м, я без сознания был около трёх суток. В коме находился похоже. А так, решил, что с Союзом мне не по пути, арест, камера, избиения, лучше сам буду воевать, и сменю личность. Как стемнеет, големы меня вынесут, и кинут ответку тем, кто меня избивал, пока я восстанавливаю себя. А потом решу, что делать. Это пока не планы, наброски, но они мне нравятся. Тут, прерывая мои мысли, зашла медсестра и начала меня осматривать.
Обмануть опытного медика, что ты всё ещё в коме, сложно, да я и не пытался, так что та закончила осмотр и вышла, и вскоре вернулась с врачом. Тут уже осмотр, начал серьёзный, даже опросить пытались, но из-за сломанной челюсти говорил я невнятно.
— Доктор, — стараясь говорить разборчиво, пока тот осматривал повреждённый глаз, убрав повязку, сказал я. — Сколько мне нужно на восстановление, примерно? На глаз прикиньте.
— Ну примерно три месяца, это в лучшем случае. А так думаю все четыре.
— Ладно, берём четыре месяца. Сегодня какой день?
— Двадцать восьмое октября.
— Значит мое лечение закончится должно примерно в конце февраля, начало марта. Хорошо. Доктор, прошу вас выдать бумагу, что я нахожусь на излечении до конца февраля. Меня сегодня ночью заберут, перевезут в ведомственную больницу НКВД, но не официально, и мне эта бумага нужна, чтобы дезертиром не признали.
Тут у меня была хохма. Я одиннадцать человек покрошил, да уголовники, но они классово близки к власти Союза. Я могу детский сад весь вырезать, меня меньше накажут по сравнению если уголовников трону. Пример грубый, но довольно точный. Да я и сам пример. Вон как мстили за своих, классово близких. Поэтому я решил так, сваливаю, и вылечившись, спокойно себе работаю по тылам немцев, благо техники накопил изрядно, вот и буду её тратить. Точнее неправильно сказал, буду чисто по европейским добровольцам работать, по финнам и румынам. За четыре месяца можно их много укокошить. Я надеюсь общую численность до миллиона повысить. Закончатся они, есть СС и Люфтваффе. В общем, видно будет.
— Я не могу выдавать такую справку.
— Доктор, у нас с вами два пути, или вы мне принесёте её сюда и будете дальше здравствовать и жить спокойно себе. Или к вам придут люди со строгими лицами, и вы всё равно выдадите им мою справку, но уже вряд ли в хорошем физическом состоянии. Вы же не хирург, лечить и одной рукой сможете. Пока вторая в гипсе.
— Вообще-то хирург. И что, своего врача, советского человека, вот так побьёте⁈
Говорить тяжело было, но я старался.
— Ну мне и самому тяжко так поступать, но если вы сами на контакт не идёте, то приходиться переходить ко второму варианту, а там парни серьёзные и цацкаться не будут. Сначала покажут свои серьёзные намеренья, оставив одну руку целой, чтобы писать могли, потом получат то, за чем пришли. Вот и говорю, вам лучше выбрать второй вариант, а я вас за это отблагодарю. Вот видите у меня под рукой четыре больших трофейных шоколадки. Это вам обоим, за молчание. Берите, я настаиваю. И жду свою справку. И лучше побыстрее, чую добьют меня.
Врач помедлил, а вот медсестра не стала, забрала все четыре шоколадки, и чуть позже те вышли. А через десять минут врач принёс справку, дал мне её изучать и положил пока на столик. Всё оформлено, печати, подписи, так что до конца февраля я свободен. А так как через сканер видел, чем занят врач, то подготовился. Достал одного голема, и он собрал в вещмешок гостинца из той кучи, что я выложил из медальона, или подарки для него, вот и сказал врачу:
— Спасибо вам. Мои знакомцы вам подарки, гостинца оставили, под кроватью в вещмешке. Заберите, это вам от меня лично. В основном консервы, мясные. Знаю, как сейчас голодно в Москве и цены на продукты как взлетели. Ещё раз спасибо.
