Конечно, нам не было оснований удерживать Рущук за собой, так как для его защиты требовалось по крайней мере 12 000 человек, которых у нас не было, но следовало еще зимой разрушить город до основания, чтобы не осталось и следов строений и фортификационных сооружений, а в апреле месяце построить предмостное укрепление, обнесенное палисадом и окруженное волчьими ямами.
Если бы решили безусловную оборону, то этим самым предмостным укреплением можно было угрожать туркам остановить все их предприятия, а может быть, и заставить их самих принять оборонительное положение. Это самое я объяснял в записке, которую я послал военному министру. Посему ничто не могло быть более основательным, удобным и менее опасным, как если бы мы избрали это место.
Зима, казалось, будет суровая, и она действительно была таковою. С 4-го января холода, очень сильные для Валахии, предвещали нам, что Дунай скоро замерзнет, так как уже шел лед.
Рущук был совершенно открыт со стороны реки, там не было ни рвов, ни ретраншементов. На всей этой местности было не более 18-ти орудий; правда, все пушки были поставлены побатарейно вдоль реки, но эти батареи не были закрыты с горжи и размещены так, что если занять город, то нечего бояться их огня.
3-го января великий визирь выехал из Рущука в Шумлу со всей своей свитой и малочисленной кавалерией, которую он держал около себя, так как сильный недостаток в фураже не позволял их оставить в Рущуке. Там оставалось только 1000 человек войска. Жителей также было там немного. Никто не ожидал атаки, и удивление всех достигло бы высших размеров, так как Кутузов уже решил не сдержать своего слова и совершить подлость, только бы извлечь из этого как можно большие пользы.
Я ему предложил в неделю собрать 7000 человек пехоты и 1000 казаков и, перейдя Дунай, взять Рущук. Я не боялся, что турки узнают мои планы, так как лед шел так сильно, что перейти реку было немыслимо.
Мое предположение Кутузову об этой экспедиции было сделано 4-го января, 12-го Дунай был бы перейден, а 13-го я был бы в городе, если бы, конечно, имел дело с решительным начальником, например, с Суворовым, – этот бы сам туда пошел.
Но Кутузов, по обыкновению, стал употреблять уловки. Он мне сказал, что это нелегкое предприятие, что я могу потерять много людей и проч. Из этого я хорошо понял, что экспедиции не бывать, но никак не мог ожидать того, что он сделал.
Между тем он отправился в Журжево под предлогом осмотреть, что там делается, хотя это было совершенно лишнее, так как позиция мне была так же хорошо знакома, как и все те, которыми я хотел воспользоваться. Я ему написал еще раз из Журжево о том, чтобы он двинул свои войска, но он мне не ответил.
В тайну предложенного мною проекта посвящены были только Кутузов, генерал Сабанеев и я. Я не раскрывал рта об этом никому, Сабанеев был так же скромен, как и я, но так как ничто не было у Кутузова тайной, то я вскоре узнал, что весь город Бухарест говорит об этой экспедиции.
Босняк был предуведомлен, и с 16 января мне не трудно было заметить, что у турок приняты предосторожности.
Я видел, как чистились батареи, пополнялись людьми, и узнал, что Босняк привел вооруженных и жителей соседних деревень, из которых было формировал патрули и даже сам проводил ночи вооруженным.
Теперь уже нельзя было надеяться на возможность внезапно взять Рущук, но все же можно было овладеть им силой, увеличив для сего число войск, предназначенных мною раньше.
Я мог собрать 11 000 человек; конечно, были бы и некоторые потери, но положение этого города было для нас так важно, что можно было купить его хоть дорогой ценой. Я написал обо всем Кутузову – полное молчание!
Наконец 2-го февраля он мне прислал приказ, крайне хитрый и запутанный, на что я ему ответил довольно сухим рапортом. Я совершенно отказывался от предполагаемой экспедиции и от всей корреспонденции с ним по этому поводу.
Я был бы весьма рад, если бы он на этом покончил, но он, по своей бесхарактерности, желал сделать вид послушного приказаниям двора, не избегая опасности, и иметь случай написать реляцию, не рискуя сражением. Он приказал генералу Тучкову двинуться из Измаила в Бабадаг, графу Ливену выйти из Галача, генералу Гартингу идти в Силистрию, а если возможно, то и до Шумлы, и, наконец, генералу Булатову занять Систово.
Тучков, придя в Бабадаг, ничего там не нашел, Ливен тоже не встретил никого по дороге и вернулся в Галач, но Тучков с одним батальоном, полком казаков, болгарами и несколькими некрасовцами, бежавшими от Пегливана, достиг Манголи, на Черном море, отправил свои партии в Базарджик, напал там на провиантский транспорт, посланный в Шумлу, и захватил турецкого начальника или агу с 700 или 800 солдат или вооруженных жителей.
Если даже его экспедиция не была особенно полезна, то по крайней мере он выказал много деятельности и энергии. Зайдя так далеко, экспедиция эта внушила некоторый страх туркам.
Возвращаясь, Тучков нашел лед на Дунае растаявшим, и он переехал через него в лодках со всеми своими пленниками и громадной добычей.
