рмии, должен непременно иметь свою кавалерию, чтобы употребить ее в дело, когда это представится необходимым. Часто успех всего сражения зависит от своевременно произведенной атаки кавалерии.
Когда же начальство над всей кавалерией поручено другому генералу, то успех дня может сильно пострадать, так как при слишком длинной линии фронта одному лицу трудно следить за ней, чтобы нигде не пропустить каждого момента для атаки.
Нас было три генерал-лейтенанта, и Кутузов мог бы образовать три корпуса из всех родов оружия, и мы бы с Эссеном охотно уступили бы Войнову часть нашей пехоты, лишь бы сохранить при себе нашу кавалерию, которая была нам так полезна. Кутузов передал Войнову также начальство над аванпостами, что очень обидело Эссена, так как он заведовал ими всю зиму, проведенную в Рущуке.
С 18 по 20 июня Войнов, со своей обычной безрассудностью, произвел несколько разведок турецкого расположения и забрал несколько неприятельских постов. В числе взятых им пленников находился один польский ренегат, гость великого визиря о котором последний очень сожалел.
Кутузов имел намерение до начала сражения скрывать свои силы за укреплениями Гирсова и только тогда их выставить, когда сражение станет неизбежным. Это был великолепный план, тем более, что великий визирь предполагал, что в нашей армии не более 10 тыс. человек, тогда как у нас было 18 тыс. Но одно неожиданное обстоятельство помешало всем этим соображениям главнокомандующего.
19 июня я перешел Дунай и засел на низкой равнине, где находились в прошлом году наши траншеи. Таким образом я был скрыт от турок.
20 июня, на рассвете и при сильном тумане, когда нельзя было рассмотреть, что делается в 10 шагах, 5000 отборных всадников турецкой конницы напали на наши аванпосты и, захватив их, бросились на бивак Чугуевских улан, которые едва только успели вскочить на лошадей. Этот полк никогда не пользовался хорошей репутацией, но на этот раз он превосходно вел себя, имея во главе полковника Бенкендорфа – флигель-адъютанта Государя и волонтера нашей армии. Это последнее обстоятельство очень важно, так как он доказал, что и волонтеры могут быть на что-нибудь годны.
Бенкендорф, хотя и не ожидал такого внезапного нападения, однако не растерялся и, быстро собрав полк, отбил нападение турок. Туман мало-помалу рассеялся, и на помощь Бенкендорфу прибыл Энгельгардт со своим Староингерманландским полком и начал довольно живое дело. Когда же Эссен со своими 12-ю батальонами занял возвышенности, то турки совсем отступили.
В этом деле мы потеряли 100 человек, турки же гораздо больше, так как у них вовсе не было пушек, а у нас их было очень много.
Кутузов, так же как, и мы все, вообразив, что мы атакованы всей армией визиря и что произойдет генеральное сражение, отдал мне приказание выдвинуться с моим корпусом, который я и расположил влево от Эссена.
Таким образом, турки открыли все наши силы, которые главнокомандующий хотел так тщательно скрыть.
20 июня к 4 часам вечера мы построились в боевой порядок, как это видно из плана сражения при Рущуке.
Город этот, как я уже описывал, был окружен возвышенностями, покрытыми лесом и виноградниками, а в 4-х верстах от города, по Разградской дороге, находилась большая равнина, перерезанная несколькими неглубокими оврагами. Вправо от этой равнины протекает р. Лом, а влево идут дороги в Герновиды и в Туртукай. На этой равнине могут свободно маневрировать 50 тысяч человек, вплоть до дефиле Пизанцы.
21 июня все было тихо, только 22-го великий визирь собрал свою армию и атаковал нас.
Позиция наша была очень хороша, но она могла быть обойдена. Конечно, это большой недостаток, которого мы всегда опасались в делах с турками, так как их конница обычно окружает со всех сторон армию противника.
Мы заняли совершенно ровную и открытую поляну. Направо от нас шли виноградники, леса и овраги, а слева протекала р. Лом, через которую был построен каменный мост.
Кутузов поставил здесь один батальон 29-го егерского полка, чтобы избежать обхода неприятеля с этой стороны – предосторожность вполне разумная.
В Рущуке было оставлено три батальона 39-го егерского полка, а все оставшиеся там жители-христиане были вооружены. Равнину же, находящуюся у Туртукайской дороги, Кутузов занял тремя батальонами Вятского полка, эскадроном Кинбургских драгун и 50 казаками. Многие трунили над этой предосторожностью, находя ее совершенно излишней, но они жестоко ошиблись, и первый же случай доказал все благоразумие такой предусмотрительности Кутузова.
Главные наши силы состояли из 9-ти пехотных каре, из коих 5 было в первой линии и 4 – во второй. Все каре находились под командами прекрасных начальников.
На правом фланге стояло каре Староингерманландского полка, под командой ген. Энгельгардта и майора Ивкова. Энгельгардт командовал также Ливонским драгунским полком и 151 казаками, вызванными мною из Зимницы. Затем следовали каре Архангелогородского и Шлиссельбургского полков под начальством полковника Ререка и волонтера майора Энгельгардта. Позади этих трех каре были каре 3-го и 7-го егерских полков, под начальством майора Бакшеева, полковника Лаптева и общей командой генерала Гартунга. Эти 5 каре составляли корпус Эссена.
