в салон, я сел спереди, и машина покатила к выезду. Там в сторону столицы. Из-за груза отчего самолёт летел с небольшим перегрузом, я не взял своего адъютанта, а тот бывает нужен под рукой. В Генштаб понятно предупредят о моём прибытии, будут ждать. К слову, время полседьмого вечера, тот ещё работает, мы засветло ещё вылетели с Настей. Меньше часа и прибыли на место, к счастью несколько командиров и два бойца помогли всё занести в здание. А там сразу к Шапошникову, его уже предупредили:
— Что с дивизией? — в лоб спросил тот.
— А что с ней? Дивизии в порядке. Пополнена до штата вооружением и бойцами за счёт освобождения лагерей военнопленных.
— Полковник Ткачук докладывал, что встречался с вами. Он вывел свою дивизию, пока исполняющим обязанности назначен. Так, — устало потёр тот лицо, мешки под глазами его не красили, но было видно, что он долго не спал.
— Я сам не спал двое суток, вон шатает, ещё ранен в плечо, завтра швы снимать нужно. Трое суток у меня есть, пока в дивизии и бригадах выполняют мои указания. Пока же доложусь. Тут в чемоданах и папках, рапорты, также данные по освобождённым, по казнённым немцами, какие следственные мероприятия проводил Особый отдел и Политуправление по жестокому отношению к пленным, ну и наградные. Очень хорошо поработали бойцы. Что по докладу, если кратко, — подойдя к карте области на стене, я стал показывать. — Увёл дивизию вот сюда, здесь землянок и блиндажей на целый корпус. Освободил лагеря и захватил пункты сбора советского трофейного вооружения и техники по этой округе, и пополнил до штата свою дивизию, начал формировать две стрелковых бригады и танковый полк, шесть дивизионов, автобаты, вооружение для них есть. Тридцать тысяч пленных освободил, но в строй ввёл восемнадцать, остальных нужно лечить, много умерло на операционных столах. Задачу, которую я перед собой поставил, перерезать в этих и этих местах железную дорогу и автомобильную, главные артерии снабжения двух вражеских армий, что наступают на Москву. Наличных сил удерживать позиции хватит надолго, месяц, может два, даже против фронтовых частей…
Я устно докладывал, и надо сказать, маршал, и как несколько генералов и два полковника, что с нами в кабинете были, суть ухватили верно и оценили перспективы нашей будущей работы тоже верно.
— Сколько потребуется на то чтобы привести части в порядок? — спросил один из генералов.
— Неделя, этом минимум, сейчас как боевая ценность сформированные части и моя дивизия равны нулю. К тому же немцы рыскают, пытаются понять кто тут поработал. На станцию прибыл полк охранной дивизии и её штаб, а эту станцию и село моя дивизия должна брать. Проблем нет, возьмём, но нужно назначить командиров на бригады и полк, политработников, это уже вам работа. Своих ли дадите или наши кандидаты, они описаны в тех папках, решать вам. А я честно сказать устал, очень спать хочу.
Понятно, что сразу меня не отпустили, хотя моё состояние видели, около часа я отвечал на вопросы. Остальное есть в доставленных бумагах. Дальше меня отвезли в гостиницу, сотрудник помог принять душ, мне не удобно было, нельзя рану мочить, и спать. Почти сразу вырубило. Кстати, в номер принесли ужин, тарелку макарон и гуляш, и чай. Вкусно, поел, и вот только тогда спать. Кстати, о моём появлении на аэродроме Сталину доложили, ещё пока я ехал к Генштабу тот узнал, слышал пока в Генштабе находился, того интересовало что со мной и по дивизии, вот один из командиров должен был собрать подробную аналитическую записку и отправить секретарю Сталина. Хотя меня это не особо и волновало. Да, я сообщил что могу отсутствовать в дивизии около трёх суток, но желаю вернутся в нужный день, и Шапошников выяснил мотивы. Заинтересовался. Я и пояснил, что хочу, формирую две бригады, одну стрелковую, а другую именно моторизованную хочу. Для чего, создавать моторизованные группы и бросить по тылам противника, нанося удары в мягкое подбрюшье тыла. Вот и собираюсь сформировать группу, и уйти за зону где мы ранее работали, сейчас там разведка собирает данные, освободить пару лагерей и набрать там нужных мне специалистов. Шапошникова всё это заинтересовало, оценил идеи и какие могут быть перспективы, так что формировать мне вторую бригаду именно моторизованной приказано. Пришлось взять по козырёк. Ну и ещё пару батальонов, отдельных, также задействовав их в этой схеме налётов на тылы противника. Всё же одной бригады будет маловато. Пришлось и тут брать под козырёк.