Гартинг окончил разрушение Силистрии и уничтожил ее до основания с помощью жителей Калараша. Затем он двинулся по дороге на Разград, но побоялся идти дальше, так как Дунай делался непроходимым.
Наступление Булатова на Систово наложило тяжелое пятно как на Кутузова, отдавшего это приказание, так и на дежурного штаб-офицера полковника Кайсарова, посоветовавшего произвести это наступление, так и на Булатова, исполнившего его.
Систово расположено против Зимницы, где была учреждена таможня, и все купцы из Бухареста, полагаясь на слово Кутузова и основываясь на перемирии, а главное, на учреждении этой зимницкой таможни, все товары свои сложили в Систове. Еще за три дня до экспедиции Булатова разные товары: кофе, хлопок, шали, кисея и т. д. – подвозились туда со всех сторон, и таковых набралось там более чем на 3 миллиона.
Командовал войсками в Систове молодой ага, бывший начальником в Мачине. Этот ага в январе месяце выступил из Систова и направился на Ловчу и Плевну, так что в Систове осталось не более 20-ти вооруженных, бывших под ведением старого турка Ахмета, которого я знаю еще с Аккермана, где он долго жил у меня как заложник, а затем как толмач, так как прекрасно говорил по-русски. Он был взят в Слободзее, но Кутузов возвратил его визирю, к которому он был очень привязан.
Остальные жители Систова состояли из купцов, которые приехали, веря обещаниям таможенных чиновников, и поместились в полусгоревших домах, ими ремонтированных.
12-го апреля, на рассвете, генерал Булатов вошел в Систово с 2-мя батальонами Вятского полка, одним Старооскольского, одним 29-го егерского и с казаками Мельникова и Кутейникова. Он не встретил ни малейшего сопротивления: жители воображали, что он только проходит Систово, чтобы идти дальше, но они были жестоко обмануты!
Булатов, Кушников, брат сенатора и командующий Вятским полком, Кайсаров, который участвовал в экспедиции, надеясь обрести чин генерала, волонтеры и казаки бросились на этих несчастных жителей, ограбили их, захватили все их товары, их всех отправили в Зимницу со всеми их детьми и женами, с которыми обращались очень скверно, и оставили их на берегу Дуная, вследствие чего большинство отморозило себе руки и ноги. В три часа все, что было в Систове, исчезло.
Булатов, корыстолюбивый и алчный, не забыл себя в этом ужасном грабеже, а сопровождавшие его выказали себя достойными его. Кутейников, Мельников и Кушников составили себе значительное состояние. Солдаты также много награбили, но на другой же день пропили все.
После этой блестящей экспедиции, во время которой Булатов имел низость дать несколько пушечных выстрелов, дабы можно было сказать, что он встретил сопротивление и принужден был сражаться, он вернулся в Турно, взял один батальон Олонуцкого полка и, перейдя снова Дунай, появился 5-го утром у деревни Гулианце, в 5-ти верстах от Дуная и в 10-ти от Никополя.
В этой деревне находился редут, занятый 200 турок под командою Али-паши. Отряд этот был в зависимости от Видинского Муллы-паши. Булатов, не приняв никакой предосторожности, а доверяясь рассказам одного тамошнего жителя, что ров этого редута не глубок, не задумался штурмовать его.
Он атаковал редут с трех сторон, но, проходя через сады, войска разбрелись, атаковали не дружно и не могли перейти ров. Четверть часа спустя Булатов принужден был вывести своих людей, после того как совершенно бесполезно было убито 6 офицеров и 130 солдат. Тогда как 200 турок, бывших в редуте, оставили его и ушли. У них было 12–15 раненых, в том числе Али-паша, который умер от ран в Видине.
Тогда Булатов разрушил редут, уничтожил подземные погреба, которые там были, сжег деревню и увел ее жителей, а также и жителей двух других деревень, находящихся по дороге, которые имели при себе охранные листы, выданные им графом С.-При и генералом Турчаниновым.
Булатов возвратился в Зимницу весьма опечаленный тем, что оттепель помешала ему продолжать его столь славные подвиги!
Я не краснею, описывая его разбойничества в Систове и неудачу в Гулианце, так же как и генерал Кутузов не краснел, представляя это дело двору как грандиозный триумф, прося награды офицерам, которые в нем участвовали. Но правда вскоре обнаружилась. Несколько несчастных купцов из Бухареста, разоренные после грабежа их товаров, хотели через печать довести до сведения публики справедливые свои требования, но газеты задержали их жалобы.
Приближенные Кутузова краснели за него и за Кайсарова, а сам Кутузов, испугавшись результатов, могущих последовать из-за этих жалоб, имел хитрость исключить из донесений просьбу купцов и, казалось, был сконфужен тем, что принимал участие в таком деле, которое было оценено по достоинству.
Положение великого визиря в Шумле в продолжение всей зимы было чрезвычайно опасно и, если бы он имел перед собой предприимчивого генерала, безусловно, он потерял бы Рущук, а может быть, даже и Шумлу, которую потерять зимой было бы легче, нежели летом. В Шумле было не более 3000 вооруженных людей.