Тот достал вещмешок, и несколько растерянно встал, спросив:
— А как я его вынесу? Снаружи охрана.
— Всему вас учить надо. В окно аккуратно скиньте, а там заберите.
Тот так и поступил, открыл окно, хотя это трудно, уже заклеили, и скинул, а через пять минут, с накинутым пальто, врач явно гражданский, забрал, и унёс. Причём, не в здание больницы, а за территорию. Как оказалось, жил тот недалеко. Домой отнёс сразу, и семья его там, с детьми, жена стала изучать что внутри вещмешка. В основном мясные консервы из трофеев. Фарш и ветчина. Молодец, презент тот оценил правильно. Снаружи уже темнело, так что вскоре достал обоих големов, те завернули в зимнюю форму одежды, натянули ватник и ватные штаны, валенки, и вынесли наружу через окно, доктор помог, вскрыв его. Перехватывая, увязав верёвку подмышками, спустил один, второй уже принял внизу. Первый выбрался, прикрыв окно, но уже не запереть, он снаружи, и спрыгнул, после чего стал нагонять второго, что нёс меня к ограде. Там совместно перенесли через неё, я достал грузовик «ЗИС-5». Меня в кузов, тент закрывал от дождя, мелкий сыпал и ветер шквальный, мороза нет, но плюс два было где-то, температура опустилась. В пустом кузове армейскую кровать положили, меня аккуратно на неё, накрыв тёплым одеялом. Один голем за руль и поехал к Лубянке, второй со мной в кузове. Интересно, к больнице подъехало три легковых машины, их покинули командиры, двое даже генералами были, и зашли внутрь. Что дальше не видел, выехали за зону работы сканера. Километр же всего. Я же, поглядывая на показания сканера, вбив поиск по аурам нужных людей, а сам лечился. Ещё в палате, вставив второй и третий накопители, я полностью излечил челюсть, зарастил перелом, вырастил два зуба, проклюнулись, скоро сами вырастут, и вылечил глаз. Это пока всё что успел. Дальше големы занимались моим выносом. Ну а пока везли, вставил новый накопитель и начал сращивать рёбра, мучили, при любом движении сильную боль вызывали. Тут два камня, и пришлось много есть, но и с рёбрами закончил. Проверка Лубянки и казарм показали, что нужных людей там нет, казармы дивизии Дзержинского также проверил, да весь город объездили, но нужных аур не было.
Может за город куда отправили? Без понятия. Дальше время терять не стал, покинули город, не смотря на комендантский час это было возможно сделать, нашлись тропки, хотя и не по дороге. Големы меня несли на носилках, дальше снова на дорогу и на машине до реки. Уже лёд у берегов вставал, морозило на ночь, но взлететь на «Каталине», ломая тонкий лёд, и направиться на восток, к Владивостоку, вполне было возможно, что я и сделал. Время свободное есть, вот и решил слетать на восток. Один голем за управлением, он же штурман, второй наблюдал за окрестностями. Нам нужно преодолеть приличное расстояние, так что следил чтобы никто не приблизился. А я лежал на той же армейской койке, что из кузова грузовика, и продолжал много есть и себя лечить. Даже зубы вырастил, и гематомы убрал. С одной дозаправкой мы добрались до Владивостока. К тому моменту я полностью себя излечил. И ни следа травм. На этом тихоокеанском побережье я пробыл четверо суток, закупил что нужно, в основном местные деликатесы, то что для себя делали, запасы на зиму, а не на продажу. Китайцев посетил, их национальные блюда и соусы, также морепродукты закупал. Да четырёх дней и хватило, после чего полетел обратно. Кстати, продал китайцам все пушки и снаряды к ним, часть техники, что в медальоне были, и хорошо заплатили золотом. Случайно этот чиновник в военной форме попался, свою армию собирал. Броневики ему по душе пришлись, и танк «Т-34». Вот так и вернулся под Москву. Набрал из схрона бронетехники, что на нашей стороне была, в основном трофейная, и к одному из мест наступления немцев на Москву. Забавно, но я нашёл место обороны, где командовал старший лейтенант Круча. Там как раз сканер показал двоих из тех семи, что я искал. Это уже другое место, и видно, что старлей в бою был, одна рука на перевязи, забинтована.