В моем распоряжении было 4 каре, и я был на левом фланге, хотя должен бы стоять на правом, но, прибыв только 20 числа, последним, и расположившись тогда на левом фланге, я там и остался.
Мои 4 каре занимали первую линию: каре Старооскольского полка под командою гр. Воронцова и полковника Шкайского; каре Выборгского полка и 29-го егерского под командою генерала Сандерса, полковника Кутузова и полковника Емельянова. Во второй линии стояли: каре, составленное из Олонуцкого и одного батальона Выборгского полков под командою генерала Турчанинова и полковника Булгарина и каре Белостокского, командование которым я вручил полковнику Владину, флигель-адъютанту Государя и волонтеру, отличившемуся при Рущуке в 1810 г.; под его начальством состоял майор Балбеков. Все эти начальники каре были и мужественны, деятельны, и привыкшие к войне с турками.
Артиллерия была также под прекрасной командой. Генерал Резвый, прибывший только накануне сражения, и в помощники ему был назначен генерал Анжу. Новак остался командовать артиллерией, находившейся на левом фланге моего корпуса, и под его начальством были подполковники Веселишский, Бушуев, Шульман, Ряман и Кривцов.
По неправильному распоряжению кавалерия была поставлена в третьей линии, тогда как она должна быть свернутой в колонны и построена между каре, которые своим огнем должны были защищать ее; а когда турки, утомленные своими бесчисленными и неудачными атаками на пехоту начнут уставать и отступать, только тогда кавалерия должна быстро выделиться из линий каре, наскочить на отступавших турок и отнять у них артиллерию.
Если же нашу кавалерию поставить впереди каре, то она останется открытой для нападения турок, конница которых в 20 раз многочисленнее нашей, и тогда, не будучи в состоянии выдержать натиска этих бесчисленных масс, наша кавалерия будет разбита и рассеяна. Линия кавалерии была очень растянута.
Правый фланг занимал генерал Дехтерев с 10-ю эскадронами своего Ольвиопольского гусарского полка; за ним помещался гр. Мантейфель с 5-ю эскадронами Петербургских драгун; далее генерал Лисаневич с 10-ю эскадронами Чугуевских улан; потом Белорусский гусарский полк под начальством Небольсина; затем 4 эскадрона Кинбургских драгун с их командиром генералом Уманцем и, наконец, казаки Грекова. Астаховский казачий полк и Луковкина заняли правый фланг общего расположения. Конная артиллерия была размещена между эскадронами, как обыкновенно в сражениях против регулярных армий.
Это также было необдуманное распоряжение. В войне с турками кавалерия никогда не может защищать артиллерию, которая часто не имеет даже времени открыть огонь и может быть легко захваченной неприятелем. Артиллерии надо располагаться не иначе, как побатарейно, около пехотных каре, которые для турок представляют единственно солидные преграды.
Турецкая иррегулярная конница, не имеющая правильного строя, никогда не может прорвать пехотного каре, тогда как при первых же выстрелах, поразивших хоть некоторых из них, прочие всадники, встревоженные огнем, начинают без толку крутиться и наскакивают друг на друга; вследствие этого возникает беспорядок, и вся эта конная масса, конечно, уже не может представлять собой грозной силы для пехоты, которая, будучи всегда в порядке, со всех сторон давала серьезный отпор.
Вот почему распоряжение поставить войска в каре является необходимостью в войне с турками.
Я уже говорил, что они имеют обыкновение окружать неприятеля со всех сторон, поэтому следует строить каре на 4 фаса, обращая главное внимание на прикрытие зарядных и патронных ящиков, лазаретных линеек и имеющегося при войсках обоза.
В прежнее время, при фельдмаршале Минихе, вся армия представляла из себя только одно каре, остававшееся всегда неподвижным. Фельдмаршал Румянцев разделил это большое каре на несколько малых, но они все еще были слишком велики и состояли каждое из 10–12 батальонов.
Во время переходов эти каре отделялись интервалами, но после они были значительно уменьшены, что давало им возможность быть более подвижными. Нельзя допустить, чтобы они были и слишком малыми, так как тогда они легко могут быть сбиты артиллерией. Лучшее деление армии на каре, когда каждое из них состоит из 2-х полков(4-х батальонов), приблизительно из 1800 человек, тогда всем есть место и при необходимости возможно принять и кавалерию.
Но все же эти каре имеют и свою особую сторону. Они так же, как и колонны, представляют большую цель, а потому дают возможность неприятельской артиллерии производить в них страшные опустошения. Каждое турецкое ядро, если оно пущено по прямой линии во фланг, может уничтожить массу людей[117].
Разделение войск по каре представляет большое неудобство для действий артиллерии, которая, будучи размещена по 4-м углам, может действовать только половиною своего состава, другая же остается совершенно бесполезной. Можно было бы, конечно, эту часть артиллерии перенести к атакованным флангам, но это движение чрезвычайно опасно, так как оно непременно, хоть на минуту, раскрывает каре и оставляет промежутки, которые всегда так заманчивы для турок.