Отряд русских в 1200 человек, легко собранный в Журжево в 6 дней, мог сначала взойти в Рущук и оттуда продолжать свой поход на Шумлу, не встречая ни малейшего препятствия, так как таковыми нельзя было считать два или три редута в Кадыкиое в 15-ти верстах от Рущука, где находился Джур-Гассан с 200 или 300 турок.
Эта экспедиция в Шумлу не потребовала бы более 10 дней. Нескольких простых саней, запряженных полковыми лошадьми, было бы достаточно, чтобы свезти необходимый провиант и фураж.
Великий визирь уверял, что никогда он не проводил зимы более ужасной. Он ежеминутно ожидал нашего наступления, которое, без сомнения, предпринял бы сам, если бы был командующим нашими войсками.
Но еще более изумительно было, что Кутузов, в свою очередь, имел те же опасения. Принятые им предосторожности и выказанные беспокойства были так комичны и смешны, что могли удивить тех, кто его не знает.
Во время пребывания своего в Бухаресте Кутузов, не стесняясь более ничем, предавался самому постыдному беспутству.
Он до такой степени забыл стыд и приличие, что публично увез от мужа ту маленькую валашку 14 лет, о которой я уже говорил. Ее звали мадам Гулиани[149].
Она сделалась его фавориткой; каждый вечер она приходила к нему, и он относился к ней в присутствии всех с такой фамильярностью, которая переходила все границы пристойности и вооружала против себя всех честных людей, которые были принуждены ходить к нему.
Когда же он бывал приглашен на обед куда-нибудь, он считал себя в праве приводить с собой мадам Гулиани, а после обеда он запирался с ней в отдельной комнате.
Валахский вице-президент Кумено имел неосторожность пригласить к себе обедать вместе с этой счастливой парочкой других дам и генералов, но все гости, кроме Кутузова, вскоре принуждены были оставить его дом.
На балах, в клубах, во всех общественных местах можно было видеть эту маленькую бесстыдницу около Кутузова.
Часто она усаживалась на руки к своему 70-летнему любовнику, играла его аксельбантами и позволяла себе целовать его, помирая со смеху[150].
Интимное общество состояло из людей, соответствовавших нравам и обычаям его дома. Вот кто были его поверенные, его избранные, его лучшие друзья:
1) Мать мадам Гулиани (мадам Варканеско), которая тайно учила дочь тому, что она должна была знать, чтобы возбуждать истощенные чувства генерала, а затем приходила пользоваться результатами своих уроков.
2) Угодник Кутузова по имени Коронелли, самый глупый и низкий из всех этих недостойных, составлявших это стадо.
3) Другой – грек Баротци, который в течение 30 лет состоял в департаменте иностранных дел как шпион и таковым был послан военным министром в Константинополь под предлогом обмена пленников.
Это был человек чрезвычайно ловкий, пронырливый и деятельный, который иногда прекрасно судил о людях и вещах. Кутузов его приласкал, и он оставил свои занятия, чтобы остаться при нашей главной квартире.
4) Итальянец Боглиоко, медиум и антрепренер клуба; раньше он был известен как банкир из Архипелага, потом банкрот, позднее вор, приговоренный к повешению.
5) Жена этого Боглиоко, вышедшая из самого низкого класса Бухареста и бывшая на содержании у одного из адъютантов Кутузова – Кайсарова.
6) Грек Иорри, о котором я уже писал.
7) Поляк Ходкевич, явный плут, который сам хвастался этим. С молодых лет, играя самым мошенническим образом, он приобрел скромное состояние. Затем он примкнул к французским республиканцам, принимал участие во всех мерзостях, которыми оскверняли себя якобинцы, и совершал ужасные преступления в Италии.
Он хвастался тем, что самолично пытал и казнил дворян и священников в Неаполе. Он был управляющим имением Кутузова; жена его, по счету седьмая, была очень красива, и через нее он приобрел протекцию старого генерала. В Бухарест он приехал под предлогом дать отчет Кутузову и поместить на службу своего сына, в сущности же для того, чтобы обыграть и обобрать валахов и русских.
Только спустя два месяца Кайсарову и мне удалось отделаться от него, и то только благодаря тому, что он имел неосторожность играть с русскими офицерами, и Кутузов, опасавшийся, чтобы император, всегда питавший отвращение к игре, не был бы недоволен им, что он так приблизил к себе этого мошенника.
Ходкевич уехал с 12 000 дукатов, которые он высосал у валахов.
8) Наконец, к сожалению, я должен поместить в числе этих недостойных приближенных Кутузова и генерала Сергея Репнинского, человека умного, любезного, хорошего тона, совсем не годившегося для такого общества, но он стремился сделаться вице-президентом Дивана Валахии, вместо Койтено, который был назначен в Польшу, в армию князя Багратиона.
В этой-то тине завяз 68-летний старик, украшенный всеми русскими орденами, и среди такого грязного общества проводил он свой досуг.