Так что сел в стороне, самолёт обслужил и заправил, и под видом осназа НКВД, оба голема со мной, добежал до наших. Так и прошёл и к полуземлянке Кручи, что как раз выходил наружу. Его позвали, когда мы через посты прошли. Да, масок на наших лицах не было.
— О, Маликов? Хм, а чего это у вас лица одинаковые?
— Близнецы мы. А ты получается брата нашего знаешь? Он танкист.
— Близнецы? — удивился тот, изучая нас. — Четверняшки?
— Да. А ты кто будешь?
— Старший лейтенант Круча. Командую обороной на этом участке.
— Да, вижу. Круча, не тот старлей из пехотного училища, где брат из окружения вышел? Он говорил.
— Тот самый.
— Ясно. А брата в камерах Лубянки и забили до инвалидности. Мы ищем тех, кто это сделал. И двое из них, в твоей группе. Как видишь, нам без вариантов, мы их забираем. Можешь сразу списывать в безвозвратные потери.
— Эй, парни, вижу, что вы все из госбезопасности, сержанты, но может не так круто? Тут все мои бойцы, не раз в боях были.
— Они из НКВД.
— Да, есть такие, несколько дней назад получил. В бою труса не праздновали, в рукопашной участвовали. Нет, не отдам.
— Круча, поверь, чтобы твою роту взять, нам полминуты потребуется. Так что или-или, без вариантов. Ты же не хочешь дать немцам тут дорогу, получив брешь в обороне.
— А вы точно свои, а не немецкие диверсанты?
— Мы втроём уничтожили больше тридцати тысяч немецких солдат, а также разных добровольцев из Европы. Отсюда в Финляндию двинем. Приказали там действовать, освобождать лагеря военнопленных и помогать пробиться к нашим. Не совсем наш профиль, но приказ есть приказ. А сейчас мы в самоволке, по личным делам. Месть за родного брата.
— Нет парни, я вам своих людей не отдам, — подумав, всё же сказал тот.
— Что ж, это твой выбор, Круча. Уходим!
Вот так развернувшись, я с големами и покинул расположение этого участка. Нам пытались не дать уйти, но оставив два десятка стонущих и побитых бойцов, причём без единого выстрела, всё же ушли. А через десять минут, выявив из леса тех двоих, что сканер показал, как нужных мне, два точных выстрела из «СВТ», и цели поражены. Наверняка. После этого прочь.
Идея летать над нашими позициями и искать этих упырей, что меня избивали, оказалась вполне действенной. Вон их куда спрятали, кто-то просчитал возможность моей мести. Нашёл ещё двоих, но в этот раз оставил в живых, перелом позвонков в поясничном отделе, парализованы ниже пояса. Я лично описал им за что и почему те так пострадали. Это месть. Теперь они инвалиды и будут всегда помнить почему ими стали. А государству те станут немым укором, которым ещё и пенсию по инвалидности платить. А вот с тремя оставшихся, а среди этой тройки и конвоир был, я помню его крик «бей», это он отдал приказ, первым налетев на меня, было сложнее. Обнаружил в пешей колонне военнопленных, что около взвода немцев вели в тыл. Тут было три сотни пленных. На самом деле ночами облетая позиции наших войск, я начал работать по немецким тылам, и нашёл в сарае троих. Даже в двух сараях, в одном один и в другом двое, видать в одном подразделении служили и вместе в плен попали. Сел в стороне, однако добежав, как раз светало, обнаружил, что их строят в колонну и выводят из села, дальше в тыл. Пришлось подождать, и по пути вот атаковал. Втроём из «ППД», по диску выпустив, мы уничтожили всю охрану, выходя с трёх сторон, не давая разбежаться пленникам. Я командовал, велел встать на место и стоять, оружие с убитых конвоиров не трогать. Так что бойцы стояли и с надеждой смотрели на нас. Я же подошёл к конвоиру и стал пристально смотреть на его. Тот занервничал, и спросил: