[…] Слава Богу, остатки французской главной армии перешли за Неман. Сему примеру, надеюсь, последуют и цесарцы и Макдональд.
Карл Двенадцатый вошел в Россию так же, как Бонапарт, и Бонапарт не лучше Карла из России вышел. 380 тысяч составляли его корпусы, кроме Макдональда, а что вывел? Благодарю за стихи Синельникова, есть места прекрасные. Напиши, пожалуйста, кто этот Синельников. Надобно ему написать.
Бедный Павел Бибиков безнадежен, не знаю, как мать и жена перенесут.
Детям благословение.
Храбрые и победоносные войска! Наконец вы на границах Империи, каждый из вас есть спаситель Отечества. Россия приветствует вас сим именем. Стремительное преследование неприятеля и необыкновенные труды, подъятые вами в сем быстром походе, изумляют все народы и приносят вам бессмертную славу. Не было еще примера столь блистательных побед.
Два месяца сряду рука ваша каждодневно карала злодеев. Путь их усеян трупами. Только в бегстве своем сам вождь их не искал иного, кроме личного спасения. Смерть носилась в рядах неприятельских. Тысячи падали разом и погибали. Тако Всемогущий Бог изъявлял на них гнев свой и поборил своему народу.
Не останавливаясь среди геройских подвигов, мы идем теперь далее. Пройдем границы и потщимся довершить поражение неприятеля на собственных полях его. Но не последуем примеру врагов наших в их буйстве и неистовствах, унижающих солдата. Они жгли дома наши, ругались Святынею, и вы видели, как десница Вышнего праведно отметила их нечестие. Будем великодушны, положим различие между врагом и мирным жителем.
Справедливость и кротость в обхождении с обывателями покажет им ясно, что не порабощения их и не суетной славы мы желаем, но ищем освободить от бедствий и угнетения даже самые те народы, которые вооружались против России. Непременная воля Всемилостивейшего Государя нашего есть, чтобы спокойствие жителей не было нарушаемо и имущество их осталось неприкосновенным.
Объявляя о том, обнадежен [я], что священная воля сия будет выполнена каждым солдатом в полной мере. Никто из них да не отважится забыть ее, а господ корпусных и дивизионных командиров именем Его Императорского Величества призываю в особенности иметь за сим строгое и неослабное наблюдение.
Подлинный подписал:
Примите искреннейшую мою благодарность, милостивый государь мой Гаврила Петрович, за письмо Ваше от 24 декабря, мною полученное. Участие, приемлемое Вами во всем, касающемся до любезнейшего нашего Отечества, доказывает мне, что Вы истинный сын России!
Сердце мое вместе с Вашим радуется той славе, какою увенчаны воины, ополчившиеся против врага целой Европы, мечтавшего попрать все для нас священное. Но дивен Бог в делах своих! Его всещедрая десница укрепила ряды непобедимых, кои, мужественно рассеяв полчища иноплеменные, по трупам их достигли пределов чуждых.
Непритворные похвалы, которым удостаиваюсь я нередко от соотечественников моих, разделяю я [с] сподвижниками моими, храбрости коих обязан я тем, что все надежды мои вижу увенчанными успехами, и если россы всегда будут сражаться за веру своих прародителей, царя и честь народную, то слава будет вечным их спутником; и горе злодею, покусившемуся на хранимую Богом Святую Русь!
Желание Ваше иметь мой портрет почту за особенное удовольствие выполнить доставлением оного Вам, но не прежде, как получу из Петербурга; ранее же сделать сие не имею возможности.
С почитанием и преданностью пребыть честь имею Ваш, милостивый государь мой, всепокорный слуга
С глубокой благодарностью получил я Ваше письмо от 17-го текущего месяца, в котором Ваше сиятельство выражаете свои чувства ко мне. Я считаю особой честью для себя начать поход вместе с генералом, который уже в течение многих лет привлекает к себе внимание всей Европы и на которого его Отечество с уверенностью возлагает свои надежды. Да будет борьба, в которую мы теперь вступаем, завершена так же счастливо, как справедливо ее начало, как священно ее продолжение.
Одновременно прошу Ваше сиятельство присылать мне каждые десять дней ежедневный журнал согласно принятому у меня распорядку.
Примите и пр[очее].
Сейчас из Бреславля едет курьер в Петербург и Государь за ним вслед. Он там три дня гостил. Прием был чрезвычайный, и пруссаки без памяти. Король мне отдал в команду свои войска. Не смею задержать курьера, весьма наскоро отправлен, и Государь должен сейчас приехать. С будущим курьером надеюсь много писать о дрезденских праздниках.
Наши на Эльбе, и здесь все тихо.
Детям благословение.
[…] Мы сюда ждем прусского короля. Пришли, пожалуйста, несколько, хотя [бы] три экземпляра, ежели есть, моих гравированных портретов. Из России пишут незнакомые и просят. А вот как в Берлине награвировали по расспросам, посылаю; достану да пришлю таких, что в разных костюмах, и в шубе, и Бог знает как. Есть такие, что и по две копейки. […]
Поведение наших войск здесь всех удивляет, и моральность в солдатах такая, что и меня удивляет. Детям благословение.
Милостивый государь мой Гавриил Романович!
Письмо Вашего высокопревосходительства имел я честь получить. Хотя не могу я принять всего помещенного в прекрасном творении Вашем «На парение орла» прямо на мой счет, но произведение сие, как и прочие бессмертного Вашего пера, имеет особенную цену уважения и служит новым доказательством Вашей ко мне любви.
Сколько же лестен и приятен для меня гимн Ваш, коего один только экземпляр собственно для меня получил я через Петра Петровича Коновницына, но не более, как пишете Вы, о чем сожалея, весьма бы желал присылки оных. Повторяя чувства совершенной моей благодарности на Ваше ко мне расположение, имею честь быть с истинным почтением и преданностью, милостивый государь мой, Вашего превосходительства всепокорный слуга
Милостивый государь князь Петр Михайлович!
16-го сего апреля в 9 часов и 35 минут пополудни свершилось ужаснейшее для нас происшествие. Обожаемый нами фельдмаршал князь Михайло Ларионович кончил дни свои. Удар сей столь сильно поразил меня, что от сокрушенного и обремененного печалью сердца не в состоянии я изъявить Вашему сиятельству никакого утешения, кроме того, что славные подвиги его будут жить вечно в сердцах россиян и в летописях избавленного им Отечества.
Имею честь быть с совершенным почтением и душевною преданностью, милостивый государь, Вашего сиятельства покорнейшим слугою.
Подлинный подписал:
[18 апреля]. Сего числа получено, к неописанному прискорбию Государя императора и всего войска, известие о последовавшей апреля в 16-й день в городе Бунцлау кончине генерал-фельдмаршала, главнокомандующего всеми российскими и союзными армиями бессмертного князя Михаила Ларионовича Голенищева-Кутузова-Смоленского, коего тело, по Высочайшему повелению, отправлено в Санкт-Петербург, дабы было погребено со всеми высокому званию его и навеки незабвенным Отечеству оказанным заслугам подобающими почестями.
Княгиня Катерина Ильинишна!
Судьбы Вышнего, которым никто смертный воспротивиться не может, а потому и роптать не должен, определили супругу Вашему, светлейшему князю Михаилу Ларионовичу Кутузову-Смоленскому, посреди громких подвигов и блистательной славы своей, переселиться от временной жизни к вечной. Болезненная и великая не для одних Вас, но и для всего Отечества потеря!
Не Вы одни проливаете о нем слезы – с Вами плачу Я, и плачет вся Россия. Бог, позвавший его к себе, да утешит Вас тем, что имя и дела его остаются бессмертными. Благодарное Отечество не забудет никогда заслуг его. Европа и весь свет не перестанут ему удивляться и внесут имя его в число знаменитейших полководцев. В честь ему воздвигнется памятник, при котором россиянин, смотря на изваянный образ его, будет гордиться, чужестранец же уважать землю, порождающую столь великих мужей.