С утра меня к врачу в ближайший госпиталь, там уже договорились, отдельную машину мне выделили, и пробивного лейтенанта, он и возил. Швы сняли, раны осмотрели, заживает хорошо, покраснений нет, и снова повязки наложили, там уже в Генштаб, где я работал до вчера. Много идей моих решили реализовать, а некоторые даже расширить, вот и работали над этим. А вечером к Сталину на приём. Около получаса пробыл, тот был сильно занят, расписание плотное, но пообщался, свои вопросы задавал. Дальше снова в Генштаб, до конца срока там в основном время проводил, и получив приказы на руки, вернулся на аэродром. Кстати, мне расширили мою группировку. Не одну стрелковую бригаду сформировать, а две, потом моторизованную и два моторизованных батальона, командиров подобрали из представленных мной списков. Всё снаряжение, оснащение и людей только своими силами добываем, ничего и никого не выдали. С дивизии меня не сняли, всё ещё комдив, но общее командование этой группировкой на мне. И через шесть дней, такой срок назначили, приказ, перерезать обе дороги и держать до конца, не давая противнику снабжать свои части по ним. Есть и объездные, но для начала там другие корпуса снабжаются, и слишком далеко. Растянуться коммуникации. Тем более как раз эти дороги законная цель нашей авиации, что затруднит немцам снабжение.
Меня доставили на аэродром, через час стемнеет, чемоданчик один, там все бумаги и приказы. За три дня командиры неплохо поработали, видимо задерживались, отдыхать поздно ночью уходили, но многое сделали нужного. Подвезли прямо к штабу. Я велел дежурному вызвать моего лётчика и готовить самолёт. Тот сообщил что лётчик сейчас будет, в казармах тот, а вот самолёт приготовить не может, его ещё вчера забрал один из командующих, машина ему понравилась.
— Не понял? — поднял я брови. — У вас аэродром или проходной двор? С какого ряда мою машину отдали непонятно кому. И кстати кому и кто отдал? Кто такой бессмертный?
— Я не могу отвечать на такие вопросы, — занервничал майор-дежурный. — Приказ командующего авиабазой.
— Веди к нему.
Вот так с чемоданом в одной руке, я отвечаю за содержимое, вторая в косынке, и двинул куда нужно. Отвели. А генерал меня послал, прям так конкретно. Сообщив что я тут никто и звать меня никак. Кстати, петлицы не голубые, тот вообще почему-то артиллерист.
— Вот как, вы же понимаете, что я пойду на ответные меры?
— Пошёл вон.
Развернувшись, я и пошёл к выходу. А это уже конкретное вытирание об меня ног, меня старались опустить, морально, это видно, и я не понимаю с какой стороны ветер дует. То, что эти авиаторы и какой-то там генерал всё это сами затеяли, я не верил. Выясню. Машина из гаража Генштаба уже ушла, так что забрав ожидающую меня Настю, почему-то её вместе с самолётом не забрали, и мы пешком направились к выходу. В воротах, когда нас выпустили, догнал незнакомый старший лейтенант, из местных, в зимнем лётном комбинезоне.
— Товарищ полковник, вы куда? Мне приказано доставить вас по назначению.
— Ты ещё кто?
— Ваш пилот, мой пассажирский самолёт вон там на полосе ожидает.
— Да я с вами, служащими этого аэродрома, на одном поле ср*ть не сяду, ворюги. Побрезгаю. Сами доберёмся. Вали обратно.
Так мы и ушли, оставив шокированного лейтенанта в воротах. Дальше сделал вот что, уже стемнело, Настя с чемоданом у дороги, а я отбежал, и достал пять големов, один с рацией, обговорили что будем в эфире произносить, и достал «У-2», у меня их ещё три штуки, но вот «Шторьха» больше нет. Так что сходил за Настей, и пока та всё запускала, и мы взлетали, приготовился, подключил наушники, машина радиофицирована, настроил рацию на нужную волну. От Москвы мы уже на пятьдесят километров улетели, и вызвал базу. Отвечать они не имели разрешения, а принимать вполне, радисты дежурят круглые сутки.
— База Сто Шесть, я Танкист, возвращаемся. Будем через час. Отбой.
После этого сразу стал вызывать другого абонента, по другой волне, кстати, по ней работают и на том аэродроме, что мы так нехорошо покинули.