И этот пьянствующий, беспутный старик внушал полное отвращение. К такому неприятному чувству, которое Кутузов заслуживал благодаря своему поведению, примешивались и опасения, возникавшие вследствие подобного союза и влияния, достойного осуждения, которое имели на него все эти субъекты. Он не мог ни в чем отказать своим паразитам, они располагали всеми местами, всеми милостями.
Мадам Гулиани за 3000 дукатов возвела на место каймакана (наместника визиря или генерал-губернатора Малой Валахии) одного графа Дудетцло, известного в Валахии за весьма дурного человека и даже опасного по своим взглядам и сношениям, и который во времена князя Ипсиланти должен был бы быть казнен за перехваченную корреспонденцию с Пасван-оглы, достойную полного осуждения.
Мадам Гулиани также дала должность шефа полиции в Бухаресте своему двоюродному брату, одному Филипеско, шпиону, известному туркам.
Таким образом раздавались и другие места. Кабинет и канцелярия Кутузова были центром всех интриг.
Преступный и грешный старик был осажден всеми этими индивидуумами, которые старались овладеть его доверием, и стоило им достичь желаемого, как они его обманывали самым безбожным образом.
Один князь Горчаков, довольно симпатичный поэт, но человек не имеющий никакого понятия о последовательной работе, весьма продажный и интересант, прибыл недавно из Петербурга, чтобы управлять гражданской канцелярией. Ничего не делал и, не имея никакой опытности в делах, он только запутывал все и пользовался всеми.
Кутузов, заметив его, рассказал мне о нем; я ему посоветовал прогнать его, но он отвечал: «Пожалуй, мне пришлют еще худшего» (быть может, он был прав).
Каждый из его приближенных шел к одной цели. Это была надежда на хорошее место или на основательное содержание.
Кайсаров, сначала адъютант, а затем дежурный полковник, стремился сделаться вторым Закревским. Он был очень умный, энергичный и способный человек, но имел непомерную амбицию. В общем он не заслуживал того, чтобы быть смешанным со всеми этими господами. К сожалению, благодаря своему положению он слишком близко соприкасался с ними, но его нельзя было назвать ни гадким, ни низким, ни неделикатным.
Баротци хотел играть главную дипломатическую роль и погубить господ Фонтонов, которых он публично осуждал за то, что они продались туркам и получили бы значительную сумму денег, если бы им удалось сократить границы.
Корнеги хотел быть генеральным консулом в Бухаресте на место Кирикова.
Иорри хотел быть агентом мирного конгресса, благодаря содействию Чапан-оглы и Вели-паши. Он всего касался и всюду вмешивался, но все, что ни делал, было весьма разумно.
Сергей Репнинский (как я уже говорил) хотел сделаться вице-президентом Валахии и сделался им.
Против всей этой громадной шайки боролся только один генерал Сабанеев – с энергией и прозорливостью, но без успеха. Чересчур откровенный, гордый, опрометчивый и грубый в своих суждениях, он только раздражал Кутузова, вместо того чтобы напоминать ему о его летах и положении.
Это был не такой человек, который мог бы образумить и направить своего шефа, Кутузов, в свою очередь, ненавидел его, но боялся и щадил, как товарища военного министра.
С Сабанеевым были солидарны все честные люди, и все стремились делать добро: Фонтоны, Галинский, Булгаков, директор дипломатической канцелярии и я – потерявший весь свой кредит и покровительство после дела под Рущуком.
В этом гадком кабаке не хватало генерала Маркова, но он не замедлил явиться. Имея на Кутузова, который его отлично знал, громадное влияние, и так как его дивизия принадлежала к армии князя Багратиона, который его ненавидел и презирал, Марков рассчитал, что он гораздо лучше устроит свои дела с Кутузовым. Несмотря на общественное мнение, он добился того, что был послан в Малую Валахию, на место Засса, который, может быть, по неудовольствиям или благодаря тому, что, нажив себе состояние, не хотел себя компрометировать, стремился оставить армию и под предлогом болезни, скорее притворной, чем действительной, отпросился уехать на некоторое время в Одессу.
В случае войны оставалось только одно верное средство потерять Малую Валахию – это не задержать Засса и отправить туда Маркова, что Кутузов и не замедлил сделать.
Марков, желая этого места, обещал себе во всем следовать примеру Засса касательно финансовых вопросов, но ему пришлось только подбирать колосья, так как жатва была уже собрана. Он скопил только 2000 дукатов, но этого было мало, он был опечален и даже жаловался.
Зимой правление в Валахии еще раз изменилось; кроме народа, жалобы несчастных валахов и, наконец, угроза, что если оставят администрацию такою, какою она была, то страна будет совершенно разорена, и армия, не имея продовольствия, принуждена была насильно произвести эту перемену, которой и я сильно способствовал.
Вестиар Самуркаш во время своего правления занимался такими грабежами и совершал такие преступления, что оставить его на месте не было возможным. Такое наказание совершенно удовлетворяло строгой справедливости русских. Французы и англичане подвергли бы такого Самуркаша очень строгому наказанию, которого он и заслуживал вполне.